Ромашка с шипами (СИ) - Филимонова Лина - Страница 27

Артур

Я паркуюсь. Ева, придерживая мои штаны, выбирается из машины.

— Иди, я возьму твои вещи, — говорю я.

Пытаюсь запихать одежду и сумочку Евы в свою вместительную спортивную сумку. Сверху, как назло, оказывается кружевной лифчик. Блин… Почему мой дурацкий организм так бурно реагирует на этот предмет одежды?

Я взрослый мужик! Повидал лифчиков на своем веку. Конечно, не сотни. И уж, тем более, не тысячи. Тем не менее, достаточно.

Но сейчас это дерзкое тонкое кружево, которое я боковым зрением видел на прекрасных зефирках, становится причиной того, что вся кровь моего организма сосредоточивается в одном месте. Туда же стекают и мозги.

Хорошо, что в руках у меня сумка и ворох одежды…

Ева семенит передо мной. Она закатала рукава моего пиджака и держится за штаны, чтобы они не упали.

И все равно она не выглядит комично. Она секси. В любой одежде и, тем более, без нее.

Я хочу ее.

До предательской дрожи пальцев, до острых разрядов тока по всему телу.

Я никогда никого так зверски не хотел.

Ева

Меня обволакивает запах Артура. На мне его футболка, штаны и пиджак. Я теперь пахну мужчиной.

И, как ни странно, мне нравится этот запах.

— Ключ в сумке, — говорю я, когда мы подходим к моей двери.

Артур выуживает мою сумочку из вороха вещей. За нее зацепился лифчик. Я вожусь, судорожно отцепляя его.

Блин, как неловко-то!

Но, по сравнению с той неловкостью, которую я испытала через минуту, это была полная ерунда.

Я отодрала лифчик и сунула его в карман. Достала ключи из сумочки и начала вставлять их в замочную скважину.

И в этот момент с меня сползли штаны Артура. Да не просто спозли, а свалились ниже колен! От неожиданности я уронила ключи и сумочку.

И резко наклонилась, чтобы вернуть штаны на место.

Только потом до меня дошло, что Артур стоит сзади и мой наклон выглядел для него очень живописно.

Блин!

Я чувствую, что краснею. Просто заливаюсь краской по самые брови.

Краем глаза смотрю на Артура. А ему хоть бы что! Стоит, не шевелится. Держит перед собой спортивную сумку. Странная какая-то у него поза…

Но и у меня не лучше! Я вцепилась в штаны, боюсь их отпускать. Шнурку на талии больше не доверяю — он в любую секунду может развязаться.

Неловкая пауза длится… не знаю, сколько. Наверное, всего несколько секунд. Но кажется, что вечность.

— Открывай дверь, — произносит Артур.

Каким-то деревянным голосом.

— Мог бы помочь, — бурчу я. — Например, поднять ключи…

— Сама справишься.

Грубиян! Стоит, держит свою дурацкую сумку… Нет бы помочь девушке в трудной ситуации.

Но упрашивать его я не собираюсь. Сама справлюсь.

Придерживая штаны, я поднимаю с пола ключи, открываю дверь и вхожу. Артур копается на лестничной клетке. Поднимает мою сумочку. Как-то слишком долго.

Но все же он входит вслед за мной.

И сразу начинает командовать.

— Быстро в душ. В горячий!

Сама бы я ни за что не догадалась! Опять он обращается со мной, как с малым ребенком. Реально бесит.

— Может, еще спинку потрешь? — язвительно спрашиваю я.

— Нет, — отвечает он.

Идет к пограничной двери, поворачивает торчащий в двери ключ и удаляется к себе.

— Принесу мед и шерстяные носки, — слышу я его удаляющийся голос.

И закрываюсь в ванной.

Когда я выхожу, согревшаяся, распаренная и красная, как рак, Артур хозяйничает на моей кухне. Он уже заварил чай, поставил на стол мед, еще и каких-то котлет притащил. В контейнере.

— Котлеты с медом? — улыбаюсь я.

— И с шерстяными носками.

Артур кивает на носки, лежащие на стуле.

— Шерсть не люблю. Обойдусь без них.

— Надевай носки! И пей чай.

— Я же вспотею. Тебе нравятся потные женщины?

— Ты не женщина, — выдает Арту.

— Кто я по-твоему?

— Мелкая вредная коза.

Он произносит это как-то ласково. Я даже не сильно обижаюсь.

Иду в комнату, надеваю хлопчатобумажные гольфы, и уж поверх них натягиваю носки Артура. Они огромные, как валенки. Слетают с моих ног. Ходить я в них не смогу. Но сидеть вполне.

— И куда ты ходишь в шерстяных носках? — спрашиваю я, сидя на стуле и вытянув ноги.

— Никуда, — отзывается Артур.

И наливает мне чай.

— Тогда зачем они тебе?

— Их мама связала, — произносит он каким-то странным глухим голосом.

— А где она живет? В нашем городке?

Он молчит. А потом отвечает еще более глухо:

— Она умерла.

— Ох! — вырывается у меня.

Горло сдавливает спазм, на глаза наворачивается слезы.

Это так ужасно! Потерять маму.

Я не знаю, что сказать. Я чувствую острую жалость. И глубокую печаль. И, почему-то вину…

— Извини, — выдавливаю я. — Я не знала.

— Тебе не за что извиняться. Это было много лет назад.

— Но тебе же все еще больно…

— Конечно. Но это привычная боль. Не переживай за меня. Я большой мальчик. Пей лучше чай.

Я опускаю глаза и смотрю на шерстяные носки. Почему он дал их мне? Это же память о маме. Он берег их столько лет…

Мне хочется вскочить и погладить печального Артура по голове. Пожалеть его, успокоить… Он сейчас, действительно, очень печальный. Никогда его таким не видела.

Возможно, ему это не понравится. Точно не понравится. Я его знаю. Наорет на меня…

Но я все равно это сделаю.

Ева

— Прекрати, — произносит он все тем же глухим голосом.

— Но я же просто…

— Перестань!

Он выше меня на целую голову, поэтому мне пришлось встать на цыпочки, чтобы погладить его по голове.

Я это сделала. Почувствовала стриженый ежик его жестких волос. Нечаянно прижалась к нему грудью — а как иначе дотянуться до макушки?

Оказалась с ним лицом к лицу. Увидела, как удивленно распахнулись его глаза. А потом потемнели. Предвещая грозу.

Артур берет меня за плечи и отстраняет от себя.

— Ну почему ты такой колючий? — бурчу я.

— У меня всегда были жесткие волосы.

— Я не про волосы.

— Чего ты хочешь? Чтобы я рыдал у тебя на груди?

— Да ничего я не хочу… Просто…

— Пей чай. Он остывает.

Он не рычит, произносит это спокойно. Почти мягко.

Я сажусь и берусь за кружку.

— А ты?

— Я разогрею котлеты.

— Сам лепил?

— Почти. Купил в кулинарии. У тебя-то в холодильнике пусто.

— Откуда ты знаешь?

— Заглянул, пока ты была в душе.

Артур хлопочет вокруг меня, как наседка. А я не могу перестать думать о его маме. Я знала, что у него умер отец. Помнила это с детства. Что был у папы любимый ученик, и в его семье случилась такая беда.

Я тогда и представить себе не могла, что судьба вот так вот сведет меня с этим самым учеником…

У меня в голове эти два человека никак не соединяются!

— Моя мама делает офигенные котлеты, — внезапно выдаю я.

И тут же замолкаю. Смотрю на Артура испуганно. Сама не знаю, почему я стала говорить о маме. Наверное, это неуместно…

— Моя тоже, — спокойно, даже с улыбкой, отзывается он. — Когда я рос, то был таким прожорливым, что мог заточить в одно лицо целый противень котлет.

— Ты был толстым? — поражаюсь я.

— Наоборот. Худым, как глист. И очень высоким. За одно лето, в восьмом классе, вымахал сантиметров на тридцать.

— А у тебя есть фотки? Я бы посмотрела на тебя худого и длинного.

— Не-а. Я их уничтожил.

— Зачем?!

— Теперь сам жалею. Это был порыв. Прощание с прежней жизнью.

— Круто… Наверное.

— Ничего крутого. Тупые юношеские понты.

— А помнишь, как ты приходил к нам, когда мне было лет десять? — спрашиваю я.

— Помню, — отзывается Артур.