Игрушечный стрелок (СИ) - Лекс Эл - Страница 57

Понятно. Отбраковка по возрасту. Хилые, недоношенные, с патологиями отпрыски не доживут до трех лет, а кто дожил — значит, тем или иным путем могут быть полезны обществу. Жестокий пережиток давних пор, когда выживаемость младенцу обеспечить возможности не было и можно было лишь наблюдать за ним и строить гипотезы — выживет он или нет.

— Продолжай. — кивнул я.

— Сначала из толпы вылетел метательный нож — как раз тогда, когда папа вышел на главной площади с речью для народа. Как раз на той площади, где стоит посвященный ему фонтан. Королевский маг — тогда это была не Винья, а Джаспер, перехватил нож в полете, короля мгновенно окружили гвардейцы и повели прочь, чтобы укрыть от опасности. Толпа заволновалась, где-то раздались первые крики, попытки успокоить людей не привели к успеху, и через несколько секунд толпа хлынула следом за королем — людям очень хотелось узнать, что происходит с любимым монархом. Гвардейцев, которые стояли в оцеплении, просто снесли, не дав им даже потянуться за оружием. А папу, со мной на руках, вели к карете, где его уже ждала мама. Толпа не отставала, двигалась следом за королем, и, когда до кареты оставалось каких-то тридцать метров, из толпы ринулись убийцы. Их было человек двадцать, они накинулись на гвардейцев с ножами, и успели убить пятерых, что не среагировали на их появление, прежде чем остальные кинулись на них с оружием. Подобрав оружие убитых, убийцы сцепились с гвардейцами.

— А толпа? — спросил я, уже догадываясь, какую тактическую хитрость нападающие использовали себе на пользу.

— А толпа при виде стали и запахе крови завизжала и брызнула во все стороны, внося еще больше хаоса в происходящее. — вздохнула Фабиола. — Короля и гвардейцев отсекли от кареты, убийцы смешались с простыми людьми и нападали из толпы, безжалостно распихивая, а то и убивая мешающих им людей, и нападая на охрану короля один за другим. Папа не стоял столбом, папа активно применял магию, пытаясь защитить себя и своих людей, но он был скован мною на руках, и не мог использовать полную свою силу — слишком много вокруг было людей. К тому же, у врага тоже были маги, они давили папу, не позволяя ему перейти в контратаку и заставляя держать оборону. Бой был совершенно неравным — противники не щадили никого, для них все были одинаково ненавистны, в то время, как защитники королевства были окружены и старались не попасть по своим. Через какое-то время все мирные жители разбежались, и площадь опустела. На ней остались только король, пять выживших гвардейцев и два десятка нападающих. Карета с мамой давно унеслать прочь, подчиняясь правилам защиты королевских особ, так что шансов у нас не было. Папа израсходовал все свои силы, гвардейцы были ранены и тоже не могли оказать достойного сопротивления, так что в итоге их всех убили. И тогда папа повесил мне на шею артефакт, который надо было защитить любой ценой и применил огненную смерть, защитив от взрыва одну только меня. Одна только я осталась жива после той бойни, одна только я, кому не суждено было пережить третий год, но кто все-таки пережил. Нападающие были уничтожены, площадь была уничтожена, король тоже погиб. В его честь на площади и установили статую и его личность теперь запечатлена в наших легендах и хрониках.

Фабиола печально улыбнулась.

— А королева? — спросил я.

— А что королева… Королева несколько недель находилось в трауре, когда узнала, что произошло. Даже то, что выжила я, не могло вернуть ее в нормальное состояние, она несколько дней молчала, сидя в своих покоях, не ела и даже не пила — слуги поили ее насильно. Благо, мною было кому заняться, и этим кем-то стала Винья — ученица Джаспера, которая заняла место придворного мага в нашем замке, ведь сам Джаспер погиб, защищая короля, как и много других достойных людей. Спустя некоторое время и не без помощи магии Виньи, моя мама вернулась в относительно нормальное состояние, но стать такой же, какой она была, ей уже не суждено. Она зациклилась на королевстве, на его жизни, на его работе, она закопалась в книги и стала изучать все то, чем обычно занимался папа. Едва прочитав что-то, что по ее мнению, было интересно, она тут же велела внедрять это в жизнь, не думая о последствиях и цене нововведения. Итогом стало то, что мы видим сейчас — еще работающее по инерции от папы, но уже разваливающееся королевство, в бок которого уже вцепился такой хищник, как Аркейн. Падальщик, который при короле Айроне сидел как суслик в норке и высовываться боялся.

Фабиола вздохнула и замолчала.

— Стало быть, твоя мама не такая, как была прежде?

Фабиола пожала плечами:

— Я почти не помню ее прежней. Как бы я запомнила? Мне было три года, я почти ничего не соображала. Но так мне рассказывали. Всю эту историю, что я тебе сейчас рассказала, я сама услышала от других. Моя память не удержала ничего. Даже лицо отца.

Ничего удивительного. Пережить такой дикий стресс всего в три года… Даже если сделать скидку на возраст и предположить, что тогда Фабиола ничего не поняла, в будущем, в более сознательном возрасте, сознание наверняка создаст для себя же установку — больше вспоминать о тех событиях. Оставить их в памяти как что-то, когда-то где-то произошедшее и не имеющее прямого отношения к самому человеку. Как страшный фильм, который ты смотрел и даже боялся, но который тебя, по-честному, никак не касается.

А я еще удивлялся, что Фабиола психически сломана.

Я протянул руку, взял Фабиолу за плечо, привлек к себе и обнял, уткнув ее носом в свою грудь.

Фабиола прижалась ко мне, застыла, окаменела и наконец тихо заплакала.

Фабиола вскоре ушла, оставив меня, как она сама выразилась «отдыхать». Я бросил короткий взгляд в окно, сквозь щели в плотных занавесях которого пробивались первые солнечные лучи, и сомкнул глаза, намереваясь доспать то, что не успел ночью.

К середине дня я уже смог ходить и потому, улучив момент, когда все врачи лазарета будут заняты более тяжелыми пациентами, слинял. За себя я не беспокоился — на боку не осталось и следа раны, даже шрама не осталось — Винья будто обратила время вспять, заставив рану не зарубцеваться и срастись, а просто — не появляться. Меня больше не мутило и не шатало, и вообще не было никаких признаков того, что пару часов назад я был в шаге от смерти.

Только отбитое бедро все еще побаливало, но это, говоря прямо, мелочи.

По пути к мастерской я несколько раз натыкался на группы уборщиков, которые спешно ликвидировали следы ночного погрома — грузили трупы на ручные телеги и куда-то уволакивали. Аркейнцев — в одну сторону, людей королевства — в другую. Иногда очередной труп оказывался не совсем мертвым и тогда тележку спешно переворачивали, скидывая с нее все то, что так долго грузили, и везли раненого в лазарет. Людей короны, конечно. Куда везли аркейнцев, если находили, и везли ли вообще, или добивали на месте, я не знал — просто не видел. Если второй вариант, то это довольно глупо — хотя бы один аркейнец в качестве языка был бы очень весьма кстати.

Под ногами валялось разнообразное оружие — алебарды, мечи, щиты, луки со стрелами, ятаганы и сабли, ножи. Только вот, сколько я ни присматривался, так и не нашел своей винтовки, даже специально пройдя теми же маршрутами, которыми бегал ночью.

Блин, да почему я так упорно называю оружие винтовкой? В ней же нет вообще ничего винтового, тем более, нарезов в стволе, из-за которых она исторически и получила это название!

Наверное, потому что «винтовка» звучит круто и привычно, а «ружье» это что-то старое дедовское двуствольное, с болтающимся замком и ложем, погрызенным блохастым псом.

Я хмыкнул, плюнул на ружье и пошел в мастерскую. Все равно его рано или поздно найдут, а найдя — либо вернут мне, либо отдадут королеве. Не найдется в замке дурака, который оставит его себе с целью… Да с какой угодно целью — не найдется. Не после событий сегодняшней ночи.

А даже если и не вернут — у меня все еще есть деревянный макет, по которому всегда можно сделать второй экземпляр. Которыйнаверняка будет лучше, чем первый — просто потому, что мастера уже знают, что нужно делать и что предполагается получить.