Выбери любимый жанр

Борьба незримая (Книга 2) - Чудинова Елена В. - Страница 10


Изменить размер шрифта:

10

13

- Слушай, ты всегда такой вежливенький? - Зубов шагал широко и стремительно, однако что-то в его походке невольно наводило на мысль о том, что он должен очень легко вальсировать или танцевать мазурку. - Стенич славный малый, но бывает иногда ослом. Когда он лез к тебе с философией, ты больше всего хотел послать его к ... матери вместе со всем Нероновским Римом. Потому, что плевать тебе сейчас на античную историю. Тебе же одного хочется - молчать. И чтобы к тебе обращались только по делу. Скажешь - не так? Est-ce que ca te gene si je te tutoie?11

- Ca va. - Сережа поддал ногой отвалившийся с какого-то фасада завиток лепнины. - Pour un anarchiste. Quant a l'histoire ancienne... Je prefere que les autres ignorent mes sentiments... Toi suffit.12.

- Ну и паскудное же у тебя произношение.

- Не страдаю насморком.

- Видал я пижонов, но таких, как ты, не доводилось даже среди наших высоколобых.

- Я возрос в либерализме.

- Заметно, иначе не был бы таким снобом. Тебя хоть раз секли в детстве?

- Нет, конечно. - Сережа засмеялся. - Только растаскивали по разным комнатам, когда мы с братцем дрались.

- У тебя один брат? ,

- Да, был. Женька. Погиб в восемнадцатом.

- Я тоже рос вдвоем с братом. Он умер за год до войны, в Биаррице. Легкие. Только нас по комнатам не растаскивали. - Зубов улыбнулся. - Помню, мы как-то с Ленькой сцепились на теннисной площадке... Новенькая такая была площадка, только что красным выложили - отец грунтовальщиков из Англии выписывал, вокруг кусты сирени - ох и катались мы по этой площадке! Четыре часа кряду дрались. Только как-то упустили при этом из виду, что этот новый корт с открытой веранды был виден, как арена в античном амфитеатре. А на веранде, по случаю приятственной погоды, отец со своим кузеном, дядей Костей, разбирали какие-то свои министерские бумаги... Не считая маменьки, которая ввиду буколической атмосферы им собственными ручками подавала кофий. Дядя Костя голову от бумаг поднимет, взглянет: "А не впустую я Леониду бокс показывал". Отец не поворачиваясь: "Что, все дерутся?" "Дерутся". - "Надо же", - и за бумаги.

- Я бы сказал, что либеральнее жилось тебе.

- Черта с два! Я как-то отцовские часы раздраконил - александровские такие, с боем и амурчиками, разбирал я один, Ленька с кузенами только любовались. А высекли всех четырех - за милую душу. А уж корпус... Карцер это тебе не "по разным комнатам", про дранье я не говорю, дранье по сравнению с цугом - сущая ерунденция.

- С чем?

- Цугом. Жаргонное словечко. Это когда тебя будят часа в три ночи и заставляют говорить таблицу умножения на девять.

- Я бы не стал.

- А "темную" не хочешь? Причем, заметь, "темная" - это далеко не самое унизительное из всего, что с тобой могут сделать за посягновеньице на освященную традицию: "зеленый" делает все, что "соленый" прикажет, - хоть кукарекай. Другие "зеленые" тебя тоже не защитят, кстати. Что б ты один сделал против всего дортуара?

- Револьвер бы вытащил. Сразу за предложением умножать среди ночи.

- И палить бы начал? - с подчеркнутым любопытством поинтересовался Зубов.

- ...Не знаю... - смутившийся было Сережа широко улыбнулся, поймав во взгляде Зубова явную насмешку. - Может, и ответил бы. Знаешь как? - Сережа вытянулся во фрунт. - Единожды Зубов - дурак, дважды Зубов - два дурака, трижды Зубов - десять дураков...

- Почему это десять?! - Громкий смех двоих молодых офицеров далеко разносился по пустынной улице.

- А по моей таблице. Граф, с Вами истерика? Воды, нюхательную соль?!

- Нек-ра-сов!..

- Что Некрасов?!

- Некрасов... Ты только и делаешь, что ему отвечаешь свою таблицу... - Зубов, продолжая хохотать, взлохматил рукой Сережину шевелюру. - Шпак ты несчастный.

- Почему это - шпак? - Сережа резко остановился и взглянул на Зубова, недобро суживая глаза. - Убийца не хуже тебя.

- Хуже. - Зубов тяжело посмотрел на Сережу. - Убийца из тебя куда хуже. И не лезь равняться.

- Слушай, а иди ты...

- Брось, я прав. - Лицо Зубова сделалось надменным и жестоким. - А теперь слушай меня. И все, что я сейчас скажу, вбей в свою упрямую башку. Перестань грызть себя поедом. Дался живьем, не уничтожил документов, не лучше ли пустить пулю в лоб? Смерть для недоноска. Пойми ты, офицерами не рождаются, а становятся - и не в момент производства в чин. Ты сейчас на рожон полезешь, но я знаю, что говорю: в тебе еще нету настоящего чувства офицерской чести. Бывает безупречность, которая не стоит гроша, - та, что существует до первой ошибки. Эдакая девственная пленочка на душе. И первая ошибка ее рвет, больно рвет, как ты мог заметить. И тогда это должно преодолеть. Пойми, ты еще не имеешь права судить себя мерилом чести русского офицера. Офицер должен быть безупречен - и к тебе это придет. И знаешь, что изменится тогда? Станут невозможными гамлетовские терзания. Просто ты всегда будешь знать, надо ли пускать в лоб пулю.

- Ладно, comte. Все сие я уж как-нибудь вколочу в свою "упрямую башку". Хотелось бы мне только знать, как ты обо всем догадался.

- Вспомнил себя на Германской. - Зубов смотрел на Сережу с нескрываемой насмешливой нежностью. - Думаешь, мне было легче?

- Так ты - тоже...

- Конечно. И я, и Некрасов, и кто угодно... Ну что, стреляться пока не будем?

- Смотря на поведение Вашего Сиятельства, которое, кстати, пять минут назад нанесло моей прическе оскорбление действием... Ладно, уже четвертый перекресток, намечаемый мною конечной точкой нашей небольшой прогулки. Я зачем-то сдался Некрасову. Честь имею откланяться, comte, примите мои глубочайшие и тому подобное.

- Я знаю, на что вы сдались Некрасову, и не имею вас с этим поздравить, г-н прапорщик. - Зубов сопроводил слова шутливо церемонным, Екатерининским плавным взмахом руки. - Ох и наешьтесь каши, Ржевский, общаться с эсеровской публикой!

14

- Г-н штабс-капитан!

- Вот что, Ржевский. - Прозрачно взглянув на Сережу, Юрий взял с бювара запечатанный уже конверт. - Первое ваше подпольное задание таково: завтра в четыре дня вы пойдете на контакт с эсеровской группой некоего Опанаса. В случае (этот вопрос вы предложите, и только непосредственно Опанасу) гарантии полной согласованности боевых действий с моим планом... Упомяните, что сами они представления не имеют о данном укрепрайоне... передадите этот пакет. Здесь он найдет... впрочем, он разберется сам. Некрасов был бы искренне удивлен, если бы понял, что нарочито пренебрежительная пауза и излишний, не относящийся к делу смысл продолжения фразы преследовали цель вызвать эту холодную вспышку ярости в глазах Сережи. - Этот Опанас, насколько я знаю, боевик каторжной школы, очень опасен. Держитесь с ним корректно, как с союзником - он должен видеть, что мы ведем с ним честную игру, на данном этапе наши цели совпадают. Их связной встретит вас у Елагина моста, на первом от входа парковом мостике. Опознавательный знак - этот томик Надсона. Ответ - сложенный листок бумаги. Вам понятны инструкции?

10
Перейти на страницу:
Мир литературы