Ever since we met (СИ) - "Clannes" - Страница 39

— Ну и что? — Ваня брови вскидывает, мол, давай, признавайся, в чем дело. — Раз ты так рано ко мне пришла, значит, в чем-то дело. Значит, ты хотела чего-то, и вряд ли хотелось тебе посидеть тут и на меня попялиться.

Она, на самом деле, вовсе не против попялиться, но он прав — она отмирает, с плеч одеяло скидывает, потому что иначе не дотянуться до коробки, подцепляет ее, к себе тянет, и натыкается на заинтересованный ванин взгляд, глаза обратно подняв. Улыбается довольно — сумела-таки его заинтересовать.

— Итак, дорогой мой Иван, — она щурится хитро, уже готовится продолжить, только вот паузу выдержит — не продолжает.

— Твой, чей же еще, — он ее, если уж на то пошло, не совсем и перебивает, она сама замолкла, вот только от этих его слов хочется спрятаться, и щеки краснеют. Она бы ему сказала, чей он еще, но это значит, что ей придется напомнить себе и ему вслух, что она его подталкивает на измену и вообще на довольно подлый поступок. Надо это отмести и продолжать так, как будто ничего не происходит. Как будто все нормально.

— А будешь меня перебивать, подарка не получишь, — Саша фыркает, губы на миг надувает картинно. Помогает. — Так вот, дорогой мой Иван, здоровья желать не буду, потому что, если что, сама вылечу. Удачи желать не буду, потому что, если надо, амулетов наделаю. Ума тоже не буду желать, тут сам справляйся, по-моему, с этим у тебя проблем нет. Счастливым будь, ладно? Уж постарайся. И не забывай, что зима близко.

Он смеется громко, заразно — сдержать смешок не получается — а потом снова, когда коробку открывает. Шапку и шарф ему она сама вязала, носки и перчатки выбирала так привередливо, будто надеялась, что он в них как минимум лет десять проходит, а на дне термокружки старательно рисовала символы, которые иногда подзаряжать магией придется, но работать они будут постоянно. Ему, похоже, нравится — конечно, крутые парни шапки не носят, но что-то ей подсказывает, что этот крутой парень будет. Внутри что-то на миг вздрагивает, когда он коробку с подарками откладывает в сторону и притягивает ее к себе, когда губы его прижимаются к ее виску — на миг, потом она заставляет себя успокоиться.

— Какая ты у меня заботливая, — он посмеивается, и Саше хочется закричать — она это желание в себе давит. Она давно поняла, что он не замечает ее чувств, и больше даже не пытается, но это «у меня» сбивает ее с толку и почти задевает. Она уверена, Ваня не имел в виду ничего из того, что она хотела бы от него услышать, и знает, что он не обязан подбирать выражения так, чтобы не задеть ее, особенно учитывая что он не в курсе того, что она чувствует, и все же.

— Заметил, наконец, — она в ответ все-таки смеется, заставляет себя. — Не только тебе обо мне заботиться, знаешь ли.

Его заботливость никуда не делась, в отличие от расслабленности и спокойствия в те моменты, когда они вдвоем. Кажется, дамокловым мечом над ними повисло то, что им предстоит почти через неделю — она старается не думать об этом постоянно, но не может. Камни разложены по ячейкам коробочки, точное и необходимое число каждого, травы в тканевых мешочках ждут своего часа, другие уже настаиваются, по точным рецептам от тети Иры, что-то с полнолуния, а что-то с этой ночи, с новой луны. Все должно пойти как надо. Все должно быть хорошо.

Она все равно не может перестать нервничать.

Тетя Лена на кухню заходит, когда она уже кофе доваривает для Вани и ждет, пока кипяток чуть остынет, чтобы заварить себе травяной чай, целует ее в висок и к чайничку принюхивается, прежде чем кивнуть одобрительно. Саша ей сказала о том, что Ваню о помощи попросила, всего неделю назад, и ожидала чего угодно, но не совсем материнской доброты и обещания сделать все, что от нее зависит, чтобы все прошло как надо. Впрочем, удивление быстро прошло, и на смену ему пришел стыд за то, что она вообще сомневалась — неужели ей было недостаточно того, как хорошо с ней обращались все это время?

Да, подсказывает противненький внутренний голосочек, но когда тебя воспринимают как дочь, это одно, а совсем другое — когда ты собираешься к ее сыну в постель запрыгнуть. Пусть, технически, постели там и не будет, а все же. Саша себя успокаивает, говорит себе — все будет хорошо. Все будет как надо. Если уж тетя Лена не против, если не выносит ей мозги и не обрушивает проклятья на ее голову, значит, все должно и правда пойти нормально.

— Ну-ка, — тетя Лена ее совсем немного теснит, бедром чуть подтолкнув, улыбается мягко. — Ты кофе уже доварила, да? Жаль.

— Почему? — Саша хмурится непонимающе. Что не так-то? Вроде бы все идет как надо, Ваня сейчас к завтраку спустится, так в чем дело? Но тетя Лена вместо ответа баночку с гвоздикой с полочки со специями достает и пару гвоздиков закидывает в турку. Саша чуть ли не вскидывается — остается только надеяться, что вкус не испортится.

— Если Ване вкус не понравится, всю вину спихивай на меня, — тетя Лена подмигивает заговорщически. — Раз ты уж с ним в одном доме живешь, значит, можешь на что-то повлиять, чтобы все прошло хорошо. Постарайся не забывать добавлять ему в кофе гвоздику до самого ритуала, ладно?

— Ладно, — отзывается она эхом, ничего не понимая. Впрочем, ей и не нужно понимать, ей нужно только знать, и она знает — ей не будут врать. Раз ей сказали, что так надо делать, чтобы ритуал прошел как следует, она будет это делать. — А мне что нужно?

— А ты и так все правильно делаешь, — улыбка согревает, заставляя улыбнуться в ответ. — Хотя можешь попробовать добавлять жасмин. Не обязательно, только если хочешь.

Она вместо ответа шкафчик открывает и баночки перебирает в поисках той, где высушенные белые цветки ждут своего часа. Находит легко, снимает крышку, чтобы запах вдохнуть, зажмурившись — приятный, теплый, он будто проникает внутрь, согревая ее, как магия от той капельки, что на цепочке на ее шее висит, пусть магия в ней и была явно другой. На ее плечи ложатся ладони слишком неожиданно, и она вздрагивает, роняет баночку — она жалобно звякает, ударяясь о край кухонной тумбы, и разлетается на несколько частей. Осколок царапает ее ногу, отлетая, заставляет зашипеть и глаза распахнуть, беспомощно наблюдая за тем, как легкие лепестки медленно оседают на пол, а на царапине проступает кровь.

— Ванюш, блин, — тетя Лена вздыхает. Ну да, Ваня, кто бы еще такое сделал? — Напугал Сашуньку, молодец. Убирать теперь сам будешь. Отвечать надо за свои действия.

— Я жасмин рассыпала, — жалуется она. На полу могут быть мелкие осколки, не только крупные куски стекла, но хотя бы их она может собрать — садится на корточки и подбирает один, другой, третий. — Теперь мы без него?

— Сашунь, ты когда-то видела, чтобы у меня запасов не было? — вопросом на вопрос ей тетя Лена отвечает, и становится спокойнее. — Оставь это стекло в покое и иди сюда. Видишь теперь, почему я постоянно говорю, что надо носить тапочки?

Тапочки она в этот раз как раз-таки обула, чему искренне рада — можно перешагнуть через этот локальный хаос, не рискуя порезаться еще больше. Ваня ее снова за плечи ухватывает, на этот раз крепче, но на всего пару секунд.

— Извини, что напугал, — просит он, тянется к тумбе, бумажную салфетку оттуда берет, и, сложив пару раз, прижимает к царапине. Его пальцы на момент задевают ее кожу, прежде чем она сама салфетку перехватывает, позволяя ему убрать руку — она не вздрагивает на этот раз, но закусывает губу до боли, заставляя себя собраться и не концентрироваться на этом прикосновении. — Сильно болит?

— Все в порядке, — даже улыбнуться получается с первого раза и без особого труда. — До свадьбы заживет.

Тетя Лена улыбается так, будто знает что-то, им неизвестное, из-за двери кладовки в углу кухни извлекает большую коробку, из нее — жестянку поменьше, из которой в новую баночку перекочевывают пару горстей жасминовых лепестков. Ваня бардак, за секунду возникший, убирает старательно, и Саша ловит себя на том, что наблюдает за ним. Пялится. А пялиться, между прочим, нехорошо — ее щеки заливает румянцем стыда, и остается только надеяться, что он этого не заметил. Кофе, с огня снятый за секунды до его прихода, стынет медленно — он еще горячий, пусть и не обжигающе, когда она его в чашку переливает и ставит на стол, к месту, на котором Ваня любит сидеть.