Пути и перепутья (СИ) - Коллектив авторов - Страница 51

Разумеется, узнав о случившемся, Холмс немедленно вернулся бы в Англию, подвергнув свою жизнь смертельной опасности. Но даже самопожертвование моего друга вряд ли спасло бы Мэри и меня: шайка Мориарти не оставляла свидетелей…

Так что Холмс все сделал верно. Я понимал это очень хорошо, поскольку лучше большинства людей знал, на что способны бандиты, с которыми он вел непримиримую борьбу.

Главная проблема наших отношений после возвращения Холмса заключалась в ином. Три года, прожитые трудно и порознь, напоминали о себе практически постоянно. Былое взаимопонимание оказалось непросто восстановить. Но я видел, как мой друг день за днем, не всегда чутко, но очень упрямо, старается вернуть мое доверие, и, признаюсь, его упорство и целеустремленность тешили мое тщеславие.

Что же касается меня, именно помощь Холмсу я уже давно считал своей важнейшей жизненной задачей. Пусть, я врач, но свое предназначение я вижу далеко не только в том, чтобы лечить. На это способны десятки тысяч моих коллег по всему миру. А вот ассистировать одному из величайших умов современности, помогать ему расследовать загадочные преступления и защищать несчастных от зла под силу гораздо меньшему числу людей. По странному стечению обстоятельств, судьба стать помощником великого сыщика выпала именно мне, и я сомневаюсь, что Холмс сумел бы быстро найти мне замену, даже если бы захотел.

Больше всего меня беспокоило физическое и душевное состояние Холмса. Верный решению, принятому еще до исчезновения, он больше не употреблял наркотики, но я знал, что прежде Холмс использовал кокаин главным образом для того, чтобы с его помощью сбрасывать напряжение.

Сочетание очень необычного характера и еще более странного образа жизни привело к тому, что он отчаянно нуждался в регулярных физических и умственных нагрузках. Когда Холмс был завален работой, все шло хорошо. Конечно, далеко не каждый злоумышленник, подобно небезызвестному Гримсби Ройлотту, мог с легкостью согнуть кочергу. Но любой контакт с преступником таил в себе опасность и, значит, требовал от Холмса физического напряжения и постоянной готовности отразить внезапный удар. А расследования запутанных злодеяний позволяли моему другу проявить всю мощь своего интеллекта.

Увы, порой Холмс бездельничал недели напролет. Это не могло пошатнуть его финансовое благополучие: гонорары от богатых клиентов, полученные ранее, позволяли жить на широкую ногу. Однако они не давали работы телу и уму, жизненно необходимой для моего друга.

От хандры не всегда спасали даже новые дела. Нередко преступления, которые расследовал Холмс, оказывались до ужаса простыми.

Значит, следовало найти иные возможности. Мой друг сам все прекрасно понимал и сумел решить половину проблемы, инкогнито участвуя в боксерских поединках, которые проходили в бедных кварталах. Чаще побеждал, но, даже проиграв вчистую, Холмс возвращался на Бейкер-стрит очень довольный и, пока я накладывал швы на его раны, с азартом пересказывал самые жестокие моменты битв, в которых ему довелось поучаствовать.

Однако нам довольно долго не удавалось придумать, как помочь Холмсу сбросить умственное напряжение. Не без некоторого самодовольства отмечу, что решение нашел именно я. В дни затишья нужно было предлагать моему другу расследовать знаменитые преступления прошлого, которые так и остались нераскрытыми. Сделав это, я поразился своему прежнему скудоумию: выход из тупика всегда был перед глазами. Но порой очевидного не замечает даже Шерлок Холмс; что уж говорить о простых смертных.

Начать я решил со злодеяния, заставлявшего мое сердце замирать от страха, когда я был ребенком. Холмс, в чьих жилах течет и французская кровь, наверняка тоже слышал об этом ужасном происшествии.

Итак, в один дождливый, промозглый день, когда после обеда мы с Холмсом уселись у камина, я напомнил моему другу о Жеводанском звере. Это жуткое чудовище три года нагоняло страх на обитателей южной французской провинции. С 1664 по 1667 год монстр совершил около двухсот пятидесяти нападений на людей. Сто девятнадцать из них закончились гибелью несчастных жертв. При этом свирепое чудовище обладало поистине дьявольской хитростью, позволявшей ему раз за разом уходить от самых опытных охотников.

Поначалу Холмс слушал меня весьма скептически, однако потом заинтересовался. Словно губка, он впитывал каждое слово моего рассказа, то хмурясь, то кивая каким-то своим мыслям.

Когда я закончил, он улыбнулся и сказал:

— Уотсон, вы задали интересную задачу! Некоторые моменты в этой истории очевидны уже сейчас, но кое-что, признаюсь, ставит меня в тупик. Что ж, хорошо это или плохо — торопиться здесь некуда. Поэтому рано или поздно я непременно найду разгадку…

На следующее утро Холмс принялся за расследование. Он целыми днями пропадал в библиотеках, вел переписку и встречался с людьми, в которых даже я узнавал страстных охотников, хоть и был равнодушен к этому занятию.

Конечно, не раз и не два изучение злодеяний прошлого века приходилось прерывать ради поисков современных злодеев. Но, отправив за решетку очередного преступника, мой друг непременно возвращался к Жеводанскому зверю.

В какой-то момент мне показалось, что расследование зашло в тупик. Холмс снова и снова пересматривал старинные документы, недавно полученные письма, выписки, собственноручно сделанные в библиотеках, и хмурился. Затем с мрачным видом вставал и начинал терзать скрипку.

Признаюсь честно, я не заметил, когда именно мой друг наконец нашел путеводную нить в лабиринте тайн прошлого. Все-таки Холмс очень хорошо умел скрывать свои чувства. Для меня эта история закончилась в тот вечер, когда он сказал:

— Что ж, Уотсон, загадка Жеводанского зверя решена. Она оказалась очень простой — действительно задача на одну трубку. Честно говоря, очень удивлен, почему раньше никто не докопался до истины. Видимо, современники если не понимали, то чувствовали, что это очень опасно. Потом случился якобинский террор, заставивший померкнуть кровожадность всех зверей мира. Затем начались наполеоновские войны, и всем по-прежнему было не до преступлений прошлого. Когда же во Франции наконец воцарился мир, история Жеводанского чудовища для всех превратилась в сказку, которая неподвластна человеческому уму. Конечно, некоторые по-прежнему пытаются раскрыть тайну и выдвигают гипотезы, очень близкие к истине, но хватает и откровенного бреда, в котором тонет правда.

— Поверить не могу, что эта жуткая тайна наконец раскрыта! — Признаюсь, ощущение скорого разрешения загадки, так пугавшей меня в прошлом, заставляло мое сердце трепетать. Будучи ребенком, я долгое время просыпался в холодном поту, представляя себе нависающую надо мною оскаленную морду чудовищного волка. Именно таковым мне представлялся Зверь. И вот скоро я узнаю, как все было на самом деле! Я подался к Холмсу, готовясь узнать все обстоятельства этого страшного дела.

— Она раскрыта, Уотсон, и на поверку оказалась еще более мерзкой, чем казалась.

— Неужели это возможно? — изумился я.

Холмс глубоко вздохнул и начал рассказ.

— Для начала расчистим от явных нелепиц поле, заваленное множеством версий, и посмотрим, что останется. Во-первых, сразу же отметем гипотезу о сверхъестественной сущности зверя. Абсолютно убежден: как и в случае с одной весьма неприятной собакой, это дело рук дьявольски хитрого человека, а не Сатаны. Затем отправим в ту же мусорную корзину идею о том, что невежественные, трусливые крестьяне приняли за чудище обычного большого волка. Допустить такое способен лишь человек, который видел деревню только из окон дилижанса или вагона. Если некоторым самодовольным интеллектуалам хочется считать народ скопищем пугливых идиотов — это их дело. Нам не стоит повторять чужие ошибки. Да, при первом знакомстве крестьяне нередко кажутся совершеннейшими дураками, но в большинстве случаев это лишь маскировка. Дело в том, что мы, горожане, кажемся сельским жителям еще большими идиотами, чем они нам. Вот крестьяне и не тратят душевные силы на общение с теми, кого абсолютно не уважают.