Александровскiе кадеты (СИ) - Перумов Ник - Страница 82

— Интересно, — согласилась Ирина Ивановна. — Но нам надо торопиться. Бог весть, что сейчас творится в Гатчино; и Бог весь, что переживают сейчас ваши родители!..

…Метро, конечно, поражало. Движущиеся лестницы, на которых Петя, казалось, готов был кататься вечно; подземные дворцы, отделанные мрамором; голубые поезда, катящие сквозь тьму; да, в этом мире было, на что посмотреть!..

— Замечательно тут у них всё, — с завистью проговорил Костька сквозь шум несущегося под землёй поезда. — Эх, нам бы такое!..

— И у нас такое будет, — отозвалась Ирина Ивановна. — В Москве уже проекты составляются, я слышала…[3]

— Так то когда ещё будет, — протянул Костя, — а тут уже всё готовое!..

… «Домой», то есть к Онуфриевым, вернулись в молчании.

— Николай Михайлович, наверное, всё уже подсчитал, — рискнул Федя.

— Я вот никуда не тороплюсь, — буркнул Костя. — Куда нас отправят? Обратно в тот подвал? В то же самое время, да? Так пристрелят нас там, и вся недолга.

— Ничего подобного, — услыхала их Мария Владимировна. — О том, чтобы вас туда отправлять, и речи быть не может. Слава Богу, мы немного научились… за это время.

Она встретила их в фартуке — хлопотала на кухне.

— Прислуги у нас нет, сами, всё сами, — улыбнулась.

— А почему у профессора…

— У профессора и доцента, — строго поправила Мария Владимировна.

— Тем более. Почему у профессора и доцента нет хотя бы кухарки? — осведомилась Ирина Ивановна. — У меня вот есть. Замечательно пироги печёт. И «царское варенье» делает.

— Долго объяснять, Ирина Ивановна, дорогая. Как говорится, у нас теперь все равны, слуг нет, кто не работает, то не ест…

— Странно как-то, — пожала плечами госпожа Шульц. — Если у меня есть деньги и я плачу справедливое жалованье…

— Эксплуатация человека человеком, дорогая! — высунулся из кабинета Николай Михайлович. — Никак невозможно. Нельзя.

— Неужто никому подработка не нужна? — продолжала недоумевать Ирина Ивановна.

— Как не нужна! Нужна. Порой и договоришься… но вот как, как в старые времена — такого нет больше. Ничего частного не осталось, ну, почти ничего. Портной мой, Иван Сергеевич… Техник зубной… Вы ж поймите, социализм у нас. Все работают на государство.

— Так это ж хорошо, — услыхал Федор Костю Нифонтова. — У нас на казённых заводах и платят, говорят, лучше, и условия…

— Сложно всё, — вздохнула Мария Владимировна. — Уж больно много было… всякого. Но, чего ты тут в прихожей разговоры разводим? Проходите, дорогие мои, проходите!..

… — Значит, так, — они все сидели за чайным столом, и патефон — ну, конечно, совсем не такой, как привык Федя — негромко исполнял «Щелкунчика». Николай Михайлович говорил, позабыв о еде и дирижируя сам себе вилкой. — Значит, так. Расчёты я закончил. Мурочка моя проверила, пару ошибок нашла, вдвоём мы их исправили.

— Значит, — выдохнул Две Мишени, — мы сможем вернуться?

Профессор кивнул. Переглянулся с супругой. Та, в свою очередь, тоже кивнула, словно давая сигнал.

— Сможете, — сказал профессор. — Во всяком случае, ничто в расчётах этому не противоречит и не запрещает. Однако сперва… мы… мы надеемся на вашу помощь.

— Мы с радостью, Николай Михайлович, — Ирина Ивановна даже прижала руки к груди. — С радостью и от всей души!..

Однако хозяин лишь покачал головой.

— Видите ли… Эта помощь может оказаться… — он вдруг поднял взгляд, — эта помощь может оказаться слишком…

— Что мы должны сделать?

— Не только «вы», Константин Сергеевич, дорогой. Весь ваш корпус.

Тут рот открылся даже у Пети Ниткина.

— Помните, с чего начался мой рассказ? С того, что прошлое изменить невозможно. Оно уже было. Оно уже произошло. Мы не можем отправиться обратно в своё время и спасти нашего Пушкина. Только вашего.

— Но он же тот самый Пушкин, — подняла бровь Ирина Ивановна.

— Тот. Но в вашем времени. А мы бы хотели… — тут голос его сделался еле слышен, — мы бы хотели изменить именно своё.

— Погодите, — поднял руку Две Мишени, — вы же сами только что сказали, что это невозможно!

— Мы очень долго именно так и думали. Пока я не нашёл странную иррегулярность в формулах, постоянно возникающую в расчётах, если я привносил в них сущность, изначально отсутствовавшую во временном потоке. И эта иррегулярность, выходило у меня, вела к изменениям, к тем, которые мы, изначально находящиеся в данном потоке, осуществить не могли.

Наступило молчание.

— Погодите… — Ирина Ивановна подняла руки, словно держа незримую чашу. — Вы хотите сказать, что мы можем что-то изменить в вашем времени? Но как?.. Прошлое уже свершилось, и для вас, и для нас!..

[1] Подлинный исторический факт. Сейчас это общеизвестно, и в самом парке об этом говорит немало памятников; в семидесятые же, как помнится автору этих строк, единственным напоминанием служили изваяния траурных урн на угловых входах в парк — например, на углу Московского проспекта и Кузнецовской. В «общественной истории» всегда на первый план выдвигалось Пискаревское мемориальное кладбище, о прочих же не говорилось.

[2] Школа № 185 в Санкт-Петербурге по адресу ул. Шпалерная, 33 (в 70-ые и 80-ые — ул. Войнова). Игорёк прописан на ул. Моховая, не на Петроградской стороне.

[3] Проекты метрополитена в Москве активно разрабатывались в начале ХХ-го века. Их реализации помешала Первая мировая война.

— Рад, что вы спросили, моя дорогая. Мы долго пытались решить этот вопрос, что называется, «на кончике пера»; и всякий раз приходили к парадоксальному выводу — что пришельцы из иного временного потока на самом деле способны изменить прошлое, в котором их изначально не было.

Подполковник Аристов потряс головой.

— Профессор, я закончил Николаевскую академию, но логики здесь не улавливаю. Прошлое свершилось, не так ли? Даже Провидение никогда не творило ничего подобного. Ведь даже когда ваш посланец спасал Пушкина в нашем времени — он спасал его в нашем настоящем, а не прошлом.

— Всё верно. Но модели показывают интересное свойство потоков: они могут разделяться и сливаться вновь. Небольшое изменение, совершенное сущностью, не принадлежащей к изменяемому потоку, порождает разделение. Вернее, мы так это называем. Опуская высокоумные математические рассуждения, скажу так: вы можете отправиться в наше прошлое, изменив его. Поток, в котором мы сейчас, разделится надвое; потом, согласно нашим расчётам, два этих «под-потока» должны медленно сливаться. При этом изменения… — он потёр лоб, — при всей радикальности каким-то образом наложатся друг на друга…

— Простите, но как же так? — не выдержал Петя Ниткин. — Взять хотя бы наш «поток», как вы говорите — в нём Пушкин жив!.. чему же тут на что накладываться?..

— Ваш случай, дорогой Петя, совсем иной. Наш посланец явился в вашем «настоящем», а не в «прошлом». Вам же предстоит оказаться именно в уже случившемся прошлом. Нашем прошлом. Ваши действия породят вторую версию реальности. Находясь внутри неё, вы ничего не сможете заметить, для вас это будет неотличимо от… от того, что увидели бы мы. Но…

— Нет, не понимаю, — вздохнула Ирина Ивановна. — Представьте, мы… мы кого-то убили в вашем прошлом, убили, защищаясь. То есть в одной «струе» он жив, в другой — «мёртв». Как это может «наложиться»?!

— Для этого мне пришлось бы прочитать вам целую лекцию о квантовой физике и принципе неопределенности вкупе с котом Шредингера, — вздохнул Николай Михайлович. — Поэтому просто примите как данность, что в слившемся обратно потоке реализуется одно из двух состояний вашего гипотетического покойника — он будет либо жив, либо мёртв. Если он будет жив, то ничего не изменится. А если будет мёртв, то начнут меняться и события, с ним связанные. Но это возможно только если в нашем временном потоке возьмётся дополнительная энергия — ваша.