Игрушечный стрелок (СИ) - Лекс Эл - Страница 55

— Подождите, с этим мы разберемся попозже. Лучше объясните, что такое произошло в самом конце? Почему человек сначала наложил на себя руки, причем в прямом смысле, а потом и вовсе взорвался?

— Это называется "Огненная смерть". - подала голос Фабиола. — Если маг понимает, что вариантов выжить нет, он применяет к себе огненную смерть. Он трансформирует часть своего тела, а иногда и все тело, в драгонит и усилием мысли взрывает его. В таких огромных количествах драгонит нестабилен и может взораться от простого щелчка трансмутированных пальцев.

— Стало быть, человек-граната. — задумчиво пробормотал я, вспоминая старый фильм "Скала".

Любишь песню "Человек-ракета"?

Ненавижу все эти сопли.

Да? Я просто вспомнил, потому что это ты… Человек-ракета.

— И как часто маги прибегают к огненной смерти?

— Очень редко. — снова ответила Винья. — Трансмутация собственного тела это очень болезенный процесс, чаще всего маги простро теряли сознание от болевого шока в процессе этого и не могли закончить начатое. В некотором ряде случаев маги трансмутировали слишком малую часть собственного тела и взрыв не убивал их, а, скажем, разрывал на части, обрекая на медленную смерть вместо быстрой вспышки.

Я не понял.

— А почему не превратить в драгонит что-то другое и не взорвать его? Подобрать меч и взорвать его, свою одежду, в конце концов!

— Оружие, одежда это все медленные преобразования, они тоже требует познания, даже если ты воюешь с этим конкретным мечом ввсю свою жизнь. — терпеливо объясняла Винья. — Только если ты этот конкретный меч трансмутировал сотни раз в своей жизни, да нанем на него метку, можно быть уверенным, что в критической ситуации доступ к его структуре будет моментальным. А со своим телом люди живут всю жизнь. Им не нужно его познавать, тело и есть человек. Поэтому доступа к структуре тела — моментальный, на уровне рефлексов, инстинктов. Никаких задержек, никаких ошибок… Никаких шансов вернуть все, как было. Поэтому огненная смерть у аркейнцев считается чем-то… благородным. Погибшие такое смертью возводятся практически в ранг святых.

О, понятно. Плавали, знаем.

Я снова жестом попросил воды, отпил немног, погонял во рту, смачивая ротовую полость и одновременно выигрывая себе несколько секунд на то, чтобы уложить информацию в голове.

— Хорошо, я понял. Но что вообще им тут нужно было? Неужели они не понимали, что идут на верную смерть? Что никто из них отсюда не выйдет живым? Кем вообще надо быть, чтобы атаковать полусотней целый замок! Пусть даже изнутри, пусть даже исподтишка!

— Нужно быть аркейнцами. — тихо ответила Фабиола.

— Именно так. — подтвердила Винья. — Аркейны помешаны на магии, они готовы на любые жертвы, лишь бы добраться до нашего артефакта. Им не страшны никакие потери, для них магия не инструмент — божество. Они готовы убивать во имя него, и самое страшное — готовы ради него гибнуть.

— Ради магии? — ужаснулся я. — Ради того, что нельзя ощутить, потрогать и измерить?

— В мире есть много тех, кто поклоняется тому, чего нельзя потрогать, ощутить и измерить. — возразила Винья. — И если просто отрицать их мотивацию, считая ее глупой и неразумной, победить их будет намного труднее, чем если попытаться понять.

Я пристыженно замолк. Винья совершенно права, а я как дурак зациклился на своем виденье мира. Виденье, в котором магии еще неделю назад не было вовсе, и я до сих пор не могу до конца поверить в ее реальность — вот и считаю все россказни о ней какой-то сказкой. И это несмотря на то, что пару часов назад видел, как одним усилием воли рассекают металл. Несмотря на то, что чувствовал своим телом, как ег пожирает изнутри магический яд.

Черт, да я даже стреляю пользуясь магией!

Да что уж там — я осознанно манипулировал структурой материала, буквально пальцами вылепливая из него то, что мне нужно, как из мягкого воска!

А нет ведь, все туда же — пытаюсь переложить на здешний мир и здешние реалии то, что притащил с собой из другого мира. В первую очередь — полу-презрительное отношение ко всякого рода религиям. Ведь фанатичное поклонение Аркейна магии тоже иначе как религией не назвать. Ту же самую магию легко можно назвать богом, а ее адептов — апостолами, и вот вам — новые крестовые походы…

Твою мать, крестовые походы! За гробом Господнем! Который находится у истинных врагов веры!

Я хлопнул себя по лбу и тихо выругался от такой элементарной догадки. Ведь стоит просто поменять аркейнцев на крестоносцев, королевство на Палестину, а магический артефакт, что хранится здесь — на святыню крестоносцев, и все сойдется! Даже не нужно ничего понимать, не нужно устраивать мозговых штурмов — все на поверхности!

Правду говорят — люди не меняются. История повторяется и будет повторяться. С незначительными, а, может, и значительным сдвигами по времени, с заменой действующих лиц, но мотивация… Мотивация никогда не меняется.

Я снова поднял глаза на Винью:

— Вы правы. Я нет. Приношу свои извинения.

— У меня создается ощущение, что вы поняли что-то еще. — сухо ответила Винья. — Но я не могу понять, что именно.

— Это… Не относится к делу. — признался я. — Скажем так, я изменил свое мнение относительно аркейнцев и, кажется, начал их понимать. Но кое-что мне все равно не дает покоя — я все еще не знаю, за чем конкретно они охотятся?

— В королевстве есть магический артефакт. — начала рассказ Винья. — Он и был тем семенем, что зародило королевство, такое многонациональное и разное в своем народе. Именно этот артефакт, родившийся в горниле давней битвы, обеспечивает саму возможность существования магии в королевстве, построенном на территории, из которой великая битва давным-давно вытянула всею магию до последней капли.

Винья рассказывала эту историю монотонно и скучно, будто бы в милионный раз, хотя, скорее всего, так оно и было. Не исключаю, что каждому своему ученику на первом занятии она читала эту лекцию, чтобы те знали, с чем имеют дело.

Но я-то уже слышал эту историю от Фабиолы.

— Мастер Винья, — перебил я мага. — Я в курсе этой истории. Но как этот артефакт выглядит? Где хранится? Я даже не знаю, что нужно беречь!

— Как не знаете? — Винья удивленно вскинула брови, даже забыв про свое обычное "правда". — Вот же он.

— Винья, нет! — пискнула Фабиола, испуганно замирая.

Палец мастера Виньи указывал на медальон из белого серебра с крупным плоским синим камнем на шее принцессы.

Винья, будто испугавшись крика Фабиолы, отдернула руку, прижала к груди и округлила глаза. Фабиола горестно вздохнула и отвернулась, пряча взгляд. Повисло тяжелое молчание.

— Вот почему им нужна была принцесса. — задумчиво произнес я. — Потому что принцесса — это артефакт? Но погодите, артефакт же был создан сотни лет назад…

— Да не принцесса! — огрызнулась Фабиола. — А медальон, который я ношу на шее! Он — артефакт! За ним охотятся аркейнцы! Посмотрела бы я на того, кто попытался бы украсть меня целиком!

Все наконец встало на свои места. И то, почему Фабиола так часто хваталась за медальон, едва речь в разговоре заходила о чем-то волнительном, и ее попытки перевести тему, когда речь заходила о магии. С таким лютым артефактом на шее ее магический уровень должен быть запредельным. Не зря же она практически боготворит Винью — небось, в свое время училась обуздывать свою мощь именно под ее руководством и до сих пор считает ее своим наставником.

— Наверное, я пойду… — тихо произнесла Винья и мелкими шагами стала продвигаться к двери. Ни я, ни Фабиола не стали ее останавливать. Скрипнула и затворилась дверь, мы остались вдвоем.

Впрочем, от этого ни легче, ни тяжелее не стало. Да и от самого раскрытия этого якобы секрета тоже не стало ни легче, ни тяжелее. Я давно уже не мальчик и даже не максималистичный подросток, чтобы делать трагедию из таких вещей. Если Фабиола не хотела мне об этом рассказывать, наверное, у нее были на это свои причины. Чужая душа — потемки, а изломанная и израненная где-то когда-то в глубоком детстве душа такого неуравновешенного и плохо прогнозируемого человека, как Фабиола — кромешная тьма. И лучше в нее не соваться, пока тьма сама тебя не окутает. Изнутри изучать проще, чем ломиться снаружи.