Таматарха. Крест и Полумесяц - Злотников Роман - Страница 3

А седьмой и восьмой ряды составляют лучники с ростовыми «английскими» луками. В итоге моя восьмирядная фаланга с шеренгами по пятьсот воинов в каждой достигает в ширину около четырехсот метров и идеально вместилась между рекой и скалами, пробкой закрыв сельджукам путь к отступлению. Вроде бы все готово…

Сердце забилось чуть чаще, и внезапно охватившее меня волнение позволило наконец согреться. Еще раз осмотрев абсолютно ровные, как на параде, шеренги ведомой мной рати, я негромко произнес:

– Вперед.

Греческие горнисты коротко продублировали мою команду, и монолитный строй фаланги сделал первый шаг, а потом еще и еще, медленно, но неотвратимо следуя за врагом. И глядя, как четко сохраняют равнение в шеренгах мои молодцы, как блестят начищенные панцири менавлитов, я подумал, что сравнение моего корпуса с наковальней совсем неуместно, ибо мои воины сами есть молот, чей удар сокрушит сельджуков!

По плану битвы, обговоренному Багратом, Сулой и Кордаром, впереди объединенного грузино-аланского войска должен следовать отряд легких армянских всадников. Именно лучники начнут бой, вступив в перестрелку с сельджуками, они же замаскируют клин тяжелых всадников. Предельно сблизившись с врагом, армяне должны до последнего метать стрелы, а после по команде они галопом разойдутся на фланги, пропуская вперед разогнавшихся катафрактов.

Дружины аланской знати, алдаров, так же как и дружины грузинских феодалов азнаури, во многом похожи и тактикой ведения боя, и вооружением, и броней. И те и другие веками соседствовали с Византией, в прошлом сражались с арабами и сумели создать мощную тяжелую кавалерию по типу ромейской ударной конницы. Правда, у союзников не слишком много наездников – армянский отряд насчитывает всего тысячу человек, три тысячи привел с собой Кордар. И пусть это заслуженные, искушенные воины, в число которых включили и добровольцев, воевавших со мной против половцев, я ожидал значительно большего подкрепления от Дургулеля. Но хитрый музтазхир подставил под удар нас, воспользовавшись обещанием, данным под давлением обстоятельств. Уже позже, следуя вместе с ясами в Грузию, я узнал от Кордара, что цифра в пятьдесят тысяч воинов Аланского царства весьма завышена. Говорить о ней уместно лишь в том случае, если каждого боеспособного мужчину от мала до велика посадить в седло и каждому дать оружие. Впрочем, согласно древней сарматской традиции воином является каждый муж, и ратному искусству мальчиков обучают с младых ногтей. Но все же пятьдесят тысяч ратников никогда не собиралось под знаменами Дургулеля, в самые лучшие годы он мог выдвинуть в поход порядка тридцати, но на деле брал с собой от пятнадцати до двадцати тысяч воинов. И уже эта армия была весьма великой по местным меркам! На этом фоне цифра в три тысячи катафрактов кажется уже и не столь незначительной, учитывая, что численность дружин азнаури примерно равна им. Кроме того, в составе грузинского войска следует до девяти тысяч пешцев, в основном копейщиков-шубосани, где-то четвертую часть пехоты составляют лучники. Особняком держится тысячный отряд воинственных сванов – личный резерв Баграта.

Так вот, по плану битвы удар закованных в броню катафрактов, взявших разгон, по мнению всех без исключения участников военного совета, должен протаранить массу турецких всадников. Последние подадутся назад, причем наверняка в панике, и деваться им будет некуда – слева быстротечная горная река, справа скалы. Только назад, на ряды собственной тяжелой конницы и пехоты, сминая ее! И даже если гулямы не отступят, то порядка и строя точно не сохранят и потому не смогут отразить атаки союзников. Да и не может быть их число слишком велико, вся сельджукская рать не превышает двадцати тысяч воинов, а основа ее – это именно легкие всадники.

Впрочем, отдельно обговаривались действия на случай, если сельджуки выдвинут вперед тяжелую конницу и если враг поставит в голове пехоту. В первом варианте предполагалось ничего не менять и под прикрытием армянских лучников, засыпавших гулямов стрелами, бросить в бой тяжелую конницу. Враг не успеет взять встречный разгон и контратаковать на равных, а значит, ударный клин союзников развалит строй рабов.

А вот терять драгоценных дружинников на копьях пехоты совет посчитал чересчур расточительным, и в случае, если впереди окажутся гулямы-пешцы, Сула предложил бросить в бой всех грузинских лучников. Потери копейщиков под ливнем стрел или расстроят их ряды, сделав легкой добычей для катафрактов, или спровоцируют сельджуков выдвинуть вперед своих легких всадников. И тогда в жизнь будет так или иначе воплощен изначальный план.

В свою очередь, моя фаланга должна медленно приблизиться к вражескому войску с хвоста, но держаться на расстоянии и не ввязываться в битву до того момента, пока турецкие конные стрелки не бросятся спасаться бегством, опрокинутые тараном горских рыцарей. В противном случае мы можем спровоцировать на себя атаку хасс-гулямов, бронированной конницы рабов, а этого не хочет никто в моей рати, и я больше всех. Даже если удержимся – а ведь должны! – то потери будут слишком велики.

И вот, как кажется, первая стадия нашего плана успешно воплощена в жизнь: после пары часов марша мы незаметно вышли в тыл врагу, а ветер, гоняющий с камней снег, скрывает нас белой дымкой. Хотя на расстоянии в полверсты уже различим виднеющийся вдали хвост сельджукской армии. А еще впереди уже послышался гул разгорающейся битвы – и я остановил фалангу. Сразу после команды «стой» из задних рядов протолкнулись командиры стрелков и бросились вперед, отсчитывая шаги и волоча на плече три столбика с полосами ткани, которыми они должны отметить дистанции в сто, двести и триста шагов.

Потянулись томительные минуты ожидания, когда от нас ничего не зависит. Не знаю, как для других, но для меня эти мгновения самые тяжелые. Что такое война для солдата испокон веков? Битвы, дозоры, стычки, нападения из засад – все это, по сути, лишь короткие мгновения между бесконечными маршами, не важно, пешими или конными, да вечными мечтами о привале и горячей каше.

Но битвы, подобные той, что произойдет сегодня, что уже началась, есть кульминация всех наших тягот и невзгод, конечный результат того, ради чего мы прошагали сотни верст, мерзли у костров в горах, ежедневно жрали опостылевшую всем без исключения кашу да черствый хлеб. Эта битва втянет в себя тысячи судеб, тысячи надежд, тысячи устремлений – после кого-то она отпустит, может, даже окрылит, но большую часть перемелет, сломает, разорвет, скрутит… И мечты, и жизни. Это очень сильно пугает каждого из нас – достаточно один раз посмотреть на лица взволнованных воинов, на их посуровевшие, устремленные вперед напряженные взгляды, чтобы все понять. И в этом отношении я нисколько не отличаюсь от прочих воев, гибель здесь означает для меня смерть – конечную и неотвратимую во всех смыслах.

Потому-то ждать и трудно, и страшно, слишком тяжелые думы лезут в голову. Начнется бой, они отступят, сменившись горячкой схватки, в которой мне придется руководить воинами. Но сейчас это бесконечное ожидание, и мысли терзают душу, нестерпимо жгут ее изнутри, а в голове звучат лишь два слова: «Скорее бы»…

И словно в ответ на мою безмолвную мольбу ряды вражеской конницы заколыхались, задрожали, и всадники в хвосте сельджукской рати принялись разворачивать лошадей.

Началось!

– Приготовиться к схватке, копья склонить! По команде сомкнуть щиты!

Мои слова подхватили тысяцкие, за ними сотники и десятники, и тихие, вполголоса команды зашелестели по строю фаланги, словно листва на ветру. Тем временем сельджуки уже набирали скорость – видно, крепко прижали их катафракты союзников!

– Лучники, приготовиться к стрельбе по сигналу!

Всадники врага наконец-то заметили преградивший им путь монолитный строй фаланги. Истерично заревели боевые рога в ближних к нам рядах, что-то яростное завопили воины – но не свернули и не замедлили шаг, а лишь разогнались. Я напряженно смотрел на отметины, оставленные в трехстах шагах от восьмого ряда моих стрелков, к которым стремительно приближались турки…