Не бесите Павлика (СИ) - Дюжева Маргарита - Страница 21

В какой-то момент я понял, что понятия не имею, где мы и куда идти дальше.

Вот правду говорят, что все беды случаются из-за женщин! Если бы Юлька своими трусами передо мной не размахивала, я бы с дороги не сбился.

И что теперь?

Я озирался по сторонам, в поисках хоть какого-то знакомого ориентира, при этом пытался действовать незаметно, чтобы моя боевая подруга и по совместительству заядлая грибница ничего не заподозрила, и не запаниковала.

Ничего знакомого в поле зрения не было.

Мы шли сквозь светлое редколесье, под ногами пружинила прошлогодняя листва, да мох, солнце приветливо светило, а я все больше напрягался. Потому что мы шли, шли, шли, а куда шли — неизвестно. Вроде нутром чую, что этой стороны держаться надо, а уверенности нет никакой.

— Долго нам еще? — раздался усталый голос Юленьки. Она словно мои тревожные мысли прочитала и озвучила.

— Нет, совсем немного осталось, — ответил так уверенно, что сам удивился.

— Точно?

— Да.

Понятия не имею, почему я продолжал упираться, и не хотел признаваться ей в том, что мы заплутали. Можно подумать, мое вранье что-то изменит.

Надо рассказать. Вот она удивится, узнав, что матерый лесник, коим она меня считает, умудрился заблудиться. А что поделать?

И именно в тот момент, когда я уже готов был во всем сознаться и посыпать голову пеплом, раздался топот и бодрый лай. Ближайшие к нам кусты затряслись, задрожали и оттуда вывалился счастливый Бродский, весь в репьях, с языком на бок, чумазый как черт.

Увидев нас, он так обрадовался, что начал прыгать то на одного, то на другого, в результате выбил у меня из рук одну корзину, а бедную Юлю чуть не повалил на землю. Девушка рассмеялась, гладя жесткую шерсть, а я облегченно выдохнул. Теперь мы точно выберемся, потому что волкодав отлично знал команду «домой», и мог вывести нас к избушке, куда бы мы не забрались.

Грибами я насытилась. По уши. Настолько, что даже думать о них не хотелось.

Я чувствовала себя дурочкой. Махровой и неизлечимой. Это же надо, так замечтаться о прекрасной жизни, что сесть на муравейник, хорошенько посидеть, разозлив своей задницей кровожадное войско муравьев, а потом устроить забег со стриптизом. И все это на глазах у бородатого.

Молодец.

То-то дровосек порадовался. Наверное, смотрел на меня и диву давался, как все запущено. А самое обидное, что оправдаться нечем. Не скажешь же, что придавалась романтическим грезам с его участием? Не объяснишь же, что глупый мозг вдруг ни с того, ни с сего затопили ванильные фантазии, и я уже словно наяву видела, как мы идем с бородатым лесником рука об руку, тащим корзины и думаем о том, как бы насушить грибов на зиму?

А муравьи — сволочи.  Накусали так, что место, на котором обычно сидишь, щипало, пылало, и даже, по-моему, припухло. При каждом шаге неприятные ощущения усиливались.

Павел нес наш «улов», рядом весело скакал Бродский, взявшийся непонятно откуда, а я шагала следом, пытаясь незаметно ото всех потереть свой несчастный искусанный зад.

Вот дались мне эти грибы! Сейчас бы сидела на крылечки, отмахивалась бы от мух, комаров, да вредной козы, и никаких хлопот. Так ведь нет, приспичило сельской романтики: корзин, резиновых сапог, блуждания по лесу.

В общем, так и бухтела себе под нос, до тех самых пор, пока мы не вышли к домику. Причем совершенно не с той стороны, с которой заходили. Наверное, так и было задумано. Леснику виднее, он свои владения как пять пальцев знает.

Нас встретили вопли Агриппины, полные обиды и негодования. Павел утром не выпустил ее из хлева, опасаясь, что в наше отсутствие, она куда-нибудь уйдет, поэтому рогатая была вынуждена томиться в своем закутке.

— Не вопи, — произнес миролюбиво, распахивая деревянную дверцу, чтобы выпустить пленницу на волю.

Коза ломанулась наружу, сердито мекая себе под нос, как старая торговка на рынке, у которой три рубля увели. Мимо меня прошла с таким видом, будто решала забодать или нет, и я для надежности спряталась за спиной бородатого. Мало ли что ей в голову взбредет.

Вечно счастливый Бродский тут же растянулся возле крыльца, лениво вывалив язык на бок.

— Ну что Ю-юля, — усмехнулся хозяин, — теперь самое неприятное.

Я в недоумении уставилась на него, пытаясь понять куда он клонит. Павел, видя, что его тонкие намеки до меня не доходят, произнес прямо:

— Пойдем грибы чистить.

Точно, об этом-то я и забыла. Раньше, как в лес схожу, принесу корзинку и все, свободна, остальное — не мои проблемы. Сегодня так не удастся, бородач вряд ли согласиться все чистить сам.

— Хорошо, — покорно вздохнула и пошла в дом. Хотелось переодеться, попить и умыться, прежде чем приступать к повинности.

Из своего закутка я вышла минут через пятнадцать, и с удивлением обнаружила, что Павел уже сидит на крыльце и ловко орудует маленьким ножиком, счищая с грибов грязь, прелые листья, налипшие еловые иголки, разрезает шляпки и ножки, чтобы не пропустить червяков, а затем кидает в большое ведро с водой.

— Присоединяйся, — кивнул на место рядом с собой. Рядом уже лежал еще один нож, приготовленный специально для меня.

Делать нечего. Зубы сцепила и с тихим шипением аккуратно опустилась на деревянную ступеньку. Паша только покосился в мою сторону, но ничего не сказал.

Сидеть было неудобно. Больно. Жопень, пострадавшая во время вероломного нападения муравьев, протестовала против жесткого сиденья и вообще, требовала к себе очень нежного и бережного отношения. Я попыталась переместиться в одну сторону, в другую, сесть боком, подобрать под себя одну ногу. Все равно неудобно!

— Что ты все возишься? — как всегда невозмутимо поинтересовался дровосек.

— Ничего.

— Ничего? — посмотрел в упор, явно ожидая пояснений.

Глядя в его яркие, словно небо глаза я смутилась.

— Неудобно…это…как его…муравьи…сволочи, — пальцем указала на пострадавшую часть тела, — Вот.

Как ни странно, мою сумбурную речь Павел понял и спросил участливо:

— Болит?

— Не сильно. Скорее неприятно. Мне бы таблетку какую-нибудь волшебную, чтобы все мигом прошло.

— Таблеток у меня точно нет, — протянул он задумчиво, — зато есть баня.

— Баня?

— Да. От муравьиных укусов жар помогает, — произнес с сомнением, почесывая заросший подбородок, — наверное. По крайней мере, я такое слышал.

И замолчал.

И я молчала. Думала. Когда еще удастся попариться в бане с настоящим лесником? Какие шансы, что я еще раз попаду в такую заварушку?

Правильно, никакие. Поэтому:

— Давай баню, — произнесла решительно, чем удивила и себя, и его.

— Уверена? — даже гриб от неожиданности уронив.

— Абсолютно. Баню хочу. Погорячее. С веником!

Он не двинулся с места, только смотрел не отрываясь, будто сомневался и пытался что-то для себя решить.

А я вот все решила и больше не сомневалась.

День выдался насыщенным. Сначала грибы с муравейником, потом опять грибы, только уже сидя на крылечке, а потом баня.

Я в жизни не видела, как баню топят. Поэтому путалась у Павла под ногами в отчаянной попытке помочь. Мне очень хотелось быть полезной, но, по-моему, я только мешала. Поленце уронила, почти ему на ногу, ладно хоть увернуться успел. Потом ведро с водой опрокинула, пытаясь перелить в большой чан. В этот раз увернуться не успел, только крякнул и ведро отобрал, буркнув себе под нос «я сам». Потом я попыталась веники достать с чердака, едва с лестницы не навернулась. В результате Паша взял меня под локоть, оттащил в сторону, усадил на завалинку и строго произнес:

— Сиди здесь!

А как сидеть, когда попа болит? Мне наоборот проще двигаться. Но делать нечего. Села, сижу, дровосеку не мешаю. Без моей помощи, кстати, дело быстрее пошло. Он споро затопил, воды натаскал, веники запарил, а я только сидела и не скрывая любопытства шею вытягивала, пытаясь увидеть, что именно он делал.