Из дыхания и разрушения (ЛП) - Райан Керри - Страница 3

— Булочки! Я знаю, что мама будет рада, ведь ты и твои мамы печете лучший хлеб.

— Точно. У меня лучшие мамы, — Брэлинн подмигнула и отдала корзинку, Эмори прошла в дом. Почему она покачивала бедрами при этом, я не знала, но ей шло.

— Я голодна, — сказала Эмори вместо приветствия, а потом склонилась, чтобы поцеловать меня в щеку. Она делала так до наших свиданий, и это не прекратилось. Я не возражала, не отталкивала ее. Как только я решу, что нужны границы, она прекратит. Такой она была.

— И я голодна, — сказала я. — Привет, Эмори.

Эмори разглядывала мое лицо и хмурилась.

— Ты не спала.

Я пыталась скрыть эмоции на лице, но знала, что получилось плохо.

— Я в порядке. Закончим накрывать на стол.

— Хм, — только это она сказала и пошла в столовую, поздоровалась с моими родителями, словно не разбила мое сердце, оставив меня гадать, что я наделала.

И… я не знала, откуда была эта мысль. Может, мне нужно было больше спать без сновидений о тенях, временах года и стихиях, путающих меня.

Когда мы собрались за столом, булочки Брэлинн порадовали нас. Но я нервничала, ведь Эмори разглядывала меня. Я не знала, почему, и это волновало меня, ведь я понимала, что ужин станет только хуже, потому что родители затронут самую жуткую тему.

Они всегда делали это, и я знала, что никак не могла это решить, пока не сделаю выбор. Но я не хотела ошибиться.

Я не могла ошибиться с выбором.

— Итак, Эмори, где ты решила учиться? — спросила мама, даже не пытаясь подобраться к теме мягко.

«Началось».

Эмори пожала плечами.

— Фотография с уклоном в историю. Я хочу работать на «АП»¹, ездить по миру, делать фотографии людей, брошенных в войне и раздоре.

Мои родители кивали, словно понимали, а не просто радовались, что Эмори сделала выбор в жизни. Не важно, что это было опасно, и такая карьера вряд ли обеспечила бы ее. Но Эмори была не их дочерью.

— А ты, Брэлинн?

Моя лучшая подруга мило улыбнулась. Она всегда была милой, нежной. Я любила ее невероятно сильно, знала, что я сделала хороший выбор, когда в первый день в садике поделилась с ней кубиками.

— Ветеринарная школа. Знаю, будет трудно, но это моя страсть.

Я скривилась от этого слова. Страсть.

У меня этого не было, насколько я знала. Откуда мне знать, что делать, когда мне нужно было еще так много изучить? Я пыталась не показывать эти мысли на лице, потому что родители повернулись ко мне, смотрели с выжиданием.

Они любили меня. По-настоящему.

Но не понимали меня.

И я не была уверена, что понимала себя. 

— Это было неловко, — сказала Эмори, пнув камешек на дороге.

— Еще бы. Но это хоть не были твои родители, — я вздохнула. Брэлинн подвинулась на тротуаре, чтобы идти между Эмори и мной. Я не знала, замечала ли Брэлинн такое свое поведение, но она отлично улаживала ситуацию и прогоняла напряжение одним своим присутствием. Это я как-то подслушала слова мамы папе. И я была с этим согласна.

— Твои мама и папа хотят как лучше… — начала Брэлинн, но Эмори перебила ее.

— О, хватит. Их тут нет. Не нужно их защищать. Все и так знают, что ты подхалимка.

— Заткнись, Эмори, — рявкнула я. — Она просто пытается помочь.

— Тогда ей нужно перестать врать за них. Боже, — Эмори скрестила руки на груди, и я подавила вздох. Потому было сложно дружить с Эмори. Она была вспыльчивой и говорила то, что, как она позже говорила, не имела в виду. Хотя я не была уверена, что верила ей, когда она извинялась за это.

И извинения были редкими.

Я игнорировала странное ощущение в желудке, которое говорило мне, что, каким бы ни был мой выбор насчет будущего, Эмори в нем вряд ли будет. Я обвила рукой плечи Брэлинн и притянула ее ближе.

— Я знаю, мама и папа хотят добра, но это их не оправдывает. Или, может, оправдывает, а мне нужно подрасти и понять, что я хочу делать до конца жизни.

— То, что ты будешь учиться дальше, — уже шаг. Ты во многом была хороша, и тебе нравилось это делать. Ты не как я, которая решила в семь лет, пока играла с куклами и соседским щенком, что я хочу быть ветеринаром. Это детская мечта, из которой я никак не вырасту.

— И ты будешь крутым ветеринаром. А я? Я останусь жить с родителями до сорока, а потом они меня выгонят.

— Я пущу тебя жить в моем подвале до того, как это произойдет, — сказала Брэлинн, смеясь.

Эмори закатила глаза, и я хмуро посмотрела на нее. Ей не нравилась Брэлинн, и я была уверена, что чувство было взаимным. К счастью — для них, наверное — они недолго будут вместе. Обидно, но Эмори собиралась в университет в другом штате, а Брэлинн будет в Боулдере, при этом я застряла дома, собираясь в университет Колорадо. Я разберусь с планами, всегда так делала, просто мне не нравилась неуверенность, словно я ждала чего-то, что не понимала.

Мы прошли еще улицу, солнце садилось, становилось прохладнее. В Колорадо было так сухо, что всю влажность в городе давно выжгло солнце. Когда село солнце, было не так ужасно холодно, как в другие времена года, но я все еще жалела, что не взяла куртку.

Мы решили прогуляться после ужина, а не ехать, ведь ночь была хорошей, и дел больше у нас не было. У меня не было своей машины, ведь я копила на учебу в университете и знала график автобусов наизусть. У Брэлинн была машина, но ей не нравилось ехать с Эмори, потому что моя бывшая вела себя ужасно на месте пассажира.

У Эмори был крутой джип на зиму и еще более крутой кабриолет на лето стараниями ее терпеливых родителей, которые не знали, что делать с сексуальной ориентацией их дочери. Но никто не был против прогулки, и мы брели без особого направления, будто были в средней школе, а не только недавно закончили старшую.

Мы говорили о мелочах, обсуждали все, что могло стать проблемой, ведь казалось, что мы втроем были на грани. А потом мы завернули за угол, и я чуть не споткнулась о свои ноги от вида трех человек, стоящих перед домом, который я знала. Они хмуро смотрели друг на друга, еще не поняв, что были не одни.

Я знала их, конечно. Было сложно не знать подростков в моем районе, потому что мы ходили в одну старшую школу. Те, кто не ходил туда, учились на дому или в частных школах, но они все равно пересекались с нами на разных кружках, где многим приходилось бывать за годы.

Ладно, «приходилось» было не лучшим словом, ведь и я пробовала такое в детстве, пытаясь понять, что подходило мне лучше всего. Но я не хотела сейчас думать о том, что ничего так и не приглянулось.

Почему?

Две девушки стояли перед нами, и с ними был парень. Высокий мускулистый парень, который был на пару лет старше нас, но который, как по мне, всегда выглядел как идеальный человек.

Родес Люс.

Если бы я позволила себе говорить о парне, как о мечте, то он был за пределами. Его светло-коричневая кожа всегда выглядела шелковистой и почти сияющей, словно он только что-то закончил пробежку и блестел под солнцем. Его каштановые волосы были не простого оттенка, а будто медовыми, волнистые пряди были сверху длиннее, чем по бокам, и от этого он выглядел немного растрепано, а мне хотелось поиграть с его волосами.

Хотя я так не сделаю.

Никогда.

Даже в мечтах.

Я могла поклясться, что заметила тень краем глаза, когда подумала о мечтах, но проигнорировала это, глядя на Родеса, остановившись с подругами.

Когда я была рядом с ним, я не могла перестать смотреть. И дело было не только в его сильных скулах. Не только в его красоте.

Дело было в его глазах.

Они были такими светлыми, что я могла назвать их серебряными. Но у людей не было серебряных глаз.

Но у Родеса? Вполне могли быть.

Он не был один, и я постаралась отвести от него взгляд, неловко помахала им всем. Слева от Родеса улыбалась его младшая сестра, Розамонд, ее платье-тунику трепал ветер. Я была уверена, что Розамонд была хиппи в прошлой жизни, и она не хотела меняться. Но ей было хорошо так с ее кудрями и почти светящейся коричневой кожей. Она выглядела как фейри Нового времени, ее речь и поведение подходили под это описание.