Няня поневоле (СИ) - Волкова Виктория Борисовна - Страница 51

Я проваливаюсь в сон только под утро. Вижу Веронику, стоящую на холме. И спешащего к ней Синявкина. Кричу во всю глотку. Прошу убежать. Но моя первая жена словно не слышит. И внезапно превращается в Линару. А вместо Синьки по горе к ней уже спешит Шмелев. И я лечу наперерез. И успеваю подхватить Линару. Но, оступившись, лечу кувырком. И падаю на траву. И только потом понимаю, что это не трава, а сукно в казино. Рядом крутится рулетка, и шарик летит по красным и черным квадратам. Прикидываю скорость шарика и скорость движения колеса.

«Скорее всего, станет на девятку, — думаю я, просчитывая вероятность. Но рулетка останавливается, и шарик замирает на зеро. Словно наяву вижу черный сектор и слышу голос отца.

— Осторожно, Сережа. Ты привык доверять людям!

Вздрагиваю, просыпаясь. Тихонько, чтобы не разбудить Линару, выбираюсь из постели. Еле слышно целую пахнущие цитрусом волосы. И наскоро одевшись, выхожу в кухню, где уже завтракают Трофим и Ступа.

— Когда обратно поедем? — спрашивает меня Ступа с набитым ртом. — Ты билеты по интернету купишь?

— Мы пока останемся здесь, — заявляю я прямо и, встретившись взглядом с хозяином дома, замечаю его чуть заметный кивок. — Илью Шмелева закрыли за побои. Вроде как Линара свидетель, — сочиняю на ходу. И сам не понимаю, почему я вру.

— А жить где будете? — встревает в разговор Трофим. — Тебе бы охрану обеспечить…

— Так тут через два квартала Лехина тетка живет, — философски замечает Петр Иваныч. — У нее дом прекрасный. Она всегда гостям рада. А охраной я пособлю маленько…

Еле сдерживаюсь от распирающего грудь смеха. Более бессовестной и наглой лжи я не встречал никогда. Папина тетка славится ужасным характером. Живет в старой развалюхе и даже собственных детей на порог не пускает.

— Да, — киваю я. — Обидится еще, что с молодой женой гостил, а с ней не повидался. Короче, мы пока здесь побудем, пацаны. Только никому ни слова. Договорились?

— Тетка? — удивляется Ступа. — Мы с тобой всю жизнь дружим, Назарет. А я впервые о ней слышу.

— Да ты вроде телками интересуешься, а не тетками, — хмыкаю весело. И достав айфон, беру билеты на ближайший поезд до Никитска.

— Вот что, Трофим, — замечаю тихо, когда Ступа выходит отлить. — Установи везде камеры видеонаблюдения и поставь весь персонал на прослушку. О подозрительных движняках сообщай мне лично. Понял?

Мясистое лицо моего безопасника вытягивается лишь на секунду. А затем вновь принимает невозмутимое выражение. Покер-фейс, блин!

— Думаешь, кроме Юрки кто-то еще стучит?

— Не знаю, бро, — вздыхаю натужно. — Но ставки в этой игре слишком высоки. Кто-то да заглотит приманку.

— Я надеюсь, близкий круг вне подозрения? — интересуется он уныло.

— Веришь, — усмехаюсь криво, — ни в ком не сомневаюсь, пока не узнаю обратное, — и, повернувшись в сторону санузла, замечаю ворчливо. — Провалился там Ступа, что ли? Вы сейчас на поезд опоздаете.

Ловлю себя на мысли, что мне хочется поскорее выпроводить эту парочку и вернуться в постель. Снова обнять Линару и, погрузившись в сладкую вязкую дрему, млеть от каждого прикосновения любимой. Чувствовать. Знать, что мы вместе.

— Не хотел бы я, чтобы кто-то из них оказался барабанщиком, — бурчу себе под нос, наблюдая с середины двора, как Трофим и Ступа бодро маршируют к калитке. Хлопает металлическая дверца. Слышится звук отъезжающего такси.

— Предают только свои, — пожимает плечами стоящий рядом Петр Иваныч и добавляет сипло. — Сейчас поберечься надо. Если эти твои верные не выдадут, никто не догадается здесь поискать.

Он порывается сказать еще что-то, когда в кармане ватника тренькает старенький кнопочный телефон. Отхожу в сторону, считая разговор законченным. Не маячить же под носом! Но только делаю шаг к ступенькам, как хриплый бас хозяина дома пригвождает меня к месту.

— Подожди, — рыкает он мне, а потом обращается к собеседнику. — Да понял я, понял… Принял к исполнению…

Вглядываюсь в вмиг помрачневшее лицо. Тут и без слов все ясно. Вероятно, старая образина проснулась, обнаружила пропажу и нахимичила новых гадостей. Руки сжимаются в кулаки, а в башке, словно карусель, прокручиваются варианты. Объявить Линару во Всероссийский розыск? Но она может отказаться видеться со Шмелевым…

«Что еще?» — думаю лихорадочно. И не нахожу ответа. Мама с Марком дома. На охраняемой территории. Могут, конечно, труп подкинуть… Но это вряд ли…

— Брат звонил, — полушепотом сообщает Петр Иванович и поднимает глаза к небу, словно этим простым жестом пытается намекнуть, какой именно брат. — На тебя ориентировка пришла. Вроде как подозревают в убийстве некоего Николая Синявкина.

— Когда грохнули? — спрашиваю, поперхнувшись от волнения.

— Четыре дня назад. В лесу под Никитском нашли. На руках следы от веревки, — морщится хозяин дома. Понимаю его. Кому охота принимать в своем доме убийцу!

— У меня алиби. Заграницей был… — бросаю зло. — Я, конечно, кричал, как идиот, когда хоронил Веронику. Но кто-то за меня сделал мою работу.

— Значит, Ванькины люди запросят данные погранслужбы и снимут с тебя подозрение, — усмехнувшись, заявляет Петр Иваныч.

— Может, нам переехать? — спрашиваю с вызовом в голосе.

— Сиди уже, — отмахивается хозяин дома. — Только здесь ты и твоя семья в полной безопасности.

— Спасибо, — протягиваю руку и тут же чувствую, как пальцы немеют от крепкого рукопожатия.

— Не боись, пацан. Прорвемся.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Линара

Тем первым утром в Щелбанчике мы долго не можем насытиться друг другом. Тискаемся, как малолетки. И словно на ощупь проверяем «ты здесь!». Мне удалось вырваться из лап Шмелева. Но если честно, до сих пор не верится в полное освобождение от Федора Ильича! Невероятное стечение обстоятельств, помноженное на мое дикое желание вернуться к Сергею, сыграло решающую роль. А хвастливые откровения Федора Ильича о моей судьбе и облатка эфедрала, случайно оказавшаяся в моей старой дорожной косметичке, пришлись весьма кстати. Но главное, сам Сергей! Когда там, в Липках, я поняла, что он любит меня и ни на минуту не усомнился во мне и при первой возможности бросился в погоню, то решила идти напролом.

— Голова болит, Аполла. Это ж надо было так надраться, — стонал рядом Федор Ильич. — Дай мне энтерос-гель и таблетку от головной боли.

— Если вы их выпьете сразу, то детокс вымоет из организма обезболивающее. Сначала нужно принять энтерос-гель, — заявляю голосом проснувшегося во мне медработника.

— Нет, — упрямо твердит Шмелев. — Давай сначала обезбол, минут через десять выпью детокс.

Можно, конечно, объяснить, что нельзя принимать таблетки в состоянии алкогольного опьянения. Чревато. Но я молчу. Шмелев и так знает о последствиях.

— Хорошо, — медленно поднимаюсь с постели. Руки дрожат. Но главное — не выдать себя. Достаю из несессера Шмелева тюбик с детоксом, а из своей косметички осторожно вытягиваю эфедрал, моля бога затуманить и без того воспаленный мозг Шмелева.

«Господи, помоги, только бы не заметил», — шепчу я мысленно, подавая таблетки ненавистному бывшему мужу. Федор Ильич по привычке спокойно принимает лекарство из моих рук и откидывает голову на подушку. А я сажусь в кресло напротив. Жду, словно игуана, наблюдая за своей жертвой. И сама себе противна в этот момент.

— Почему не ложишься? — заплетающимся языком спрашивает Федор Ильич.

— Вот дам вам детокс и лягу, — огрызаюсь я. Наливаю из бутылки в стакан воду. Набираю в ложку полупрозрачный гель. И чувствую, как трясутся поджилки.

«Перестань, — убеждаю саму себя. — Ты же не убила его! Просто притупила бдительность!»

Но даже эта маленькая афера давит на меня тяжелым грузом. До сих пор рефлексирую. Жив ли Шмелев? Смог ли проснуться? А если нет… то я окажусь убийцей. Нет! Нет! Пусть проспит до Перми! Или проснется перед самой Москвой. Я не желаю Шмелеву смерти. Просто воспользовалась шансом уйти к любимому мужчине.