На стороне мертвецов (СИ) - Кащеев Кирилл - Страница 24

— У маменьки вы разрешения спросили? — грозно вопросила Ниночка. И… Митя даже заморгал часто, не вполне веря собственным глазам — на манер базарной торговки уперла кулачки в тощие бока!

Так… Спокойствие и невозмутимость, спокойствие и… Убить ребенка — очень, очень дурной тон! Даже плохо воспитанного…

— Доброе утро, Ниночка! — Митя поклонился, как кланялся бы кровной княжне (Трубецкой, к примеру!). Подумал — и легонько пнул Ингвара по ноге. Ниночку к гостям не выпустят — не по возрасту, а Ингвара придется воспитывать сразу, не то позора не оберешься!

— А… Что вы… Ох! Доброе утро, фройляйн… Меркулова! — спохватился Ингвар и тоже неловко поклонился.

Уж лучше б молчал!

— Фомина… — сквозь зубы процедил Митя.

— Фомина. — покорно повторил Ингвар. — Простите…

— Ниночка? — Митя перевел на девочку вопросительный взгляд. — Где книксен? Где «Доброе утро, кузен, доброе утро, Ингвар, как вам спалось?»

— Ты… меня ругаешь? — глаза у Ниночки от изумления стали большие и круглые.

«Хотя цвет красивый — синие такие… — мельком подумал Митя. — Может даже миленькой вырастет… Если я ее сейчас не убью» В висках неторопливо и вкрадчиво нарастал стук крови, по телу разливался жар, а руки начали подрагивать…

— Но ты не можешь! Я — хорошая девочка, это ты — гадкий мальчишка! Мама все про тебя дяде расскажет, и он тебе знаешь как задаст! Знаешь, кто у меня дядя?

— Догадываюсь… Мой папá?

Девчонка замерла с открытым ртом, а потом взвыла паровозною сиреной:

— Маменька-а-а! — и ринулась к столовой.

— Заодно передай, что мы позавтракаем в городе! — крикнул ей вслед Митя и тут же вздохнул. — Ну вот, опять же не передаст, как вчера с ужином. Идемте, Ингвар. Чувствую, если мы сами о себе не позаботимся, так голодными и останемся. — Митя распахнул дверь.

Ингвар оглянулся на столовую, но шагнул вслед за Митей. Тяжелая дверь на тугой пружине с грохотом захлопнулась у них за спиной.

Митя выдохнул — отпустило. Рассветная прохлада еще держалась, но лучи августовского солнца уже прижигали черепицу крыш и калили булыжники площади. Мимо с грохотом прокатила коляска, из которой в сторону Мити (не Ингвара же!) стрельнула глазками молодая дама. За ней — телега, откуда с не меньшим любопытством пялилась девка, да и мужик на облучке едва шею не свернул. Не было ни единого человека, который бы не любопытствовал «сынком нового полицейского начальства, которое вчерась как понаехало — так сразу тыщу мертвяков самолично по всем углам знайшло!» — как громогласно прошептала девица в потрепанной шляпке подружке в платке с петухами. «Ач, як оне позавалялись-то!» — явно не одобряя такую неаккуратность с трупами, откликнулась подружка, после чего обе захихикали, и пошли дальше, старательно покачивая бедрами, да озираясь — смотрит ли?

— Поверьте, Ингвар… — пробормотал Митя, провожая девиц взглядом. — Пока тетушка не найдет приличную кухарку, завтракать там нельзя. Равно как обедать и ужинать. Ежели не хотите сохранить мрачные воспоминания на всю жизнь. Я вот — сохранил!

И он зашагал вперед, аккуратно поглядывая по сторонам — головой вертят только провинциалы в Петербурге, а никак не наоборот!

— Что вы за человек такой! — Ингвар догнал, и зашагал рядом, то и дело возмущенно косясь. — Все бы вам язвить, все бы… подкусывать! Сдается, тетушка ваша тоже… сохранила об вас не добрые воспоминания. А у нас в реальном еще говорят: надобно светскими людьми быть, чтоб друзей поболее иметь. Хорошо, что я с вами познакомился, теперь смогу классному наставнику доказать, что от светских манер друзей не прибавляется!

Митя даже остановился. Ингвар… язвит? И отвечать-то что, непонятно!

— Тетушка — дама слишком жилистая, чтоб ее, как вы говорите, подкусывать!

Предки, какая убогая шутка! Светский человек должен вмиг отбрить эдакого телка из реального училища…

— Да что б вы понимали в светском обхождении! — в сердцах выпалил Митя и зашагал дальше, зло печатая шаг. Ингвар опять потащился следом, явно смакуя свою победу и даже… то и дело подхихикивая! Невыносимо! — Если угодно, можете сами сдружиться с тетушкой. И с Ниночкой!

— Может, и сдружусь. — в голосе Ингвара странно сочетались хихиканье и солидная рассудительность. — Я ж не светский человек, вот и не веду себя в вашей манере!

У провинциального реалиста и не может быть манер юноши из петербургского света, родича кровных князей, даже в Яхт-клубе на Большой Морской бывавшего, пусть плохо и недолго!

— Будто вы — лучше всех и никто-то вам в подметки не годится! — выпалил Ингвар.

— А что… в этом есть сомнения? — с искренним недоумением переспросил Митя.

— Вы! — руки Ингвара уже привычно сжались в кулаки. — Чем, ну скажите, чем вам гордиться? Вы же… просто никчемный, ни к чему не способный светский бездельник!

— Еще нет… — с грустью покачал головой Митя. — Но я стремлюсь!

— Стремитесь? — аж взвыл Ингвар. — Изобрести лекарство какое, или вот, новый автоматон — к этому стремятся! А не чтоб быть… никем!

— Ваши изобретатели изобретают автоматоны для удобства настоящих благородных людей, которые автоматоны покупают! Они всего лишь… обслуга.

— Которая работает, пока вы прожигаете жизнь на папенькины деньги!

— У меня наследство от матушки! — обиделся Митя.

— На маменькины! Вот если бы вас тогда, у Бабайко убили… кто б о вас пожалел? Кто б вообще заметил, что вас не стало? Кроме вашего папеньки…

«Ты бы первый и пожалел, колбаса немецкая, когда б мертвяки тебя доедали!» Но да, сейчас это не аргумент… Вот как объяснить убожеству истинный смысл светского времяпрепровождения?

— К вашему сведению, государством правят эти самые светские бездельники, а не ваши… изобретатели! — процедил он.

— Оттуда и все беды! — отрезал Ингвар. — От бездельников, которые просто паразитируют! А такие, как ваш отец, их защищают!

— Ну-ка, ну-ка… — теперь уже Митя недобро прищурился. — Чем вас не устраивает мой отец?

— Я… — Ингвар неожиданно смутился. — Очень уважаю Аркадия Валерьяновича… он много трудится…

Митя оскорбленно моргнул: будто отец крестьянин какой, или чернорабочий…

— Но он же… в полиции! — голос Ингвара упал до шепота, и он даже огляделся, точно говорил о… стыдной болезни. — А они все — душители свобод. Еще на маменьке вашей женился, ради карьеры… — голос Ингвара задрожал от разочарования.

Митя даже споткнулся, едва не врезавшись в соскочившего с извозчика немолодого господина, явно с дороги: запыленные сапоги, мятая пиджачная пара, небольшой кофр в руках.

Походя извинился и возмущенно уставился на Ингвара. И все-то полицейскую службу презирают! Ну ладно, люди светские, достойные, к их неприязни Митя привык, хоть и обидно… Но Ингвар? Это уже… чересчур! Да кто он сам-то такой, колбасник немецкий? А еще… Митя только сегодня осознал, что у отца к матери и впрямь были чувства, а не один лишь расчет, что отец тоже тосковал по ней, а этот… грубый, бестактный человек…

— Не ваше дело! Господин ценитель свободы… убивать и грабить!

Приезжий господин тем временем ключом, по-хозяйски, отпер двери особнячка с чайной лавочкой на первом этаже. Следом двое, сдается, приказчиков, сгружали ящики.

— Если бы не бездельники, которые отнимают у трудящихся людей плоды их трудов, доводя до нищеты, убийств и грабежей вовсе бы не было! И полиция была бы не нужна! Вот и выходит, что…

Что именно выходит, Ингвар досказать не успел.

Домик, только что тихий и безмятежный, содрогнулся. Грянул выстрел и донесся пронзительный женский крик.

Ставни с грохотом распахнулись, точно изнутри в них ударило пушечное ядро. Из окна выпрыгнули мужчина… и подушка. Легко, будто и не со второго этажа прыгал, приземлился на составленные под стеной картонные ящики, соскочил наземь, и прижимая подушку к животу, рванул прямиком к Мите.

— Врешь, не уйдешь, кобель блудливый! — приезжий господин перевесился через подоконник, обеими руками держа дымящийся паро-беллум.