Сходство - Френч Тана - Страница 14

– Только не это… Не надо, Сэм. Прошлогоднее дело сюда не приплетай.

– А как же без него? Твой Мэкки всего раз на тебя взглянул – и понял, что запросто втянет тебя в эту авантюру…

Тоже мне собственник: стоит, понимаете ли, посреди моей квартиры, руки в карманы – мое дело, моя женщина! Я звякнула тарелкой о кухонную стойку.

– Плевать мне, что он там думает, ни во что он меня не втянет. Мне все равно, чего хочет Фрэнк, – ни при чем тут Фрэнк, и точка. Ну пытался он на меня давить. Послала его подальше.

– Ты пляшешь под его дудку. Что значит – послала подальше?

Мелькнула безумная догадка: а вдруг он меня ревнует к Фрэнку, и если ревнует, что делать?

– Ну, допустим, не пойду я на совещание, сделаю, как ты просишь. Выходит, я пляшу под твою дудку? Я решила идти. По-твоему, я не в состоянии сама принять решение? Ради бога, Сэм, подумаешь, прошлогоднее дело – это же не лоботомия!

– Ничего я такого не говорил. Я всего лишь сказал, что ты на себя не похожа после…

– Я такая же, как всегда, Сэм. Приглядись хорошенько, это же я, черт возьми! Я работала агентом, когда операцией “Весталка” еще и не пахло, так что не приплетай ее сюда.

Мы уставились друг на друга. Через миг Сэм кротко сказал:

– Да-да, так и есть.

Он рухнул на диван, провел ладонями по лицу. Вид у него сделался несчастный, у меня аж сердце кольнуло.

– Прости, – сказал он. – Зря я этот разговор затеял.

– Не хочу с тобой спорить, – успокаивающе сказала я. У меня дрожали колени; как же мы умудрились разругаться, если мы на самом деле заодно? – Просто… не надо об этом, ладно? Пожалуйста, Сэм. Прошу тебя.

– Кэсси… – Его круглому добродушному лицу совсем не шло страдальческое выражение. – Не могу я, и все тут. А вдруг… Боже… А вдруг с тобой что-нибудь случится? Во время моего расследования, с тобой не связанного. Если вдруг, черт возьми, я не смогу найти убийцу. Никогда себе не прощу. Никогда.

Говорил он сбивчиво, задыхаясь. Во мне боролись два желания – то ли обнять его покрепче, то ли пнуть.

– С чего ты взял, что дело со мной не связано? Эта девушка – мой двойник, Сэм. Разгуливала, видите ли, с моим лицом! Откуда ты знаешь, что убийца не промахнулся? Вдумайся. Аспирантка, читает долбаную Шарлотту Бронте, – и следователь, десятки людей засадила. Кто скорее наживет врагов?

Сэм молчал. Операция “Весталка” ему знакома не понаслышке, сам в ней участвовал. Мы оба знаем по крайней мере одного человека, который мог бы меня убить не раздумывая. Сердце у меня готово было выпрыгнуть.

Сэм начал:

– Думаешь…

– Неважно, какое именно дело, – сказала я, пожалуй, резковато. – Главное, может статься, я уже увязла по уши. Не хочу до конца дней жить с оглядкой. Не смогу я так.

Сэм поморщился.

– О всей жизни речь не идет, – сказал он вполголоса. – Уж это я могу тебе обещать. Никуда он от меня не денется.

Я оперлась о кухонную стойку, отдышалась.

– Понимаю, Сэм. Прости. Совсем не то хотела сказать.

– Если, не дай бог, он охотится за тобой, тебе тем более стоит затаиться, пока я его ищу.

В дразнящем запахе стряпни появилась тревожная едкая нотка: что-то пригорело. Я выключила плиту, задвинула сковородки на дальние конфорки – аппетит у обоих напрочь отбило – и уселась на диван скрестив ноги, лицом к Сэму.

– Ты рассуждаешь так, будто я твоя девушка, Сэм, – сказала я. – А на работе я не твоя девушка, я твой коллега-следователь.

Сэм невесело усмехнулся:

– А нельзя ли совместить?

– Хотелось бы, – вздохнула я. Жаль, вина не осталось, Сэму не мешало бы выпить. – Честное слово. Только не при таких обстоятельствах.

Сэм, помолчав, протяжно выдохнул, откинул голову на спинку дивана.

– Значит, ты согласна, – заключил он. – Все по плану Мэкки.

– Нет, – возразила я. – Просто хочу узнать побольше об этой девушке, вот и решила пойти. При чем тут Фрэнк с его глупостями? Просто хочу про нее послушать.

– Зачем? – Сэм выпрямился, взял мои ладони в свои, заглянул мне в глаза. Голос у него прерывался, в нем звенела тревога, почти мольба. – Кто она тебе? Не родня, не подруга – никто. Совпадение, Кэсси, только и всего; мечтала о новой жизни, а тут и случай подвернулся.

– Понимаю, – кивнула я. – Понимаю, Сэм. Она и человеком была, наверное, не особо приятным; если бы мы встретились, она бы мне вряд ли понравилась. В том-то и штука. Хочу ее выкинуть из головы. Думать о ней противно. Надеюсь, если побольше разузнаю, то забуду о ней, будто ее и не было никогда.

– Есть и у меня двойник, – сказал Сэм. – Из Вексфорда, инженер, больше ничего о нем не знаю. Примерно раз в год ко мне подходят и говорят, что я вылитый он, а то и вправду окликнут: “Брендан!” Посмеемся, сфотографируемся на телефон, чтоб ему отправить, вот и все.

Я покачала головой:

– Это совсем не то.

– Почему?

– Для начала, его никто не убивал.

– Жив-здоров, – подтвердил Сэм, – а если бы и убили, я-то тут при чем? Разве что на меня бы взвалили расследование, ну а так – не моя забота.

– А эта девушка – моя забота, – возразила я.

Руки Сэма – большие, теплые, крепкие – согревали мои ладони, волосы падали ему на лоб. Он всегда какой-то встрепанный, когда волнуется. Весна, субботний вечер; по-хорошему, нам бы бродить сейчас по пляжу где-нибудь за городом, смотреть, как курчавятся темные волны, или готовить на ужин что-нибудь необычное, врубив на всю катушку музыку, или сидеть в одном из тех редких укромных пабов, где до сих пор поют старинные баллады до глубокой ночи.

– К большому сожалению, эта девушка – моя забота.

– Значит, – сказал Сэм, – я чего-то не понимаю. – Он выпустил мои ладони и поглаживал меня по руке, не спеша, машинально, а сам хмурился. – На мой взгляд, убийство тут самое заурядное, а от совпадений никто не застрахован. Естественно, я опешил, когда ее увидел, – решил, что это ты. Когда разобрались, надеялся, все встанет на свои места. Но вы с Мэкки… можно подумать, эта девушка вам близкий человек и вас это касается напрямую. Или я что-то упустил?

– В некотором смысле, – ответила я, – нас это касается, да. Насчет Фрэнка ты прав отчасти, для него это большое приключение. Но не только. Лекси Мэдисон появилась на свет благодаря ему, и восемь месяцев, пока я выполняла задание, он за нее отвечал, и сейчас отвечает.

– Но эта девушка не Лекси Мэдисон. Она присвоила чужие личные данные, и если хочешь, зайду завтра с утра в отдел по борьбе с мошенничеством, найду таких сотни. Нет никакой Лекси Мэдисон, вы с Мэкки ее выдумали.

Он снова сжал мои ладони.

– Понимаю, – кивнула я. – Тут ты прав.

Уголок рта у Сэма дернулся.

– Говорю же, он псих.

Насчет Фрэнка я отчасти была согласна. Я всегда подозревала, что один из секретов его знаменитой храбрости в том, что он плохо отличает реальность от вымысла. Для него каждая операция – как учебная игра Пентагона, только еще интересней, потому что опасней, а результаты заметны и долгосрочны. Изъян невелик, а у Фрэнка хватает ума его не выпячивать, но пока он ведет красивую хладнокровную игру, виртуозно прикрывая все слабые места, в глубине души он мнит себя Шоном Коннери.

Я такие вещи чую, по себе знаю. У меня грань между реальностью и фантазией тоже довольно зыбкая. Моя подруга Эмма, которая любит все раскладывать по полочкам, видит причину в том, что мои родители погибли, когда я была совсем мала, – сегодня здесь, а завтра нет – и пробили в этой грани брешь, которая так и не затянулась. За те восемь месяцев, что я изображала Лекси Мэдисон, она стала для меня живым человеком, потерянной сестрой, – как тени исчезнувших близнецов, что проступают иногда на рентгеновских снимках. Даже до того как она вернулась и нашла меня, я чувствовала себя в долгу перед нею за то, что выжила.

Сэма такое признание вряд ли обрадовало бы, ни к чему осложнять ему и без того тяжелый день. Вместо этого, чтобы хоть как-то до него достучаться, я стала ему рассказывать о работе агента. Рассказала о том, как эта работа обостряет все чувства – краски становятся яркими до боли, а воздух пьянит, как золотое игристое вино; даже походка и та меняется – балансируешь, как серфингист на гребне волны. Рассказала о том, как с тех пор больше ни разу не курила с друзьями по кругу косяк, не принимала экстази в клубе – никакой кайф не мог с этим равняться. Рассказала, как здорово у меня получалось – видимо, природный дар; прослужи я в Домашнем насилии хоть миллион лет, никогда мне не выйти на такой уровень.