Отпуск на всю жизнь (СИ) - "Генрих" - Страница 6

Обломили меня с пивом. Принимаюсь за гречневую кашу, старательно игнорируя быстрое снижение уровня вожделенного напитка. Сначала в бокале, а потом и бутылка пустеет. Мои надежды втихомолку разжиться хотя бы глотком из начатой бутылки бесследно тают.

Я потихоньку выпускаю Дану, тренируюсь держать её под ручным контролем. Мне страшно понравилось купаться в её эмоциях, совершенно непередаваемое ощущение. Мне хорошо знакома ярость, бешенство и холодная злость, но каким-то чувствам Даны я пока даже слов не могу подобрать. Приходится иногда подзатыльник ей отвешивать, когда она на мачеху нехорошо косится. Зато открыла для себя огромный пласт, сулящий изысканные удовольствия, совершенно незнакомые ранее.

После ужина «родители» сидят в обнимку на диване. Прыгаю к ним с разгону и прилипаю сбоку. Но не к «отцу»! К тёплому и мягкому бочку мачехи. Та сразу притискивает меня поближе. Дана с шипением разъярённой кошки исчезает в камере. Сама! Я отворачиваюсь от Эльвиры, пряча издевательскую усмешку и стараясь не трястись от истерического смеха.

Воскресенье, 1 марта.

Это я базлаю стишки на английском. Домашнее задание у нас такое, выбрать стихи про осень, выучить и поразить одноклассников. Не спрашиваю, почему весной надо учить про осень. Наверное, про весну учили осенью или зимой.

– Pronunciation (Произношение), Дана! – стонет Эльвира. Вот достала она меня, натурально, достала! Меня, не Дану, та вообще спряталась подальше.

– Давай, ты прочти. А ты, Юль, сравни нас, – кажется, я нашла выход. Эльвира не понимает, что человек слышит себя совсем по-другому, чем окружающие. Звук по разным путям до уха доходит и обертона меняются. Объяснять бесполезно, я пробовала.

– Ты и сама можешь сравнить, – как ей чудиться, вполне справедливо замечает ещё одна премудрая. Подружка моя Юлия. Чуть пониже меня ростом, но какая-то она более ладненькая, чем я. Светлорусая, голубоглазая с очень аккуратной и уже гармоничной фигуркой.

Вчера кое-как уболтала её прийти с утра ко мне поучить уроки. Поспать она, видите ли, любит по воскресеньям. Я высыпала ей на голову кучу железных резонов, тут и помощь подруге, и хорошо выученные уроки, что, кстати, случается не всегда. Выдавила из неё согласие, когда пообещала сходить с ней в ближайшее кафе и прогуляться по скверу. И обедом накормить, прорекламировав кулинарные возможности мачехи. И всё равно только в десять часов заявилась, сова противная.

– Юль, ты объективнее, потому что обеих слышишь со стороны, – ещё одна попытка донести очевидную мысль.

Мачеха читает, громко и с выражением. Лично я особой разницы не улавливаю. Явных ошибок в моей речи нет, произношение мачехи более уверенное и как бы это сказать… более плавное и слитное.

– Что скажешь? – смотрю на Юлю, – Да не бойся, говори, как есть!

– Тётя Эльвира красиво говорит… но, тёть Эльвира, у нас никто так не умеет. Не только отличники, сама англичанка так не сможет, как вы.

Мачеха растерянно хмыкает.

Выучила два четверостишия я быстро. И теперь Эльвира терзает меня произношением. А ещё она перешла в общении со мной исключительно на английский. И в первый день, это вчера, я не расставалась со словарём, пытаясь понять, что она там мне вкручивает.

– I'll kill you! (Убью!) – пригрозила я ей в один момент, когда заметила, что она резвится. Намеренно заваливает меня сложными фразами и длинными рассказами неизвестно о чём.

На угрозу она отреагировала весёлым смехом, но измываться стала меньше. Потом успокоила.

– Это ничего, что ты не понимаешь. Ты должна слышать речь постоянно, твой мозг сам разберётся. И давай договоримся, в последний раз ты слышишь от меня русскую речь. По-крайней мере, когда мы одни.

Это я могу понять. Я про жестокость и непреклонность учителя или тренера. Не будешь ставить ученика в жёсткие рамки, толку не будет.

Зато с математикой мы покончили быстро, хотя до обеда оставалось не больше получаса. Удивление Юльки по поводу своей неожиданной компетентности гашу простым сообщением: разбиралась до этого два дня.

Обед нас не разочаровал. Ехидно смотрю на Юляшку, что слегка пыхтит, отваливаясь от стола. Сама виновата! Я, конечно, понимаю, что от стряпни мачехи отказаться трудно, но себя надо контролировать. Я после борща только один голубец умяла, а она от двух, заботливо положенных мачехой, не отказалась.

– Нельзя тебе к нам в гости часто приходить, – говорю ей ехидно, – Эльвира быстро из тебя красотки толстопузика сделает.

Примечательное в этот момент происходит. Кто-то внутри меня смеётся. Дана! Выбралась таки из своей каморки!

Юля смотрит на меня мрачно, я показываю ей язык, Эльвира хихикает.

– Пошли гулять! – командую подружке, – А то Эльвира тебя так раскормит, что зад на стуле не уместится, свисать по бокам будет.

Под смех Эльвиры уходим гулять. Настроение выше крыши, хотя ноги у меня болят до самой шеи. Задала я нагрузку этому тельцу позавчера. Надо сегодня ещё раз отработать.

Прошвырнулись по скверу, который не сквер, а маленький парк. Наткнувшись на какую-то отдалённую длинную аллейку, я пробежалась туда-обратно. Ленивая Юлька компанию мне составить не захотела, а какому-то малышку, который, издав восторженное гиканье, попытался улепетнуть за мной, не позволила молодая мама.

– Юль, ты видела?! Чуть ухажёра не подцепила!

– Ага, – хихикает подружка, – только его мама не пускает.

Хорошо мы прогулялись. Только одного мне не удалось, бутылочку пивка купить. Не продают его несовершеннолетним, вот засада! Представление для продавца, как-то: умильная мордочка, заглядывание в глаза, уверения, что это презент для папы, ничего не помогло. Продавец в небольшом магазинчике непреклонен и непробиваем. Простой и почти общедоступный предмет, обыкновенная стеклянная бутылка напитка с неубедительным содержанием алкоголя вдруг приобретает статус труднодоступного артефакта. Меня уже не пиво волнует, меня возбуждает наличие нелёгкого квеста, требуемого для достижения вожделённого предмета.

Шлёпаю по юлиной руке, потянувшейся к шоколадке.

– Остынь, подруга! Тебе на сегодня хватит калорий!

– Да ничего не будет! Отстань! – И всё-таки берёт шоколадку.

На выходе из магазинчика к нам обращается добропорядочный дядечка в длинной коричневой дублёнке.

– Девушки, вы пива хотите? Так давайте я вам куплю. Если что, могу не только пива, – добрые глаза светятся участием и желанием помочь таким милым девочкам.

– А что, кроме пива? – Юля почему-то оттягивает меня назад, но я непоколебима.

– Можно вино, – радостно заулыбался дяденька, – конфет купить.

– Дана, пойдём отсюда… – шипит на ухо Юля.

– Зачем? – громко спрашиваю я, – Щас добрый дядя купит нам пива и конфет. Ты какие любишь? Шоколадные с ореховой начинкой? Ну, вот он их купит и нам отдаст.

– Отдам, конечно, – умильно улыбается дяденька, – отойдём ко мне, я недалеко живу, вместе чай попьём.

– Ну, вот, – говорю я, – он нам пиво и конфеты отдаст, я потом или перед этим заряжу этому гондону хорошим пинком по яйцам и полицейского позову. И всё будет норм, будем с пивом и шоколадом.

Личико Юли, сначала испуганное, потом ошарашенное, стало немного удивлённым.

– Ой! Он ушёл.

Оглядываюсь, пока разговаривала с подругой, наш добрый дядя потихоньку ретировался и теперь удалялся энергичным шагом.

– Надо запомнить этого козла! – громко говорю я, – И в полицию сходить, фоторобот составить!

Дяденька ускоряется, до Юли что-то доходит, она начинает хихикать, хотя немного нервно.

После проводов подружки до троллейбуса возвращаюсь домой в отличном настроении. День прошёл не зря. Добрый дяденька всё-таки оказал нам одну услугу. Пока троллейбус не забрал мою подружку домой, мы непрерывно ржали, вспоминая его рожу.