Глиномесы (СИ) - "Двое из Ада" - Страница 45

Зайцев улыбнулся. Его, как обычно, долго уговаривать на саботаж не пришлось. И Серый с чувством прижался к губам мужчины, прихватывая нижнюю. Он замирал каждый раз, пока не получал ответной реакции, словно где-то под кожей все еще жил страх быть отвергнутым. И целовал нежно, медленно, жался так сладко… И отстранился быстро, воровато озираясь.

— Все, давай паспорт! — Серега отпрянул от Ильи, сел и протянул руку. — Давай-давай, поднимайся, скорее!

— То есть ты все-таки в бегах и за нами уже погоня, да? Черт! — Илья рассмеялся и подтянул к себе рюкзак, из которого и вытащил заветную книжечку. Впрочем, несмотря на неверие Сереги, относительно своего внешнего вида Добрынин, в сущности, не соврал. Со старой поблекшей фотографии серьезно смотрел, очевидно, уже такой же рослый, но не такой мускулистый парень — никакой бороды, округлое лицо, каштановые волосы — и даже пухленький немного. Молодой Илья производил впечатление молодого человека из хорошей и правильной семьи, воспитанного в строгих традициях, но с огоньком в глазах. — В общем-то, красавцем я в том возрасте не был и девчонкам не особо нравился, — критично заметил Илья. — Только начал заниматься тяжелой атлетикой. Ну и оформлялся долго, искал себя… Потом была армия. А потом я вернулся оттуда, женился, дочь…. И меня понесло далеко и надолго.

— Загулял? — Серега критично осмотрел фотографию и прочие записи в паспорте. Он тут же расплылся в улыбке, погладив большим пальцем чуть выцветшее фото. — Есть такие люди, которые с каждым годом становятся только лучше. Это про тебя, тебе повезло. Я скорее развалюсь, чую, чем ты потеряешь свою кошерность… — Серега задумался крепко, почесал затылок. — Хотя нет, кому я вру, я всегда буду красивый! Пф. Что это я вообще.

— Конечно, будешь. Постараюсь дожить, чтобы заценить самого сексуального деда Серегу в мире потом, — уверенно подтвердил Добрыня, мягко толкнув Зайцева в плечо. — А что до «загулял»… Скорее, сорвался. У меня родители были — ну, православные-православные. И воспитывали так же. А я с детства рожей не вышел, бунтовать пытался (безуспешно), университет вообще из меня последнего рокера сделал, и тошно мне было все, чего от меня хотят дома. Но родителей я любил, и особенно маму мне тогда расстраивать не хотелось. Плюс еще постепенно стало приходить осознание, что со мной что-то не так. Когда служил — иногда чуть не нарывался, потому что на мужиков вставало, и ловили как-то, и допрашивали. Потом вроде хорошую девушку повстречал и как-то отлегло, но муж из меня вышел никудышный, с появлением ребенка — и того хуже. Мы Зоряну как-то сделали, а потом я вообще не мог. Не поднималось. Сознание у меня было, ну, гомофобное тогда еще все-таки, и я ко врачу пошел — вдруг чем болен, дисфункция какая, еще чего… А потом выяснилось, что все просто. И еще проще, потому что сам доктор случайно оказался геем. Ну и сначала я ходил к нему на «сеансы»… А потом по клубам… А потом я попался на том, что лечу какую-то венерическую мелочь, хотя супружеский долг не выполняю и откуда тогда еще. Ну и все, кончилась моя семейная жизнь на ближайшие годы. Свободу я свою долгожданную от всех постулатов получил, конечно. А потом понял, что дочь-то терять не хотел. Но жена мне ясно сказала, что мудаку не даст ребенка воспитывать и не пошел бы я в развод на хуй к «своим Егоркам»…

— М. Сурово, — вздохнул Серый, вернув Илье обратно паспорт. На его лице в одинаковой пропорции вдруг поселились и сочувствие, и раздражение. — Та жизненная ситуация, в которой жалко просто всех, да. А как потом с Зоряной помирился? Сейчас у вас отношения, вроде как, неплохие. Она знает, что ты гей?

— Я ее сам нашел, когда она стала уже постарше. Сначала пытался от жены добиться согласия, но она уперлась. И я тоже уперся. Переквалифицировался в хорошего, но коварного папочку. А там и Мила — ну, жена — сдалась… Да и отлегло со временем. Потом поняли, что мы просто с самого начала не были парой, но на нас давили тогдашние условия. Она меня принять до конца так и не смогла, правда, но на пути стоять не стала, поскольку я ничего плохого ребенку не желал и не делал. А Зоряне все объяснил, когда ей было пятнадцать. Так что она знает, конечно. И простила, и поняла, и характерами мы с ней, в общем-то, лучше сходимся. Она чем-то похожа на меня — ну, на того меня, которого усердно пытались «правильно воспитывать» в ее возрасте. И я, в общем-то, даже счастлив, что так вышло… — Илья выдохнул. Видно было, что он давно не выговаривался никому в таком объеме и так откровенно — выходило тяжело, но тяжесть сменялась облегчением. Закрыв и спрятав паспорт, Добрыня посмотрел на Серегу и осекся вдруг: — Если что, с загулами я давно завязал. Это… Тогда это тоже было моей ошибкой — в той мере, в которой я позволял себе кутить. Такого уже давно нет в моей жизни. Да и незачем, потому что теперь… Ну, — он многозначительно посмотрел на Зайцева. Который тут же встрепенулся и погрозил пальцем воодушевленному богатырю.

— Но-но-но, меня еще завоевать надо. Причем качественно, красиво и никаких дешевых выкрутасов, — Серый повел плечом и закатил глаза. Но тут же рассмеялся, дружественно хлопнув Добрынина по руке. — Короче, я рад, что Зоряна оказалась умнее вас обоих. Ну и теперь мне понятно, чего ты такой зашуганный в этом вопросе. Все теперь будет хорошо. Жаль, что тебя так пережевало не лучшее время для твоей ориентации. Ну… зато ты сильный и красивый мужик. Видишь, все лучше. Но смотри мне. Я самый ревнивый человек на свете и очень не люблю ничем делиться. Серьезно, я даже в яслях разбил лицо мелкому, когда он без спроса взял поиграть моего мишку. Этим же мишкой! Я страшен в гневе, могу покалечить людей плюшем.

— Я и не говорил, что ты у меня уже есть. Я намекал на то, что влюбился, — Добрыня улыбнулся и отвел взгляд на мгновение, стесненный комплиментами и такой взрослой реакцией Сереги на не самые красивые открытия из прошлого. — И буду с этим работать. — После этого Илья еще недолго помолчал. А потом прыснул со смеху. — Завоюю самого опасного преступника десятилетия — который ворует чужие паспорта и убивает людей плюшем. Скажи, того несчастного пацана с фотографии ты точно так же замочил?

— Ты даже не ведаешь моей мощи. Смейся, смейся, несчастный! — бахвалился Серый, дожевывая, наконец, свой перекус. На признание он внимания не обратил, словно капризная барышня, только деланно отвел взгляд и вымученно вздохнул. — Да не мочил я его, он перед тобой сидит. И жрет бессовестно все, что ты ему притащил. Серьезно, чуть меньше, чем рисовать, я люблю жрать только…

— Тогда все твое, — Илья передвинул полный лоток с салатом к Серому. — Надеюсь только в награду за вкусный обед послушать и о тебе что-нибудь. Как ты дошел до жизни такой? Со мной-то ясно все теперь…

— Да опять ты намекаешь, что я уголовник какой-то! Как запущу тебе сейчас салатом в бороду, будешь знать! — засмеялся Серый, отложив, впрочем, еду. — Ну про татуировки я же тебе рассказывал. Про семью мою только глухой не знает… Даже не знаю, что еще о себе рассказать, — неловко улыбнулся он.

— Про семью я слышал, но то, что говорят, и то, что есть на самом деле — это совершенно разные вещи. Я вот… я так понял, что сейчас ты с ними и не общаешься вовсе?

— Ну да, мама за границей живет, отец вообще хер знает где. Не знаю даже, — Серый пожал плечами. Но веселее от таких разговоров ему не становилось. — Да как-то не сложилось все. Я сразу был по нянечкам. Потом в ясли отдали. Конечно, элитные, платные. Потом в садик, потом школа-интернат закрытая для богатеньких. Оттуда меня забирали только на летние каникулы, в которые сразу определяли на три смены лагерей детских. Типа для физически развитых, умных и еще что-то… Ну тоже кучу денег стоят, нас там все время развивали. Потом опять в интернат. Выпустился, выперли меня в институт и сослали в общагу. Типа чтобы научился ценить деньги и посмотрел, как нормальные люди живут. Не ценю же ничего, гаденыш, — Серый сказал это с какой-то незнакомой Ильей интонацией. Явно передразнивал заученную с детства и часто оговоренную фразу. — Так и прошло детство. Друзей у меня никогда не было, а кому-то интересен и нужен я стал только в университете. Ну, знаешь, по-настоящему нужен. Не просто за деньги. Мать и отца я вообще не знаю. А нет, ну, знаю! Знаю, что отец хотел бы, чтобы я продолжил его дело. Но я настолько тупой, что пришлось искать наследника на стороне. Вот. За два года я вылетел из четырех университетов экономики, бизнеса, финансов и предпринимательства. Тогда он и отправил меня в наш вуз, чтобы я лицо семьи не позорил, убогий. Без образования-то остаться, прикинь? Проплатился хорошо, чтобы не выперли. Но я очень старался, чтобы деньги эти сгорели. Ну вот и все. Рассказывать совершенно нечего. Мои жуткие дни среди богатеньких ублюдков — самая скучная в мире вещь, я тебя уверяю, — ухмыльнулся Серый, отправляя в рот уже кусочек банана.