Тот, кто ловит мотыльков - Михалкова Елена Ивановна - Страница 4

Бабкину стало не по себе. Он довольно долго варился в раздумьях о том, что не сможет работать с Илюшиным после Карелии[1]. Что все зашло слишком далеко. Но вслух ничего не говорил. Не пытался обсуждать с Макаром случившееся. Работал как прежде.

Откуда Илюшин узнал?

Глупый вопрос. Как-как… Это же Илюшин.

– Жена покинула тебя ради каких-то гребенчатых. Ты рулишь арендованной машиной, – перечислил Макар. – Но все наладится, мой бедный друг. Хотя сиденья, конечно, так себе, тут я тебя понимаю.

Сергей осторожно выдохнул. Ничего Макар не понимал, он списывал его нервозность на переживания из-за отъезда Машки в какую-то неведомую глушь. Бабкин уговорил ее взять свой «БМВ», а сам зашел в ближайший автосалон и выбрал «Тахо» – монументальный внедорожник, как описывали его рекламщики. Теперь мучился, никак не мог привыкнуть к габаритам.

«Кто будет возить Илюшина?» Эта мысль впервые пришла ему в голову. Макар не водит машину.

Бабкин неожиданно разозлился. Какого лешего он тут мучается чувством вины?

– Триста метров до конца маршрута, – сообщил навигатор.

Он свернул в проулок и заглушил мотор. Темно-зеленая растянутая гармошка гофрированного забора тянулась вдоль дороги; пыльные плети крапивы с узкими злыми листьями походили на выстроившийся в шеренгу взвод, охраняющий его.

– Ты можешь мне кое-что объяснить? – Сергей вглядывался через лобовое стекло. – Вот есть люди. У них есть деньги на гектар земли и строительство двух домов…

– Трех, кажется, – поправил Макар.

– Ну, мне отсюда не видно. Зачем они ставят это уродство профнастильное? Профнастиловое? В общем, вот это, что перед нами – зачем? Ведь получается же как… как… – Не в силах подобрать достаточно оскорбительных и в то же время цензурных слов, Бабкин смолк.

– От бедности, – сказал Макар.

– Ааа, ну да, ну да. После покупки земли и постройки дома деньги закончились. Скажите спасибо, что не за сеткой Рабица живем.

– От бедности, Серега, во всех смыслах, – повторил Макар, выбрался и пошел к приоткрытым воротам пешком.

Василика Токмакова стояла у окна и смотрела на двоих мужчин, быстро идущих к дому. Впереди – невысокий худощавый парень лет тридцати. Нет, поправила она себя, не такой уж и невысокий. Это обман зрения: он кажется ниже из-за громилы, что движется следом. На лиственнице висит кормушка, в которую Пелагея с Яшкой подсыпают семечки для синиц. Ребятам, чтобы достать до нее, приходится тащить стул. А у громилы голова вровень с фанерным домиком.

Метр девяносто? Или даже выше?

Короткий ежик волос, кожаная куртка до пояса, едва не лопающаяся на спине, загорелая бычья шея. Мрачная неулыбчивая морда.

Господи, кого Жанна наняла?

Парень, идущий первым, вдруг остановился и повернул к ней голову.

Токмакову поразили две вещи. Во-первых, он безошибочно определил, что на него смотрят. Не просто огляделся, а выцелил ее, как охотник белку по еле слышному шуршанию в ветвях.

Во-вторых, башибузук, враскачку топающий за ним, неизбежно должен был в него врезаться. Слишком маленькое расстояние разделяло их, слишком резко затормозил парень. Но вместо того, чтобы подтолкнуть своего спутника в спину, башибузук странно легким, почти незаметным глазу движением ушел в сторону. Это выглядело как фокус, как цирковой номер. Он встал вровень с парнем и что-то спросил.

– Василика Богдановна, – позвал неслышно подошедший Яша. – А нам разве не пора двигать в хоромы?

– Угу, – неопределенно отозвалась Токмакова.

С другой стороны под локоть ее толкнула Пелагея своей ребристой, как у динозавра, головой.

– Жанна Ивановна сказала, что всем обязательно нужно быть!

– Угу-угу.

– Так мы пойдем?

Дети смотрели на нее выжидательно.

– Назара позовите, – попросила Токмакова.

Яшка свистнул. Назар появился секунду спустя. Уставился на Токмакову своими большущими и темными, как сливины, глазами в густых ресницах. Удивительно, думала она, как такие выразительные глаза могут так умело ничего не выражать. Назар легко менял лица. То перед тобой улыбчивый и любезный восточный мальчик, то пасмурный нелюдимый пацан с враждебным взглядом, шакаленок, рычащий из-за дерева.

Сейчас к ней было обращено лицо «благодарный мальчик, который понимает, как много для него сделали».

– Не актерствуй, пожалуйста, – сказала она. – Не до этого.

Назар ухмыльнулся и стал тем, кем он был на самом деле.

– Видите двоих? – она кивнула в окно. – Запомните: у них нет никаких прав. Они не могут заставить вас говорить с ними.

Три головы одновременно повернулись к стеклу. Светлая Пелагеина, вся в косичках, плотно прижатых к черепу. Темная, коротко стриженная – Назара. У Яшки русые волосы лежат гладкой шапочкой, как у мальчика-пажа. У пожилых преподавательниц рука сама тянется погладить его по шелковой макушке. Токмакова пару раз наблюдала в музыкалке, как это происходит. Визгу потом было… Ну, сами виноваты. Это мальчик, а не котенок.

– А они кто? – спросила Пелагея.

– Частные детективы. Жанна Ивановна собирает всех именно затем, чтобы эти люди могли поговорить с нами.

– А опер чо, не явится? – басовито осведомился Назар.

Токмакова помолчала.

– Явится. В свое время. Не знаю, кто придет, оперативник или следователь, но кто-то непременно придет. Они не имеют права разговаривать с вами без родителей.

– Все они имеют, – буркнул Назар. Яшка согласно кивнул. – Не родителей, а законных представителей. Мусора звякнут предкам, спросят, дают ли они согласие. Те вонять не станут. Им вообще пофиг. Вас позовут, чтобы вы присутствовали. Вы и есть законный представитель. Ну и все!

Частные детективы скрылись в доме.

– Вы имеете право не разговаривать с ними, – повторила Токмакова. – Учтите это. А главное, вам ведь и нечего им сказать…

Перед тем как кивнуть, они быстро переглянулись.

– Конечно, Василика Богдановна, – голоском хорошей девочки сказала за всех Пелагея. – Нам с ними совершенно не о чем разговаривать. Мы ведь даже живем на отшибе. Что мы можем знать!

Яшка перетаптывался на месте.

– Так мы чего, потащимся туда или как?

Токмакова строго взглянула на него сверху вниз.

– Довожу до вашего сведения, Яков Владимирович, что в настоящее время у нас должна идти репетиция. Будьте так любезны, проследуйте в репетиционный зал. Я скоро приду.

Не сказав ни слова, дети гуськом вышли из комнаты. Она прислушалась, но за дверью встала прозрачная тишина. Словно оказавшись снаружи, в коридоре, они не затопали, как все нормальные десятилетки, не бросились бежать и не стали толкаться и перешучиваться, а просто исчезли. Беззвучно. Бесследно.

Токмакова приложила холодные пальцы к вискам. Репетиция, да. Им нужно репетировать. А ей нужно придумать, что говорить частным детективам, когда они явятся сюда.

Все отработано. Сначала – знакомство. Наниматель должен представить сыщиков людям, с которыми им предстоит иметь дело. Вступление, но очень важное: оно может задать тон всему расследованию. Затем – опрос свидетелей. В зависимости от обстоятельств, эту обязанность они делили между собой; обычно естественным образом складывалось, что мужчин опрашивает Бабкин, а женщин – Макар.

Но это дело им придется вести иначе. Главная задача сейчас – наладить связь с полицией.

За это целиком и полностью отвечал Сергей, сам бывший оперативник.

Баренцева права: время ценно. Он, собственно, приехал лишь для того, чтобы взглянуть на дом Оксаны и познакомиться с ее близкими.

Все обитатели коттеджа собрались в гостиной. Это была просторная комната с низким потолком, подпираемым колоннами. За годы работы Бабкин привык не удивляться колоннам в самых неожиданных интерьерах. Коринфский ордер в двухкомнатной хрущевке? Милый мой, родной! Маша немного рассказывала ему об архитектуре, и Бабкин, точно попугай Сильвера, временами хрипло вскрикивал про себя, встречая очередной архитектурный изыск в тесной квартире клиента: «Пилястры! Пилястры!»