100 свиданий с ведьмаком (СИ) - Гусина Дарья - Страница 4

— Хороший удар. В Дозор вернуться не думал?

— Вот так… просто? — поинтересовался Еся.

— Не просто, курсы выживания и боя заново пройдешь. Честно скажу: мы всем сейчас рады, небрезгливым, неробким, у кого магия в крови течет. Тяжко нам в последнее время приходится, нечисть, видно, решила на измор взять. Да еще появились в городе залетные воры-медвежатники, охотники на артефакты. И их тоже на нас повесили. Не слышал? У твоих… друзей, — Толли сделал едва заметную паузу, — ничего не пропадало?

— Да нет… вроде.

— Ну и ладно. А то я подумал… у вашего брата этого добра много.

— Много, — согласился Еся.

Его приятели, ведьмаки из богатых семей, артефакты действительно любили. На свете много полезных магических вещей, с которыми мир становится намного… интереснее. Например, артефакты, испускающие транс-магию, от которой кайф побольше, чем от дури.

— Ну… Надумаешь — ко мне обращайся, — сказал старшина. — Я к себе в Дозор возьму. Но только если уж… наверняка, не как в тот раз.

— Да, я понимаю.

Сагус ушел, а Елисей почему-то с волнением глядел дозорным вслед. Заметил движение у дверей ресторана и посмотрел туда. К нему шла Марья Моранова. Улыбалась. С такими фигурой и лицом могла бы женить на себе кого покруче. Вон Арман Шелест, дракон из Двенадцати Родов, племянник мэра, холостяк до сих пор, красавец, с обложек светских журналов не слезает. За что такая честь Есе-ведьмаку?

— Почему мне кажется, что все это было не по-настоящему? — вкрадчиво спросила Марья Моревна.

И голос хорош. Обволакивает, расслабляет… отупляет. И запах… Елисей его помнит. «Белый сон», духи по триста шеленгов за унцию.

Еся промолчал, не видя смысла в ответе. Не дождавшись его реакции, девушка подошла ближе.

— Эй, — весело сказала она. — Не дуйся. Я тоже не в восторге от этих… смотрин. А что поделать? Да, мы взрослые люди, можем и сами решить, кого выбрать, но долг наш — то крови долг.

Елисей усмехнулся. Крови? Это точно.

Марья подошла вплотную. Приподнялась на каблучках, заглянула сапфировыми глазищами ведьмаку в лицо. Принюхалась. Зрачки расширила.

— Медведем пахнешь. Ты мне нравишься, Елисей. Мед-ведь-маг.

Еся повторил ее движение, нагло заглянул в вырез роскошного серебристого платья:

— А ты мне — нет… Царевна-Лебедь. Черная Лебедь. Лебе-ду́шка… без души.

Марья отшатнулась, побледнела:

— Откуда знаешь?

— Ну… скажем, кое-кто видел твою тень (*), — Елисей издевательски улыбнулся.

— Не может быть! Как?! Это был ты?!

(*тень выдает тайную ипостась черного мага)

— Я? Не-е-ет, — протянул ведьмак. — Ты спрашивала, зачем это было… это шоу? Для тебя и… ради лжи. Ты ведь Лебедь Черная. Вы лжи не терпите. В старые времена вы женихов тщательнее выбирали. Сначала постелью: хорош — не хорош. Потом Правдой и Кривдой. И жениха, солгавшего, вы, лебеди, раньше… — Еся сделал вид, что вспоминает. Изобразил целую клоунаду: отшатнулся, прижал ко рту ладонь: — Свежевали и сжирали… живьем?! И меня сожрешь?

— Кто?! — Марья Моревна смотрела на него потемневшими глазами.

— Не скажу. Секрет. Не оставите меня в покое — по всему городу разнесу, что Морановы душу Нави продали.

Елисей заметил Изю, выходящего из такси и, уходя, бросил:

— Не лю́ба ты мне.

И не услышал тихого, вслед:

— Не пожалел бы…

***

Марья купила себе квартиру в центре Сити-круга, с видом на памятник Основателю Первого ведьмачьего рода и подальше от своего темного родового «гнезда» на Холмах. Ей нравилось сюда возвращаться. Жаль, что много времени приходилось проводить… в других местах, тайных. Но теперь тайное грозило стать явным.

Марья прошлась по комнате, посмотрела в окно на ярко освещенную Ратушную Площадь, подошла к стене и стукнула кончиком пальца по овальному, в бронзовой раме, зеркалу на стене. Впрочем, бронза была не бронзой, а зеркало — не зеркалом.

— Дух, явись.

Зеркало молчало. В последнее время Дух совсем отбился от рук: смел хамить и уклоняться от вызова.

— Молчит? Наверное, выдохся, — задумчиво протянула Марья. — Жаль. Первое мое творение. Стекло из костной муки мертвецов, основа на крови девственниц, рама дорогая, слюной дракона закаленная… С другой стороны, на курсах управления гневом говорили, что к вещам привязываться нельзя. Решено! Амальгаму пущу на декокты от морщин, бронзу на артефакты переплавлю.

Долго ждать не пришлось: в середине зеркала возникло сонное лицо Духа. Зевающая физиономия вытеснила Марьино отражение, раскрыла глаза и воскликнула с преувеличенным удивлением:

— Хозяйка! Припозднились вы! А я тут… задремал немного.

— Скажи мне, Дух, красива ли я? Есть ли в Сильверграде девы, мне красотой подобные?

— Ну насчет девы я бы…

Марья шикнула. Зеркало покладисто продолжило:

— Вы прекрасны. Оком своим зорким смотрю-ищу-обидеть хочу. Нет, не нахожу! Красивее вас в Сильверграде нет никого! Другое дело за пределами…

— Переплавлю!

— Молчу, молчу!

— Тогда почему он…? — Марья сорвала с плеч шелковый шарф. — Спровоцировал меня?! Как он посмел?! И откуда узнал?! От кого?! Дух, отыщи того, кто видел мою тень! Тень моего Лебедя!

— Вашу тень?! — ужаснулось Зеркало. — Горе-то какое, Хозяйка! Но я даже не представляю…

Марья приблизила к зеркалу лицо. Прошипела:

— Не забывайся! Я душу бессмертную продала ради Темной Силы. И тебя продам! Ты дорого стоишь! О, морщинка! Мне срочно нужен декокт!

— Есть у меня одно предположение, — сдался Дух. — Включу Око Видящее, поразмыслю.

— Мысли. Только не тяни. У меня все есть… кроме времени.

Глава 3

Глава 3

— Ну вот и закончилась сказка, — с грустью сказала я, оглядываясь по сторонам. — А планов-то было! Громадье!

Дом был в печальном состоянии: крыльцо изъели древоточцы, в подвале потрескалась и грозила рухнуть глиняная стена, крысы попортили мебель, которая еще хранила запах съестного и специй. Зато окна почему-то стояли целыми — ни одно разбитого хулиганистыми мальчишками стекла. На подоконниках, с наружной стороны, лежали плоские кабошоны-самоцветы. Я благоразумно не стала к ним прикасаться. Не знаю, кто разложил артефакты для защиты окон, но это точно была не бабушка.

Дом три года стоял пустым, а ведь известно, что жилье, лишенное человеческого присутствия, ветшает с ужасающей скоростью. Внизу лавка, кладовая и кухня, наверху две спальни, крошечная гостиная и ванные. И везде нужен ремонт.

На следующий день после того как я вселилась, меня весьма оперативно навестили представители Городской Комиссии по благоустройству. Посмотрели, похмыкали и вручили предписание, по которому я должна была в течении трех месяцев привести дом «в надлежащий вид, согласно пункту бла-бла-бла положения номер бла-бла-бла Устава по Городскому бла-бла-бла». После ухода комиссии я села и набросала на листочке бумаги столбики цифр. Картина получилась невеселая. Даже если я в самое ближайшее время «расторгуюсь» и начну получать приличный доход (что маловероятно), он весь уйдет на восстановление дома.

Достала из чемоданчика мешочек с золотом. Несколько лет самым наглым образом я утаивала от семьи часть выручки от продажи пирогов, пирожных и булочек. И в принципе, мне совсем не стыдно — пироги, булочки, корзиночки с джемом и эклеры я готовила сама, просыпаясь до восхода солнца, пока другие девушки бегали по свиданиям. Однако всего накопленного хватит разве что на замену пола.

И что мне делать? Стоит ли хвататься за прошлое? Млеть от воспоминаний? Вот тут я любила сидеть, пока бабушка обслуживала покупателей, а вон там стоял кукольный домик. А там… И запахи. На глаза навернулись слезы. Мне было восемнадцать, когда умерла бабуля. На самом деле, я была ее внучатой племянницей, но никогда об этом не вспоминала. Как и она. Любимая бабушка — и все!

За три года улица, на которой стояла «Лавка немагических чудес», изменилась до неузнаваемости. Маленькие садики по соседству сменились утыканными на каждом свободном пятачке магазинчиками. Я «познакомилась» с их владельцами, высыпавшими из дверей лавок, когда по приезду поднималась в горку со своим чемоданчиком — сплошь дворфы! (*гномы) Насчитала целых семь штук окладистых бород и остроконечных шапочек. Просто какая-то тотальная одворфизация! Глобальное передворфивание! И глаза, которыми они провожали меня до лавки, такие злые-недобрые! Еще один повод бежать отсюда подальше. Нет ничего хуже, чем противные соседи!