Пути и перепутья (СИ) - Коллектив авторов - Страница 42

Старое? Он подумает, что из него следует взять с собой.

fandom Antiquity 2016

— Знаешь, чего я не понимаю? — Артемида задумчиво накрутила на палец локон.

— Чего же? — Афина насмешливо посмотрела на нее, отвлекшись от создания очередного плаща.

— Зачем ты вообще ввязалась в эту авантюру с яблоком? — Артемида подала сестре новую нитку.

— Ну… Причин было несколько, на самом деле, — хмыкнула Афина и немного откинулась назад.

После довольно долгой паузы Артемида не выдержала:

— Так почему?!

Афина рассмеялась:

— Нетерпеливая. Впрочем, ладно, открою секрет.

Она погладила полуготовое полотно ладонью и посмотрела на Артемиду:

— Во-первых, это яблоко упало прямо перед моим носом. И отсюда следует «во-вторых» — оно забрызгало мой новый хитон!

— Да ладно тебе! Там же всего пара капель была! — не удержалась Артемида.

— Как всем уже давно известно, даже от пары капель могут дети быть! — фыркнула Афина, возвращаясь к работе.

— Но это же не главные причины! — воскликнула Артемида, заерзав.

— Ах, да… — Афина кивнула и добавила: — А в-третьих, я видела глаза Геры, коими она смотрела на это яблоко. Я просто не могла удержаться и не позлить ее.

— Хм… Интересно, а Афродита тогда зачем?..

— Вот ее и спроси, — поджала губы Афина. — А мне надо плащ закончить. Гефест сегодня забрать хотел.

— Гефе-е-ест? — понимающе улыбнулась Артемида. — Он ведь как раз напротив тебя сидел…

— Оставь свои домыслы при себе, Арте! Я ему этот плащ уже давно обещала. За новые наручи, — Афина поджала губы и укоризненно посмотрела на сестру.

— Конечно-конечно! — усиленно закивала та. — Значит, Геру позлить?

— Ну да.

Дворец Афродиты можно было назвать таковым лишь условно: здание, хоть и из редкого сорта белоснежного мрамора, было не очень большим и, скорее, уютным, чем пышным. Но вот что полностью соответствовало пафосному названию, так это сад. Дурманящий запах многочисленных цветов встречал путника задолго до того, как перед его взором возникало облаком… или, точнее, пеной жилище самой прекрасной богини Олимпа.

Афродита нашлась в саду: она сосредоточенно рассматривала бледно-розовые розы и, аккуратно отрезая лишь самые пышные из них, складывала их в корзинку, которую держала закутанная в покрывало с головы до ног рабыня.

— А, это ты, Артемида… — Афродита даже не повернулась, нежно придерживая тяжелую головку цветка пальцами. — Не правда ли, она прекрасна.

— Как и все у тебя, — хмыкнула Артемида и устроилась на лавочке.

— Ты что-то хотела? — Афродита взмахом руки отправила служанку прочь, а сама, отрезав цветок, заправила его в прическу.

— Ну… — Артемида с легкой завистью наблюдала за действиями Афродиты. — Вообще-то хотела спросить, а зачем ты влезла в спор за яблоко? Геру позлить?

Афродита посмотрела на юную богиню и мысленно вздохнула. Разве ж можно объяснить этому ребенку, который столь отчаянно цепляется за свою невинность, что мужчины, даже самые лучшие, непостоянны — словно у всех у них среди предков был Эол. А может, и был, кто теперь узнает? И как бы прекрасна, свежа и юна ты ни была, мужчина все равно рано или поздно обратит свой взор в другую сторону. Так уже было с Гефестом, которого она, по сути, отбила у Афины: никакие хитрости и уловки не смогли удержать его подле нее — и чем дальше, тем больше времени Гефест проводил в своей кузнице. Как же Афродита ненавидила ее тогда! Впрочем, ненависть исчезла, стоило лишь в ее жизни появиться Аресу. И она действительно любила своего жесткого и грубоватого супруга, но… Всегда есть это самое «но». Он начал скучать с ней. И даже война уже не веселила его так, как раньше. А еще дети. Милые малыши, но они тоже требуют времени. Афродита видела, как подобрались все боги, когда прочитали надпись на яблоке, как оценивающе прошлись взглядами по всем присутствующим богиням, как жадно смотрел Гефест на зардевшуюся Афину, перед которой и упал этот злосчастный плод. И тогда она, Афродита, решилась — протянула руку к яблоку: «Это мне? Как мило…» И почти сразу же почувствовала, как забурлил ихор в жилах богов, как потянулись к ней страстные взоры… А еще заметила, как яростно стиснул зубы Арес, с трудом удержавший себя от того, чтобы не перекинуть ее через плечо и не утащить в свою берлогу. Нет, этого невинная Артемида не поймет никогда…

— Зачем? Мне было скучно, — легкомысленно пожала плечами Афродита. — Да и… разве оно не мне предназначалось?

Артемида окинула взглядом идеальную фигуру, закутанную в тончайшую паутинку переливчатого шелка, тяжелые золотые косы, уложенные в сложную прическу, наивно глядящие на нее голубые глаза в обрамлении длинных темных ресниц, и кивнула:

— Ну да, тебе.

— Опять он сумел меня обхитрить! — Гера с ненавистью смотрела в сосуд, показывающий, что творится в мире смертных. — Проклятый Геракл! Опять он ускользнул!

Как же она ненавидела и этого Геракла, и его мать, соблазнившую своим тощим задом любимого супруга, и всех прочих девиц, женщин и их отпрысков! Была бы ее воля — всех бы в Тартар отправила! Особенно этих молоденьких божков: еще борода не пробилась, а все туда же — в каждый пифос без масла пролезут, мнение свое ценное выскажут, еще и издеваются при каждом удобном случае!

— Чтоб он сдох! — в сердцах воскликнула Гера и замерла, услышав шелест крыльев.

— Нет, ты посмотри: у него точно сотрясение мозга, — мурлыкнул из-под потолка очень знакомый голос.

— А у него есть чему сотрясаться? — тихо рассмеялся другой, не менее знакомый.

— Ну, а вдруг…

— Гипнос, Морфей, — Гера оскалилась. — Вот вы-то мне и нужны!

— Чем мы можем помочь прекрасной царице? — Гипнос кинул на Геру томный взгляд из-под ресниц. — Подарить самый прекрасный сон на свете?

— Нет, — Гера посмотрела на сосуд. — Не мне — ему. Подарите ему самый долгий, самый приятный, самый затягивающий сон.

«Чтоб он никогда не проснулся!»

— Легко! — рассмеялся Морфей и, схватив Гипноса за руку, взлетел ввысь.

Гера довольно улыбнулась и направилась к своему любимому источнику — подготовиться к вечернему пиру.

— Ах, как же ты устал, герой, — прошелестел над ухом бредущего с поля боя Геракла гипнотический голос. — Приляг в тени этой оливы, отдохни.

— Нет! — Геракл был воином, а потому знал, что есть моменты, когда спать нельзя.

Но хочется.

Голос Гипноса действовал одуряюще, лишал воли, и Гераклу стоило больших трудов сопротивляться ему. Но когда к уговорам присоединился еще и Морфей, чей голос просто очаровывал, Геракл почувствал неодолимую жажду прилечь. Вот тут, в тенечке скалы. Очень удобное место. И тихое. Впрочем, тут везде тихо.

Геракл затряс головой и рванул к ручью — может, хоть холодная вода подарит немного столь необходимой бодрости. Но увы, она совсем не помогла, а голоса за спиной все уговаривали и уговаривали.

— Можно тут, на травке — здесь так свежо и приятно, — нашептывал в одно ухо Гипнос.

— Всего лишь на мгновение прикрыть глаза — ничего плохого от этого не будет, а отдыхать надо даже сыновьям богов, — вторил ему Морфей.

— Это ненадолго…

— Только прилечь, отдохнуть…

— Во сне все раны исцеляются быстрее…

— И силы прибывают…

— Приляг…

— Поспи…

Последнее, что услышал Геракл перед тем, как провалиться в сон, был тихий смех Морфея.

Яблоко упало на стол совсем недалеко от Геры. Она видела надпись на нем, видела зардевшуюся Афину — «Что за дура!» — и подобравшуюся Афродиту, видела, как взгляды всех богов скрестились на несчастном плоде, и как Зевс подмигнул Афродите, тоже видела. И вдруг почувствовала, что она безумно устала от всего этого: и от блядства мужа, и от его ублюдков, и от ожиданий окружающих, и от того, что ее саму Зевс охранял почище Цербера.