Ответочка (СИ) - Калинин Алексей - Страница 4

Потом всё вроде бы утихло, но до Кацуми доносились слова злопыхателей, которые к месту и не к месту сравнивали её с пропавшей Азуми Симидзу.

— Нет, как я много раз говорила полицейским — я ничего не знаю о судьбе бедной Азуми. Я искренне сожалею о её пропаже. Также, как и остальные читатели, я выискиваю крупицы информации и слежу за полицейскими сообщениями, — Кацуми хотела бы услышать свой голос со стороны.

Рука Сэкико пожала её локоть. Писательница с благодарностью взглянула на агента.

— Мы верим вам! — в полной тишине раздался невнятный голос.

Кацуми невольно подняла глаза на крикнувшего, и кресло снова дернулось. За спинами стоящих читателей возвышался тот самый огромный мужчина в синем комбинезоне. Тот же застывший змеиный взгляд, лицо без эмоций и чуть приоткрытый овал рта. Кацуми поперхнулась и закашлялась. Она отпила немного воды из стакана и кашель успокоился. Когда же вновь подняла глаза на странного незнакомца, то его не было.

По спине девушки пробежался холодок, словно она лежала обнаженной дома на кровати и на неё попала волна воздуха от вентилятора. Где-то в солнечном сплетении возникла пустота, какая появляется при резком спуске с русских горок. Такое ощущение, что желудок остается позади и летит следом за вагончиком, а внутри возникает крик и растет, растет, растет, пока не заполняет всё существо и не вырывается диким визгом наружу.

Навстречу Кацуми качнулся стол. Она заметила, как Сэкико подхватила её под руку и уставилась бездонными карими глазами. Коричневые, как драже «М&М's» зрачки шарили по лицу Кацуми. Сэкико открыла рот, начала шевелить губами, но Кацуми не понимала её. Звуки доносились сквозь вату в ушах.

Домой!

Ей очень нужно домой!

Спрятаться от этих репортеров, непонятных и страшных людей с детскими лицами, фанатов, которые тянут крючковатые лапы с зажатыми книгами.

Домой!

И спать…

Она очень устала…

Очень…

Сэкико что-то говорила, обращаясь в зал, а Дженшин уже подбегал к столу. Как раз вовремя — столешница снова бросилась в атаку и попыталась ударить писательницу по лбу.

Муж удержал Кацуми от падения. Она откинулась назад и посмотрела на него с благодарностью.

— Домой, милый. Отвези меня домой, — неловкие слова выталкивались с трудом, будто цеплялись звуками-крючьями за небо, язык, губы.

Дженшин что-то говорил, но Кацуми его не слышала. Вокруг плясали цветные пятна, лица превращались в маски, а люди в карикатурных клоунов. Злых клоунов, вроде Пеннивайза.

Этот клоун только снаружи веселый, а внутри он очень злой и специально раскармливает детишек, чтобы потом утащить их в канализацию и съесть…

На улице ей стало легче. Свежий воздух позволил прийти в себя и услышать взволнованный голос Дженшина.

— Что с тобой случилось, Кацуми? Ты меня слышишь? Едем в больницу! — он открыл машину и со всевозможной осторожностью посадил её в машину.

— Не надо, Дженшин. Всё в порядке. Я просто переутомилась, — взяла его за руку Кацуми. — Отвези меня домой. Всё хорошо, я просто устала.

Муж долгим взглядом буравил её лицо. Грудь вздымалась, и он не отпускал руку жены. Наконец, Дженшин закрыл дверь и сел на водительское сиденье.

— Завтра я приглашу доктора Ито. А сегодня тебе действительно нужен покой. Я постараюсь вести аккуратно.

Кацуми погладила его по руке. Глаза слипались, но она всё равно улыбнулась ему и прошептала:

— Я люблю тебя…

Он был внутри неё, двигался и жил. Огромный, заполняющий без остатка, выталкивающий последние крохи воздуха из возбужденного естества.

Горячие ладони требовательно скользили по телу, пробуждая дремлющие чувства. Твердые пальцы сжимали набухшие соски то нежно, словно они были из тончайшего хрусталя, то в следующий миг будто пытались выдавить сок из крупных ягод.

Она была его музыкальным инструментом, из которого извлекались стоны разной тональности. Каждый толчок дарил неизмеримое блаженство. Дженшин был сегодня особенно могучим, жаждущим и ненасытным.

Она не открывала глаза — притворялась спящей. Так они делали пару раз и Дженшину это безумно нравилось. Писательница даже перенесла одну из сцен в свой роман — как же приятно было наблюдать за набухающей ширинкой Дженшина, когда он читал эту главу.

Кацуми не помнила, как они оказались дома. Скорее всего любимый мужчина перенес из машины в спальню. Он такой заботливый…

Ещё толчок. Грубее.

…и такой страстный…

Мощь его впервые была такой жестокой и требовательной. Кацуми показалось, что муж вовсе не стремился доставить ей хотя бы каплю удовольствия, скорее он заботился только о себе.

И запах…

Почему-то пахло протухшими яйцами. Такой аромат Кацуми ощущала на болотах Манчак в Луизиане, где набирала материал про королеву Вуду, проклявшую эти места.

Пахло сероводородом…

— Да-а, Дженшин, — простонала Кацуми. — Трахай меня, любимый! Трахай изо всех сил!

Неожиданно раздался чужой мужской голос:

«Его рука скользнула вниз и нажала на сосредоточение блаженства. Генриетта простонала, но из закрытого рта донеслось только глухое мычание. Повелитель Тьмы не хотел, чтобы его слуги слышали, как ангелу приятно».

Кацуми узнала эти строчки — они из её новой книги «Сладкий ад». Тут же рука Дженшина зажала ей рот, а вторая скользнула вниз, к «сосредоточению блаженства».

Вот только рука, зажавшая рот, была вовсе не Дженшина — по ощущениям это была какая-то совковая лопата, а не рука.

Ямамото-сан распахнула глаза и если бы не зажавшая рот ладонь, то завизжала во всю мощь легких.

На неё с любопытством уставился человеческий череп. Он висел на расстоянии трех шагов и пялился. Ошметки плоти свисали почерневшими липовыми листьями, клочки волос напоминали пучки прошлогодней травы. Лишь спустя три секунды она заметила бирку «Веселый пакостник» — бирку магазина глупых приколов.

За идиотским черепом алели языки медлительного пламени, такое можно увидеть в камине общего зала библиотеки, и возле него всегда было приятно сидеть с бокалом «Кьянти».

Ещё толчок, заставивший Кацуми промычать.

Ей уже не было приятно. Огромный стержень давил изнутри и грозил разорвать писательницу пополам.

Кацуми забилась, как бабочка, которую мрачный коллекционер медленно пришпиливает к картонке. Она увидела, что за пляшущими языками пламени возвышалась огромная гора. По камням сновали люди со странными приспособлениями на голове, похожими на коровьи рога. В руках людей были трезубцы, и они ловко мешали ими в больших чанах, под которыми горели костры.

Но забилась Кацуми не из-за вида людей с рогами, или горы в кровавых отблесках — она увидела, кто варился в кипятке. Сотни мужчин и женщин разевали рты в беззвучном крике и махали ошпаренными руками в попытках вылезти наружу.

Судя по мелким пикселям, это был экран телевизора. Какая-то запись про ад?

Дженшин придумал новое развлечение? Глупое развлечение. Неприятное.

Снова раздался мужской голос:

«Повелитель Тьмы сжал мягкие груди Генриетты, и та прогнулась в спине, чтобы впустить насильника ещё глубже. Она хотела вырваться и вместе с тем мечтала о том, чтобы эти мгновения продолжались вечно».

Рот Кацуми оказался свободен, а грудь погрузилась в тиски жестких ладоней. Дженшину нравились «авокадо с земляничками» потому, что его ладони почти полностью их накрывали. А сейчас груди потерялись в океане мозолистой кожи.

У Дженшина не было мозолей!

У него не было таких огромных лапищ!

У него не было такого толстого и длинного…

Это не Дженшин!

Остатки сна улетучились. Кацуми оглянулась на того, кто был позади. Дикий визг присоединился к крикам людей из чанов.

Позади скалился…

Дьявол!

Лицо краснокожего мужчины напоминало результат дикого эксперимента по соединению человека и козла. Бараньи рога закручивались спиралью и росли прямо из покатого лба. Мускулистое тело могло дать фору победителю конкурса «Мистер Олимпия». Похожее существо Кацуми видела на многочисленных иконах, а также в фильме «Хеллбой». Да, именно с Хеллбоем можно сравнить этого массивного монстра.