Отпуск на всю жизнь (СИ) - "Генрих" - Страница 11

Моя лучшая подруга – сумасшедшая! Что она делает?!

– Дана, давай охрану вызовем и тихонько уйдём через служебный вход, – самое лучшее решение на мой взгляд.

– Ты сбрендила?! Такого развлечения хочешь лишиться? – в её глазах вижу по-настоящему сумасшедший восторг. Похожий азарт я наблюдала прошлым летом в гостях у бабушки. Это я от вида проскочившей у стены мыши визжать начала, а бабушкина кошка сразу рванула на перехват. Не успела, расстояние было велико. И вот у неё глаза так же горели, как сейчас у Данки.

Так, стоп! Это кто мышка? Машка Грибачёва? Офигеть!

Дана смотрит на меня оценивающе.

– Знаешь, Юляш, сходи-ка ты в туалет пописать, а то мало ли…

Вот ведь противная какая! Могла бы как-нибудь поделикатнее. Но она права, и я бегу в приватную комнату. Когда возвращаюсь, Дана уже рассчитывается с официанткой.

– Давай быстрее, а то уйдут, лови их потом, – слегка нервно поглядывает на улицу. Грозная парочка продолжает там маячить.

Выходим на крыльцо, очень хочу встать рядом, поддержать подругу. И никак не могу заставить себя это сделать, прячусь за её спиной. И вдруг слышу властный окрик, от которого у меня ноги подгибаются.

– Эй, ты, матрёшка! Я что тебе приказала?! Почему не подошла?! – подходящая к нам пара останавливает своё по виду неудержимое, как накатывающаяся волна, движение, – А ты, Грибачёва, чего здесь трёшься?! Тебя полиция по всему городу ищет!

Офигеть, не встать! Маринка прячется за спину Машки, совсем, как я. Машка испуганно, – я, правда, это вижу? – озирается по сторонам. Какой-то прохожий чуть притормаживает, внимательно глядит, но всё-таки уходит.

– Не кипиши, соска, – шипит Машка, – разговор есть. Ты мою подругу обидела, так что ответить придётся.

– Как ты меня назвала?! – безмерно изумляется Дана, – Ах, ты дрянь такая! Вот за это ты точно заплатишь. И не деньгами.

Дана с видом полководца осматривает окрестности. Показывает в сторону боковой улочки, прохожие там редко бывают, и наледи на асфальте почти нет.

– Двигайте туда, овцы!

– Вперёд иди, коза драная! – не остаётся в долгу Машка.

– Чтобы вы удрали?! Шевели булками, а то я тебя прямо здесь раскатаю, тварь! – рявкает Дана. Я аж приседаю. Неожиданно думаю, как Дана была права, заранее отправив меня в туалет.

Офигеть! Они подчинились! Маринка что-то нашептала ей на ухо, и Машка двинулась в указанное место. То и дело оглядывается и что-то бурчит, но идёт. Я тоже бреду, ноги у меня одновременно деревянные и ватные. Не гнутся, и стоять на них страшно, плохо держат. И в животе как-то пусто. Зато эта сумасшедшая аж приплясывает. Вот ненормальная, Машка же сейчас её искалечит…

– Дальше, дальше! – Данка гонит их в глубину переулка. Мне жутко, и я испытываю огромное облегчение, когда Дана отдаёт мне сумку и велит остаться на месте. Сами они с Машкой отходят подальше. Маринка остаётся рядом со мной.

Данка и Машка встают друг напротив друга. Я уже вижу по позе Машки, что она сейчас бросится. Видела уже такое разок. Она всяко сильнее Даны, и когда уложит её, моей подружке придётся очень не сладко.

13 марта. Пятница, первый урок.

Пятница, тринадцатое. Мой день, моё любимое сочетание. Первым уроком у нас история. Историчка Эмма Пална исхитрилась не попасть ни в одну категорию, на которые я рассортировала всех учителей. Она вне категорий, она – пофигистка. Ей, высокой женщине с крупными формами, всё до фонаря.

– Что с тобой, Сидякова? И почему ты пересела? – даже пофигисткам надо выполнять свои обязанности. Учитель обязан обратить внимание на школьницу, которая прижимает платок к окровавленному носу.

Я, вместе со всеми, оборачиваюсь к ней, сладенько улыбаюсь. Ну, скажи что-нибудь, дрянь! Сдай меня! Сдай с потрохами!

– Гносом гровь пошла. Дагвление, нагверно… – гнусаво объясняет Сидякова.

Десять минут назад.

– Доброе утро, Мариночка, – ласково приветствую одноклассницу, – А чего это ты пересела? Как же я тебе на контрольных буду помогать, а?

Она отсела обратно, на камчатку. В России так с незапамятных времен самые дальние парты называют. Меня, кстати, в своё время очень порадовала такая ассоциация.

– Привет, – мрачно бурчит одноклассница.

Рядом со мной трётся обеспокоенная Юля. Я опять наслаждаюсь, пью аккуратными глотками, стараясь не проронить ни капли, страх Сидяковой. О, а это чего? Какая-то надежда в глазках начинает светиться. Чегой-то? Отслеживаю взгляд, она смотрит на мою правую загипсованную кисть.

– Даночка, ну, не надо… у тебя ж рука! – тормошит меня Юля.

– И что рука? Такую-то шаболду я одной левой сделаю, – переключаюсь на Маринку, – Слышь, ты! Я дала себе обещание, что если ты устроишь мне рандеву с Машкой, я тебя в больницу отправлю.

Сидякова мрачно молчит, только глазами затравленно зыркает. Чувствую, она мне верит, надежда тает.

– На место! – холодно киваю в начало ряда. Она мне поблизости нужна.

Никакой реакции. Упрямо молчит, упрямо сидит. Приморозило её от страха, что ли? Одноклассники образовали вокруг нас пояс отчуждения. В радиусе двух метров нет никого. И подозрительно тихо в классе, хотя почти все здесь.

Крепко хватаю левой рукой её за волосы, тяну назад.

– На меня смотри, когда я с тобой разговариваю, – шиплю я, а потом резко меняю усилие на обратное. Маринка с размаху бьётся лицом о парту.

Вот от этого у неё давление и подскочило, ха-ха-ха. И вот теперь флегматичная, но заботливая Эмма Пална отправляет Маринку в медпункт.

А Юлька нудит мне в ухо почти без перерыва.

– Дана, ну, зачем тебе? Ну, хватит уже этого ужаса… – она уговаривает меня прекратить терроризировать Сидякову. Забыть о том, как она терроризировала весь класс, в том числе её, она не могла. Значит, по доброте своей. Она – газель, в принципе не может драться, это я из волков, мне такое в радость.

– Хорошо, Юляша, – пойду ей навстречу, всё равно я настолько щедро хлебнула этих пьянящих эмоций, что мне надолго хватит, – Сделаем так. Я наложу на неё контрибуцию, если согласится, бить не буду. А уж если нет, то, как хочет.

– Какую контрибуцию? – округляет глаза подружка, – Денег с неё возьмёшь?

– П-ф-ф-ф… нет, – наклоняюсь, объясняю на ушко, – И скажешь ей ты, раз ты миротворец.

– Девочки, прекратите шептаться! – Эмма Пална закругляет наши разговоры.

Как скажете, Эмма Пална. Мы прекращаем. Ох, и хлебнула я вчера счастья! Наверное, те, кто любит шампанское, могут испытать подобное, приняв ванну из этого напитка или хотя бы выпивая его горстями из полного ведра.

Пришлось рассчитываться за это чудное ощущение. Во всех мирах действует жестокое и неотменяемое правило: за всё надо платить! Вот и расплачиваюсь. Я забылась, простите меня все, совсем голову потеряла и забыла, в каком слабом я сейчас теле. Врезала Машке с такой силой и скоростью, по такой длинной траектории, что серьёзно повредила кисть. Эта шалава, даром, что вид такой будто её и шпалой с ног не собьёшь, кувыркнулась на асфальт, как миленькая. Сладостная картинка, до сих пор душу греет. Любому бойцу знакомо это чувство торжества и восторга, когда он видит, как от его руки повергается наземь злой враг.

А какой потрясённый вид был у моих подружек! То есть, у моей подружки и подружки этой тумбы с кулаками, до тех пор, пока не сбежала. Юля смотрела на меня, как на титана, растоптавшего злого бога.

Урок математики.

Математик, что-то соображая, смотрит на гипс, упаковавший мою руку.

– Да-да, Викенть Валерич, к доске меня не вызовешь, контрольную не напишу, домашку тоже. Но зато я буду внимательно слушать ваши мудрые речи, – хлопаю ему ресничками с невинным видом.

– Что это с тобой?

– Бандитизм и хулиганизм в нашем славном городе до сих пор не изжиты, – горестно вздыхаю, – Порядочной девушке до дому спокойно дойти невозможно. Представляете?