Прощай, Лоэнгрин! (СИ) - "Voloma" - Страница 20

— А что будет в конце моей истории? — голос девушки даже не дрогнул и Отерней, почувствовал, как его сердце сжалось в предвкушении.

— Выбор, разумеется! — его белые зубы сверкнули почти хищно. — Между злом и избавлением.

— Тогда Вы узнаете историю девушки, которая жила свободно настолько, что почти никто не мог запомнить ее лица. Она носила имя звезды с небосклона и обладала столь прекрасным голосом, что когда пела, все мужчины закрывали глаза, чтобы насладиться ее голосом, осознанно принося в жертву усладу для взора. Пусть ее имя будет звучать, как Альсефина.

Виго одобрительно кивнул и не сдержал довольного смеха.

— Альсефина не была влюблена и тем более не любила. Но она умела наслаждаться простыми радостями жизни, пока ее сердце не одолела жажда нести нечто большее, чем прекрасные песни. Она хотела оставить свой след в жизни, но не знала с чего начать. На помощь пришел родной отец девушки, который поделился с ней мудростью и предостерег, что мир может принять ее дар и потом отвергнуть, что повлечет за собой невероятную боль. А потому, первым делом ей стоило перебороть то, чего боится каждый человек — страх боли.

Девушка согласилась, зная, что отец прав и любит ее, а потому совет был дан с предостережением, что она должна окрепнуть физически и морально. Альсефина стала заниматься столь упорно, что это поразило ее родителя и за два года, девушка не прервалась ни на день в тренировках, каким бы изматывающими они не были. После чего настал черед более изощренных занятий. Это было добровольное голодание до полного изнеможения. Чтобы узнать предел своих возможностей. Это были дни без воды, для той же цели… Дни без сна, в кромешной темноте и при ярчайшем свете. Страшные пытки, которые могли быть прекращены по первому зову Альсефины, но она знала ради чего согласилась на истязания. Итогом, всего стала процедура инициации. Вы знаете, что сдирание кожи заживо считается одним из самых болезненных мероприятий?

— Да, слышал об этом. Больнее только, сжигание, — Виго кивнул с такой простотой, будто Наин рассказывала ему детскую сказку на ночь.

— Это так… Нежную кожу с тела Альсефины сдирал ее родной отец в месте, где никто не мог услышать диких криков девушки. Короткий надрез острейшим лезвием и мучительно долгое стягивание тонкой окровавленной полоски. Мужчина умолял дочь отказаться от этой идеи, но она была непреклонна и вскоре, кровавая звезда украсила тело хрупкого создания, которое познало боль во всех физических формах. С этого момента Альсефина обрела истинную свободу и отправилась путешествовать по миру.

Прошло несколько лет. И вот, она добралась до Румынии. Однажды ночью, девушка набрела на группу цыган, которые предложили ей разделить ужин у костра.

Причудливо разодетые, темноволосые женщины выглядели беспечно радостными, и Альсефина согласилась, но следующим же утром проснулась со страшной головной болью, скованная цепью, лежа на холодной земляном полу в какой-то землянке.

Как оказалось, цыганский барон давно пожелал себе светловолосую наложницу и женщины его общины услужили своему господину. Как ни странно, мужчина не желал насильно брать девушку и сказал, что она обретет свободу только, когда позовет его сама, а до тех пор она не получит еды. Если не согласится в течении недели, ее начнут бить по ступням и тогда она станет калекой и точно никому не будет нужна, а потому не сможет покинуть табор и превратится в жалкую поберушку.

Все бы так и случилось, если бы однажды ночью Альсефина не выбила пальцы из двух суставов и не сломала сама себе одну из тонких костей на ладони, из тех, что не позволяла высунуть кисть из кандалов. Таким образом она на практике прошла еще один важный урок, о котором отец предостерегал лишь на словах. Никому не доверять.

— Очень ценный урок. И что теперь стало с Альсефиной? Какую пользу она принесла миру?

В этот момент дверь в номер распахнулась и вошли двое телохранителей внушительной комплекции. Они заперли дверь чуть не демонстративно, после чего замерли с непроницаемыми лицами, перекрывая выход.

Внимательно наблюдая за лицом Наин, Виго с разочарованием увидел, что девушка усердно подавляет страх и панику. Она нервно облизнула губы и опустила глаза, обдумывая ответ на его вопрос.

— Обрела свое странное счастье, после тщетных попыток исправить в людях их пороки. Нашла себя и снова стала петь красивые песни, есть вкусную еду и не задумываться о завтрашнем дне.

— Вот она, мудрость во плоти. Как занятно! Что ж, признаю, Наин, давно я не получал такого удовольствия от разговора, но все же я настаиваю на том, чтобы ты сделала свой выбор. Позволь только посоветовать воспользоваться избавлением. Уж очень любопытно.

— Ваше удовольствие, господин Оттерней, на первом месте для меня.

Молча протянув руки, Виго обхватил запястья девушки вертя их в разные стороны и всматриваясь в поисках шрамов, но, увы, ничего подобного не заметил. Легкая досада пожаловала тут как тут.

Но вот, один из телохранителей, положил сверток на стол и тут же отошел обратно.

Неторопливо разворачивая черную бархатную ткань, Виго достал заостренные щипцы, напоминающие кусачки и протянул их Наин.

— Не стоит делать это на руках. Впереди еще несколько сеансов гирудотерапии и массажа, а я не терплю уродства. Пусть будут безымянный палец на ноге. Ноготь!

Тон Виго поражал безразличием, будто он выбирал самый лакомый кусок в своей тарелке.

— Инстинкт самосохранения не стоит недооценивать. Эта неотъемлемая часть каждого из нас может изрядно подпортить мне развлечение сейчас и я почти не верю, во все что ты мне рассказала, девочка моя… Очень трудно самому себе причинить вред, который сопряжен с колоссальной физической болью.

Не сбавляя заданного ритма, Наин с легкой дрожью приняла щипцы и не запнувшись в движениях ни на секунду, только молча откинула длинную полу платья и выставила впереди себя обнаженную ступню, как это делают женщины, когда красят ногти лаком.

Будто завороженный, Виго не веря своим глазам смотрел, как без тени сомнений, но со страхом, Наин крепко обхватила верхушку ногтя кусачками, и с нечеловеческой силой рванула его против направления роста, отчего тонкая пластика с влажным хрустом лопнула и отделилась.

Вырванный ноготь так и остался зажат в стальных тисках, которые улеглись на столешницу в доказательство рассказанной истории и из прекрасных глаз Наин потекли слезы, но не от боли, а от разочарования, что навряд ли кто-нибудь еще услышит ее историю, которая так тяготит ее.

Улыбка была стерта с лица Отернея и он махнул рукой, чтобы позвали врача. Кусачки прикрыли тканью, а Наин досталось самая большая редкость, на которую был способен мужчина, сидящий напротив нее. Его восхищение.

Это чувство будет только усугубляться и со временем начнет мучить своего хозяина, ведь Наин теперь для него недосягаема, как и положено настоящему чуду. Это обещание Вигго дал сам себе, впервые за долгое время почувствовав то, что невозможно было купить ни за какие деньги — неподдельное человеческое удивление.

— Ты ведь не спишь с Тийле, — задумчиво произнес Виго, будто говорил сам с собой.

Он не смотрел на девушку, которая сцепив зубы терпела невыносимую боль, пока врач сосредоточенно обрабатывал поврежденный палец. Наин догадалась, что ей не стоит отвечать и покорно ждала главного умозаключения этого странного человека, который своим пугающим спокойствием мог довести до настоящей истерики.

— Ты его телохранитель, — заключил Отерней и глянул на девушку, которая коротко кивнула. — Тебя все устраивает?

— Что Вы имеете в виду, господин?

— Деньги, свобода, возможность уехать отсюда…

Господин Тийле отличается от многих индонезийских мужчин. Мои услуги для него не унизительны, это сродни развлечению, довольно эпатажного. Он долго прожил в Японии, где среди кланов якудзы не чураются использовать женщин в качестве охраны.

— А ты согласишься работать на меня?

Девушка нахмурилась и ее по ее лицу пробежала тень сомнения.