Александровскiе кадеты (СИ) - Перумов Ник - Страница 47

Ляоян… у Федора вдруг кольнуло сердце. Оттуда не вернулся двоюродный дядя Егор Матвеевич, мамин кузен; а брат папин, Сергей Евлампьевич, лишился ноги до колена. И всё ради чего?..

Однако если господин подполковник велел учить — надо учить. Федя с Петей обложились учебниками и картами, как и остальное отделение; даже второгодник Воротников корпел над книгой.

А на следующий день…

Две Мишени вошёл в игровой класс стремительно, несмотря на ворох бумаг и таблиц в руках. Нетерпеливо выслушал доклады и молитву. Положил стопку материалов на кафедру и начал безо всяких предисловий:

— Сегодня, господа кадеты, у вас наконец-то первая Большая Игра. Вы уже пробовали играть на картах, один на один, но это был лишь способ выучить правила. Нам же с вами на этом занятии предстоит переиграть Ляоян.

— Да, да, — продолжал Две Мишени, прохаживаясь перед стеною, завешанной топографическими картами. Карты были густо исчёрканы красными и синими стрелами; стрелы сталкивались, переплетались, словно змеи и Фёдор знал, что каждое такое столкновение оборачивалось солдатами, навсегда оставшимися там, на сопках Манчжурии. — Ляоян. Сражение, которое теперь принято называть «упущенной победой». То, что могло стать величайшим триумфом нашего оружия, обернулось… чем обернулось, кадет Вяземский?

Долговязый Юрка Вяземский вскочил по стойке «смирно».

— Отражением японских атак на нашем правом фланге, западнее Ляояна, незначительным продвижением в центре и слева. После того, как 12-ая пехотная дивизия японцев потерпела поражение на фронте Сыквантунь-Фаньшэн, безуспешно пытаясь совершить глубокое захождение с охватом нашего левого фланга, наш 17-ый армейский корпус перешёл в контрнаступление вдоль реки Танхэ, разрезая 1-ую японскую армию генерала Куроки надвое…

Две Мишани одобрительно кивнул.

Юрка отличался феноменальной памятью. Номера корпусов и дивизий сыпались из него, как из рога изобилия.

— Наша 3-я пехотная дивизия заняла Аньпин, однако японцы атаковали её во фланг, принудив к обороне. Нерешительность нашего командования, упустившего момент для перехода в общее наступление, дало возможность японцам вывести главные силы своей 1-ой армии из мешка. Таким образом…

— Браво, кадет Вяземский, браво! Ну просто дословно из «Общего описания войны на суше», издание Генерального штаба. Садитесь. Весьма хорошо.

Но Юрку было уже не остановить.

— Срочно переброшенные в центр японской позиции 3-я и 6-ая дивизии из 2-ой армии генерала Оку атаковали запоздавший с переходом в атаку наш 4-ый Сибирский корпус, что привело к тяжёлым потерям в оном…

— Садитесь, кадет!..

Юрка поперхнулся, сел, тяжело дыша и всем видом своим изображая незаслуженную обиду.

— Садитесь, — уже мягче закончил Две Мишени. — Ещё одно классное «отлично» вы заработали. А теперь, господа, бросим жребий, кому чем командовать. Тяните карточки.

Кадеты загалдели, задвигались — всем хотелось получить русские части, которые наступали. Что за интерес просто оборонять редуты на главной позиции?..

— Вас, конечно, слишком много, — продолжал меж тем Две Мишени, пока первое отделение разбирало белые картонные прямоугольники. — Пожалуй, целый штаб армии хватит укомплектовать. Тем не менее, господа кадеты, это ваше первое серьёзное испытание. Штаб — неважно, полка, дивизии, корпуса или армии — должен работать, простите, как часы. И далеко не всегда в нём всё определяется субординацией. Генерал Куропаткин, — татуированное лицо Двух Мишеней дрогнуло, — генерал Куропаткин не признавал никакого иного мнения, кроме своего собственного. В его штабе царила строжайшая дисциплина. И чем всё это кончилось? А? Чем кончилось, спрашиваю, кадет Буяновский?

Буяновский, нескладный и рыжий, один из лучших стрелков класса, тоже вскочил, подражая стройному Вяземскому, но выправкой с тем мог поспорить мало кто.

— В сражении при Ляояне была упущена победа… тем не менее тогда исход сочли большим успехом… громкие реляции… В штабе армии решили, что маршал Ояма уже не рискнёт проводить крупные операции… А он рискнул… уже через две недели… обошёл наш левый фланг, угрожая железной дороге…

Две Мишени кивнул.

— Оценка «хорошо», кадет. Факты знаете, но человеку военному и будущему офицеру изъясняться надлежит короче, яснее и чётче. Поэтому даже «весьма хорошо» поставить не могу. Но вы правы. Потрёпанная армия Куроки вновь совершила глубокое захождение своим правым флангом — чего никто не ожидал, ибо в прошлый раз она там и потерпела неудачу, сбила наши слабые дозоры и устремилась к железной дороге. Главнокомандующий растерялся, и в штабе не нашлось никого, кто дерзнул бы его поправить. Всего лишь за две недели до этого генерал Куропаткин держал в кулаке две японских армии — а четырнадцать дней спустя в панике приказал эвакуировать Ляоян, без боя бросив наши укреплённые позиции. Потому-то, господа кадеты, у нас и не прижилось англо-германское название тех событий «второй Ляоян». У нас, маньчжурцев, это называют просто — «оставление Ляояна».

Фёдор опустил голову. Да уж, «оставление Ляояна» … Это там, прикрывая отход, погиб дядя Егор. А дядя Сережа лишился ноги уже позже, когда они остановились под Мукденом, дали ещё одно сражение, закончившееся безрезультатно, «взаимной мясорубкой», как мрачно выражался папа. Катастрофы не случилось, но в столицах начались беспорядки, и Государь подписал не слишком выгодный мир. Окружённый, но не сдавшийся Порт-Артур остался русским, однако его форты пришлось разоружить, а Корея и вовсе целиком досталась японцам; Россия уже не претендовала на главенство в маньчжурских делах.

«Хорошо ещё», говорил тоже папа, «что уцелели флот и адмирал Макаров…»

— Итак, господа кадеты, — возвысил голос Две Мишени, — начнём. За японцев буду играть я сам. Правила игры, для простоты, возьмём уже вам знакомые…

…Конечно, их разгромили. Даже несмотря на великодушно предоставляемые Двумя Мишенями форы.

— Так нечестно, господин подполковник! — не выдержав, возопил Юрка Вяземский, когда японская 4-я пехотная дивизия со 2-ой кавалерийской бригадой обошли связанные «боем» русские войска, оказавшись разом у них в тылу и на фланге.

— Конечно, нечестно, — невозмутимо кивнул Две Мишени. — Вы, господа кадеты, спорите и ругаетесь. Я принимаю решения единолично. Вы ещё не умеете обращать многообразие мнений в свою силу, и я легко выигрываю. Впрочем, если вы забыли, в реальности единоначалие нашей армии помогло не слишком.

Кадеты седьмой роты, пристыженно затихшие, слушали. Подполковник передвинул цветные пластинки в проекторе, повернул объектив, жёлтые и красные сектора сместились. Константин Сергеевич быстро захватил в держатели несколько оловянных солдатиков, перенёс на сопку, подвинул орудия и конницу, сменил позиции пулемётов.

— Вот, господа кадеты. Вот именно так стояли наши войска на данном участке, когда на них обрушилась вся 4-ая японская дивизия, да ещё и с гвардейской бригадой. Не стоило размещать пулемёты, кадет Нифонтов, в отдельно стоящей роще; она послужила отличным ориентиром для японской артиллерии, генерал Оку получил «плюс пять» к меткости и разрушил центр нашей позиции. Не стоило и убирать батареи так глубоко, кадет Вяземский, вы уберегли их от японских накрытий, но и наши пушки, не предназначенные для подобного вида стрельбы — всё-таки полевые трёхдюймовки, не гаубицы — давали на такой дистанции слишком больше рассеяние, — Две Мишени указал на жёлтый сектор. — Плотности вашего огня было недостаточно, чтобы подавить японский. После этого, — подполковник усмехнулся, — мне оставалось лишь атаковать, с криками «Тэнно хэйка банзай». Плюс три к свирепости.

Вяземский закусил губу, наморщил лоб.

— Да-да, кадет. Вам стоило рискнуть и передвинуть батареи ближе. Нифонтов, вы, понятно, ещё не знаете, как организовывать ротные и взводные узлы обороны, но хочу, чтобы вы — вы все! — с самого начала запомнили, что нет ничего более действенного, чем фланговый пулемётный огонь по пехотной цепи, особенно густой. Фронтальный тоже хорош, и, выбери вы, Константин, другую позицию, ваши оловянные солдатики бы удержались. Хоть и с большими потерями.