Ветер и вечность. Том 1. Предвещает погоню - Камша Вера Викторовна - Страница 33

– Считая с тем, что возле Олларии, девять. Признаться, я уже думал о Гирке, но теперь полагаю, что сперва следует прояснить вопрос с прибрежной церковью. Сударыня, вы обещали рассказать, почему она вас так заинтересовала.

– Будет лучше, если мы выскажемся все, причем начинать вам, Валентин.

– Извольте. Разумеется, после вашего намека я освежил в памяти все, что связывает наши владения с правлением Лорио Слабого. Самое впечатляющее – это, конечно, смерть короля в ныне не существующей Новой Придде.

– До этого дойдет, но сейчас нам нужны более ранние события.

– Как скажете. Максимилиан, последний из Пенья и первый из герцогов Придд, умер четырьмя годами прежде короля. Подозревали отравление, тем более что вместе с герцогом скончались два его старших сына. Младший, Юстиниан, в это время находился в Бергмарк, что, видимо, его и спасло.

– Герцог Юстиниан прожил девяносто два года, – негромко и с расстановкой произнесла мать. Она смотрела на пламя свечи сквозь вино. Так часто делал Рокэ.

– Он пережил сыновей и внуков, – Валентин тоже говорил тихо, – титул перешел к правнуку. Вместе с новым гербом.

– Легенду о мести спрута я знаю, а вот знаете ли вы алатские сказки?

– Лишь те, которые упоминал монсеньор Лионель. Он рассказал нам с Ирэной о темной воде и о том, как алатские ведьмы поднимают мертвецов.

– Сказок в Черной Алати много больше, и некоторые неплохо увязываются с нашими поисками, но сперва займемся политикой. Дидерих, в котором я искала намеки, меня утомил, и я задумалась о поездке Юстиниана Придда к бергерам. Молодые аристократы имеют обыкновение путешествовать, но те времена были, мягко говоря, непростыми. Золотую Империю только что разодрали на куски бывшие провинции, новоявленные короли как могли глумились над отдавшим им больше чем всё Раканом, а церковь открыто выступила против «демонских отродий», к которым принадлежали и Повелители Волн.

– Видимо, поэтому Максимилиан и сосватал наследника с гайифской девицей, что напугало уже королевское окружение.

– Несомненно, однако Юстиниана он отправил отнюдь не в Гайифу.

– Мне это трудно объяснить. Разве что, по мнению герцога, поездка к агмам должна была убедить короля, а вернее, его мать и кардинала, в том, что Придды не смотрят на юг.

– Или же гайифское сватовство отвлекало от севера. Порой то, что на первый взгляд не допускает иных толкований, на самом деле доказывает прямо противоположное. Когда его высокопреосвященство подводил меня к мысли, что Эрнани никто не убивал, его решающим доводом стало признание Рамиро в убийстве.

Я подвожу вас к мысли, что Придды, Ноймаринены и агмские вожди собирались объединиться и предпринимали в этом направлении определенные шаги, которые старались скрыть. К несчастью, гайифский финт Приддов в окружении Лорио восприняли серьезно, хотя нельзя исключать и того, что там раскрыли подлинный замысел Максимилиана. В любом случае Повелитель Волн унес с собой в могилу немало тайн, среди которых, очень на то похоже, была и тайна клада.

– Мама, ты так уверена. Почему?

– Я отнюдь не уверена, но когда сходится столько нитей, это достойно проверки. Суди сам, мы уже пришли к выводу, что Ноймаринены пустили в ход золото Манлия, когда порвали со сдавшимися на милость победителей Раканами. При таком раскладе было бы естественным передать часть средств союзнику. Максимилиан золото принял, укрыл в надежном месте и умер. Вернувшийся Юстиниан о кладе не знал, а если Ноймаринены ему и сообщили – не смог найти.

– Однако союза Ноймара и Придды не случилось.

– Возможно, Юстиниан, оценив положение, счел, что при нужде он успеет отложиться, и сосредоточился на мести. Я не настаиваю, что все так и было, да это и не столь важно: для нас главное – клад. Валентин, боюсь, нам придется раз за разом тревожить память ваших предков, чему они вряд ли бы обрадовались.

– Монсеньор Лионель знает куда более болезненные наши тайны. – Придд был совершенно спокоен, не то что на берегу. – Поверьте, я весьма далек от обожествления моих прародителей, после писем королевы Бланш это не столь и трудно.

– Тогда самое время заняться алатскими сказками. Арно, ты помнишь про Аполку?

– Угу. – Нашли что на ночь глядя вспоминать! – Я этой твари боялся лет до десяти, если не больше. При жизни она была женой кого-то из Балинтовых предков, то есть не совсем она… Тьфу ты, кляч… Мама, пугай его сама.

– Обстановка вполне к этому располагает. – Опять этот взгляд сквозь вино! Смотрела она так прежде или нет? – Вино, вечер, зима, передышка в войнах… Бесстрашные люди порой любят слегка побояться. Стань вы на зимние квартиры рядом с алатами, Карои не преминул бы вас развлечь.

– Он бы иначе рассказывал, а я бы иначе слушал. Сейчас мне нужно не бояться, а понимать.

– Что ж, попробуйте. – Почти нетронутый бокал возвращается на стол и словно бы втягивает в себя огонь свечей. – Уроженцы Черной Алати любят вспоминать, как из дома убегал потрясенный горем человек, а возвращалось нечто, принявшее его облик. Порой оно мстило, порой спасало, но чаще всего так или иначе изводило оставшихся, которые до последнего не понимали, что происходит. Оборотни не боялись ни огня, ни солнца, ни текучей воды, ни молитв, у них имелась тень, а ноги оставляли человеческие следы. Можно ли было понять, что это не человек? Некоторым удавалось; иногда выходило даже договориться, но свое слово нечисть держала довольно-таки своеобразно и отнюдь не всегда.

Человеческая логика, дети мои, годится для людей, но не для кошек или змей, а непонятная и непонятая правда, особенно не единожды пересказанная, превращается в сказку. Попробуйте представить, ну хотя бы… что понесли бы дальше девицы из свиты Октавии, услышь они про Удо Борна, Мелхен и герцога Придда.

– Чушь они понесут! – Таким дурындам лучше вообще ничего не говорить, особенно Гизелле… – Хоть бы Большой Руди не проговорился… Валентин, он ведь знает про историю с твоей кровью и пегой клячей?

– Да, мы с Мелхен рассказали тогда еще регенту все, хотелось бы надеяться, что он обсуждал услышанное не с супругой, а с бароном Райнштайнером. Сударыня, алатские сюжеты, на мой взгляд, напоминают баллады о женщинах, которых встречают ночью на перекрестье дорог и приводят в свой дом.

– Или никуда не приводят, потому что не доживают до утра, – мать казалась рассеянной, но это было сосредоточенностью. – Не столь давно до утра не дожил виконт Мевен.

В ответ Валентин приподнял бокал, будто помянул, хотя почему «будто»?

– Я слышал, что наследник Флашблау-цур-Мевенов скоропостижно скончался. – Все слышали, чего уж там! Об этом и Эпинэ говорил, и тетка Анна усиленно объясняла, почему сестры бедняги явились на прием в трауре. – Меня это неприятно поразило, хотя мы и не были близко знакомы.

– Марсель Валме, не без оснований опасаясь Дораков, решил проводить Робера и его гостей до Старой Эпинэ. – Негромкий ровный голос, будто в самом деле сказку рассказывает, только сказка о знакомом – это уже жизнь! – Так вот, по его наблюдениям, по утрам виконт Мевен выглядел больным, хотя к полудню это проходило. Само по себе это значило мало, но однажды Валме с кагетским послом застали Мевена в обществе красавицы, которая никоим образом не соответствовала заурядному постоялому двору, где это происходило.

– Так, по-твоему… – Ничего же себе, что на дорогах творится! – по-твоему, Мевен где-то разжился закатной тварью, которая его и доконала?!

– Я не исключаю этого, а посему будьте осторожны, встретив на закате одинокую девицу, которой самое место во дворце.

Почему она уверена, что Придд взволнован? Ни по взгляду, ни по манерам ничего не заметишь, вот у Малыша все на лице написано. В детстве он боялся становящихся ночью темными ковра и печи; и Аполки боялся, верней, того, что уходит один, а возвращается – другой. Это в самом деле страшно, только она никуда не уходила, как и Ли, их превратила в закатных тварей Габриэла Борн. Своим выстрелом.