Лучшая рабыня для тирана (СИ) - "Anna Milton" - Страница 12

Я делаю сильный рывок вперед. Блокирую звенящую, изнурительную боль и выпутываюсь из плотно кольца рук соперницы. Она раздраженно рычит, пытается поймать меня. Я ползу к углу ринга, захлебываясь в слезах, поту и масле. Последнее попадает во все лицевые отверстия. Глаза нестерпимо щиплет, однако я не могу позволить себе утратить бдительность и даже моргнуть.

Мне необходимо выжить здесь.

На неуловимую долю секунды я пересекаюсь взглядом с Тираном. Безошибочно обнаруживаю его среди числа наблюдателей, ближе всех находящихся к рингу. Он смотрит на меня со слабым подобием улыбки, приняв расслабленную позу. Не шевелится, не надрывает глотку, как многие другие. Невозмутимо бесстрастен.

Я оборачиваюсь в последний момент перед тем, как блондинка добирается до меня. Ей удается встать на ноги и возвыситься надо мной. Девушка топырит пальцы, чуть сгибая их, словно ястребиные когти, и вновь собирается схватить меня за волосы.

Я бью ее в живот. Со всей дури.

Кричу и бью противницу.

Мы падаем. Я — сверху. Не теряюсь и седлаю ее бедра. Крепко стискиваю тонкие запястья и пригвождаю к полу. Ее длинные светлые волосы мокнут в масле.

Последнее, что мне хочется — причинить кому-либо боль. В том числе этой девушке. Но у меня нет другого выхода. К тому же, она первая напала.

Я в растерянности. Как быть дальше?

Как дисквалифицировать спарринг-партнершу, прежде чем она вырвется и выцарапает мне глаза?

Времени на раздумья не так много.

— ВРЕЖЬ ЕЙ! — раздается рев из толпы.

— ВМАЖЬ! ВМАЖЬ!

— РВИ ЕЕ НА ЧАСТИ, КРОШКА!

Они страстно желают того, чтобы я разделалась с конкуренткой. Их надсадные, громкие, бесконечные вопли тянут в первобытный хаос. В конце концов, я отвлекаюсь и получаю по носу лбом.

Все происходит очень быстро... я оказываюсь подмятой под грациозное тренированное тело и вновь чувствую стальной захват рук на своей шее. Кровь фонтанирует из ноздрей, стекая по щекам и подбородку. Доступ к кислороду перекрыт. Легкие горят от нехватки воздуха.

Сколько я протяну?..

Я стучу ладонью по полу рингу, даю понять, что сдаюсь.

Я сдаюсь, мать вашу!

Я хочу жить.

Зверь в обличии молодой женщины стремится уничтожить меня.

Пожалуйста, кто-нибудь, помогите...

Пожалуйста...

Кто-нибудь...

Мне удается повернуть голову немного вбок.

Вижу сквозь мутную пелену, застелившую глаза, Тирана.

Он не предпринимает ровным счетом ничего, чтобы спасти меня.

— Прошу... — слабо шевелю губами.

Концентрироваться на его силуэте становится все тяжелее и тяжелее.

Больше не протяну. Не смогу...

Веки будто наливаются свинцом и медленно опускаются.

Наконец, боль прекращается. Я проваливаюсь во тьму, но продолжаю отдаленно слышать посторонние звуки. Среди них различаю громоподобный, сердитый бас:

— Достаточно!

…После чего я теряю сознание.

ПОЛГОДА НАЗАД… 

— Ой, очнулась!

Я смотрю прямо. Мой расплывчатый взор упирается в белый потолок с трещинами и обваливающейся штукатуркой. Пытаюсь повернуться к источнику торопливых тяжелых шагов, но голова прочно зафиксирована в одном положении. В ноздри ударяет скверный запах лекарств. Я осознаю, что нахожусь в больнице, и мое тело охвачено режущей, сокрушающей болью. К счастью, могу пошевелить ногами, а вот кистями... Я тоже их чувствую, однако, как бы ни заставляла себя дернуть пальцем, такие незначительные движения не поддаются выполнению.

Я делаю глубокий вдох, позволяю больничной вони наполнить мои легкие. И тут же захожусь в надрывном кашле.

— Деточка, сейчас доктора позову! — суетливый женский голос раздается откуда-то сверху.

Я метаю взор из угла в угол. Слышу перешептывания в палате. Размыкаю пересохшие губы, только так ничего и не говорю.

Мне больно. Физически и ментально. Черепная коробка разрывается от жужжащего дикого роя спутанных мыслей. Вопросы, вопросы, вопросы... Их столько, что голова вот-вот взорвется!

Как долго я спала?

Что с моими руками?

Где сестра?

Последнее, что я помню — ослепляющий свет фар, крик Ренаты и звонкий скрежет металла. Мы попали в аварию. А перед этим разругались.

Сестра слезно умоляла меня побыть с Артемом в больнице на время плановых обследований. Я упиралась, потому что именно в этот день должна была пройти генеральная репетиция перед важным концертом в Московской государственной филармонии. Я готовилась к этому событию несколько месяцев, сутками торчала в консерватории за роялем... И прежде никогда не отказывала Ренате в многочисленных просьбах позаботиться о племяннике.

— Ну не могу я! Не могу! Поговори ты с мамой!

— Нет. Не подпущу ее к Артему, — Рената была категорична. — Я прошу тебя, Домка, в последний раз. Я... понимаю, все понимаю. Честно, милая. Но... пожалуйста, помоги. Если потеряю работу, то как быть-то? Я кручусь как белка в колесе... голову ломаю, где бы раздобыть денег. Не поступай так со своими родными!

— Ты эгоистка, Рената! — озлобленно ткнула в нее указательным пальцем. — Хоть раз подумала о том, что у меня есть СВОЯ ЖИЗНЬ?! И я не могу вечно быть у тебя на побегушках! Я люблю Артемку, знаешь же! Но и о собственном будущем думаю...

— Ника, у меня сын умирает! — в ответ судорожно кричала сестра. — Я только об этом и думаю!

— Если ты готова пожертвовать ВСЕМ ради него, то я — НЕТ!

Это последнее, что Рената услышала от меня.

Я пришла в сознание ненадолго, когда врачи неотложки закатывали меня в машину скорой помощи. Сестры рядом не было.

Когда невысокого роста мужчина в белом халате склоняется надо мной, поправляет очки в тонкой золотой оправе и спрашивает о моем самочувствии, я задаю ответный вопрос:

— Где моя сестра?

Он задумчиво морщит лоб. Наверное, понятия не имеет, о какой сестре идет речь. И я отчаянно цепляюсь за надежду, что Рената не пострадала.

Читаю имя врача на бейдже и обращаюсь к нему. Повторяю вопрос. Снова Юсупов молчит, тем самым заставляет меня считать, будто я разучилась говорить и произношу какие-то невнятные звуки.

Медсестра передает доктору мою больничную карту. Денис Андреевич читает, мычит и поправляет очки.

Бормочет что-то о сотрясении мозга, сложном переломе левой лучевой кости и семи пальцев на руках и добавляет, что мне сделали остеосинтез.

— ...Восстановление будет долгим, — подводит итог и закрывает мою медкарту. — Вам нужно запастись терпением, Доминика Дмитриевна.

— Моя сестра, — стону сквозь кашель. — Мы... были вместе, когда...

Седовласый мужчина отворачивается, подносит кулак ко рту и прочищает горло.

— Лучше вам об этом с матерью поговорить. Она в коридоре ожидает.

Я не успеваю возразить. Юсупов в сопровождении медсестры исчезает за дверью. Но тут же в нее влетает моя мать. Видит меня и начинает громко рыдать. Дрожащими руками хватается за лицо, чуть ли не падает на колени.

Говорит: «Ренаточки, доченьки моей, нет».

Умерла.

Я замираю, затем набираю полную грудь воздуха и судорожно все выпускаю из легких с приглушенным всхлипом. С этим тошнотворным звуком рушится мой мир. Мгновенно. 

Демоны прошлого не отпускают. Слова, сказанные мною сестре перед ее смертью, будут до последнего вздоха преследовать меня.

Воспоминания — бремя. И спасение.

Тоска — чувство столь сильное; оно, словно путы, связывает меня по рукам и ногам. Веревка натирает кожу, так болезненно. Но морщась и глотая слезы, я всегда терплю, потому что без этих самых эмоций будет еще больнее. Придет пустота, а это страшнее любой агонии.

Когда открываю глаза, находясь уже в знакомых апартаментах, вместо Тирана и извинений вижу лишь черный конверт на прикроватной тумбе с чеком внутри.

Ооо, как же я мечтаю разорвать эту бумажку на мелкие кусочки и швырнуть негодяю в лицо!