Няня по принуждению (СИ) - Шварц Анна - Страница 32

Стоит нам сделать шаг за порог ванны, как я встречаюсь взглядом с нянькой Тимура, которая стоит у дверей и хмуро смотрит на меня. Возле нее столик с тарелками. Тима прижимается к моей ноге всем тельцем и исподлобья смотрит на женщину.

— Доброе утро, — произношу я. Тон выходит холодным, впрочем, и здороваюсь я для галочки, а не потому что хочу быть приветливой. В конце концов, со мной разговаривать не очень стремятся.

— Тимуру пора завтракать, — произносит женщина, а я приподнимаю бровь.

— Можете оставить еду здесь. Спасибо.

— Я покормлю его. Вы можете заниматься своими делами.

У меня вырывается смешок. Черт, это меня сейчас вежливо послали? Женщина поджимает в ответ губы, а я убираю с лица улыбку и вкрадчиво произношу, глядя ей в глаза:

— Малышу уже два года. Его не надо кормить, — я делаю ударение на последнем слове, наблюдая, как лицо женщины странно дергается, — честно говоря, вы плохая нянька. Вы хоть в курсе, что он должен сам управляться с ложкой, потому что это развивает мелкую моторику? Ребенку два года, и он почти не говорит. Это все взаимосвязано, — приподнимаю я брови, — в том числе и силиконовая щеточка, которой вы хотите чистить ему зубы. Можете идти, я сама займусь малышом.

Закончив, я глажу Тимку по голове, успокаивая и направляюсь к столику, чтобы откатить его в сторону от двери. Пора бы попить что-нибудь от нервов. Кажется, я начинаю слишком быстро заводиться.

— Надо было об этом раньше думать, — слышу я неожиданно ядовитый голос няньки и поднимаю на нее взгляд. Темные глаза этой восточной женщины смотрят на меня так, будто проклинают, — вместо того, чтобы трепаться целыми днями со своей подружкой и шляться по магазинам, ты могла бы заниматься мужем и сыном. Пусть меня Амир Ринатович уволит, но я скажу тебе: ты не женщина, а грязная свинья, — я пораженно открываю рот, а нянька приподнимает подбородок, криво улыбаясь, — не должна ты быть в этом доме. Исчезни снова. Сына только оставь отцу.

Она разворачивается и уходит, громко хлопнув дверью и оставив меня в шоке стоять и смотреть ей вслед.

Вот это да. Я выдыхаю, наверное, только спустя минуту. И я даже не могу злиться и грубить этой женщине в ответ на обидные слова. Она говорила про Мирославу, а не про меня.

Неужели этой матери-кукушке всегда было плевать на Тиму? Похоже, она не очень заморачивалась его воспитанием.

Встряхнув головой, чтобы привести мысли в порядок, я сажаю Тиму за столик, пихаю ему в руку ложку, и, оставив разбираться с едой самостоятельно, переодеваюсь, пока он ковыряется в каше.

Нянька больше не заходит к нам с Тимой. Честно говоря, я не очень хочу ее видеть, потому что она явно ненавидит Мирославу, а я явно не хочу слушать больше проклятия, которые эта женщина щедро высыплет мне на голову. Я не смогу ей ничего ответить: будет глупо защищать жену Амира, когда она и меня бесит.

К счастью и Амир не появляется. Только взяв Тимку на прогулку, и спускаясь по ступенькам особняка, я вижу, как отъезжают машины от ворот и грустно усмехаюсь. Ладно, черт, я готова потерпеть этого гада, только если он начнет уделять внимание сыну. Почему-то мне больно за малыша. Он смотрит на черные машины с интересом, немного хмурясь, а я вместо него ощущаю, как в груди разгорается и ворочается обида.

Мы с Тимой играем во дворе долго: до тех пор, пока солнце не начинает ощутимо припекать. Без телефона я ощущаю себя, как без рук — даже не могу узнать, сколько сейчас времени. Поэтому мне приходится увести Тиму обратно в дом. По дороге я замечаю пса, который лежит в кустах, положив морду на лапы и внимательно следит за мной. Я вздрагиваю и на автомате загораживаю собой малыша.

— Только попробуй, — шепчу я псу одними губами. Он поднимает голову и тихо произносит “ваф”, после чего я ускоряю шаг, все время оглядываясь на эту лохматую махину. Слава богу, он просто провожает нас взглядом, но я еще долго успокаиваю сердцебиение, представляя, как этот пес мог бы броситься на нас на прогулке. Неужели Амир не мог посадить его в вольер? Он так и шляется без присмотра по двору?

Часы на стене в холле показывают час. Я разуваю Тимку, присев на плетеное кресло, а когда отставляю ботиночки ребенка в сторону и поднимаю взгляд, то вижу перед собой ту самую злую няньку. Черт.

— Тимуру пора обедать. Я покормлю его, — произносит она все с тем же холодом, как и обычно. У меня вырывается усмешка.

— Поверьте, я с этим сама прекрасно справлюсь, — отвечаю я, а нянька шумно вздыхает.

— Это распоряжение Амира Ринатовича. К вам сейчас приедет женщина, чтобы накрасить и сделать прическу на вечер.

— Я думаю успею покормить Тиму до ее приезда.

— Не успеете, — парирует спокойно нянька, — она уже подъезжает.

Я с сомнением смотрю на Тиму. Неужели я не доверяю этой женщине? Почему? Что-то внутри протестует против того, чтобы я отдавала ей малыша. Но на самом деле именно мне странно и опасно доверять ребенка. Я ему посторонний человек. Никто. Амир даже не знает, что мне может взбрести в голову — будь я совсем мразью, могла бы взять мальчика в заложники и потребовать отпустить меня. Черт, отец Тимки невероятно беспечен.

Затолкав все чувства поглубже, и подавив так некстати проснувшийся материнский инстинкт, я глажу Тимку по спине и тихо произношу:

— Иди поешь, малыш. Мы скоро снова встретимся.

Он, глядя на няньку, отрицательно мотает головой, издав тихое “м-м”. У меня вырывается смешок. Это выглядело забавно.

— Он не хочет, — начинаю я, и замолкаю, потому что вижу, как открывается в дом дверь, и в холл заходит жгучая брюнетка, цокая по полу высоченными каблуками. Следом заглядывает охранник и кивает на меня, что-то коротко сказав девушке.

А я стою и пораженно таращу на нее глаза. Едва уловимая улыбка на губах, глаза со знакомым хитрым прищуром… Сашка!!! В парике или перекрасилась? О, Боже!

— Добрый день, — громко здоровается она, приближаясь. Широко улыбается няньке, а та отвечает ей сухой усмешкой. Потом Сашка поворачивается ко мне и едва ли не кланяется, — Добрый день! Я Ксения, из студии красоты “Персона”.

Ксения! Смотрите-ка. Я пытаюсь понять — то ли это Сашкин цирк, то ли меня зрение подводит, и это действительно просто похожая на нее девушка, а потом слышу тихий голос няньки:

— Не буду вас отвлекать. Отведу Тимура обедать.

— Не случится ничего страшного, если Тимур поест рядом со мной, пока меня приводят в порядок, — произношу медленно я, рассматривая Ксению-Сашу. Малыш обнимает мою ногу, не желая отлипать, и я наклоняюсь, поднимая его на руки, а потом перевожу взгляд на няньку, — попросите принести, пожалуйста, столик и еду в мою комнату.

И, не желая слушать больше ничего, разворачиваюсь и ухожу по направлению к комнате Мирославы. Тима, обнимает меня, положив подбородок на плечо, и, судя по всему, наблюдает за Ксенией-Сашей, которая цокает позади каблуками.

Я захожу в комнату Мирославы и опускаю Тимку на пол. Девушка, тем временем, закрывает дверь, запирает замок на ней, и, развернувшись, улыбается так довольно и широко, что я понимаю: да, дьявол, это Саша.

В следующий момент она эффектно срывает с себя парик, и встряхивает блондинистыми волосами, а у меня вырывается короткое:

— Дура!

— Что?! — восклицает эта дурында, растерянно хлопая ресницами, а я закатываю глаза.

— Я не удивлюсь, если тут везде камеры, Саша. Нафига ты устраиваешь этот цирк?!

— Ой… — тихо произносит девушка, и, украдкой осмотрев потолок, принимается натягивать парик обратно. Я качаю головой.

— Поздно, — усмехаюсь я и делаю шаг, заключая ее в крепкие объятия. Она стискивает меня в ответ, будто бы мы не два дня назад последний раз виделись, а целую вечность. Мне кажется, что так оно и есть. Слишком уж многое произошло в моей жизни за эти дни.

— Я переживала за тебя, ты не представляешь как, — произносит Сашка, — господи, я ждала, когда ты позвонишь мне с того телефона. Но он молчал и молчал.