Самурай - Оловянная Ирина - Страница 28

• Предыдущая
• 28/83
• Следующая

— Виктор, ты играешь в шахматы?

Мальчик кивнул. Ну всё, берегитесь все дуры этого мира: мы начали обсуждать самые интересные партии финала последнего чемпионата Этны; Виктор же о них ничего не знает, надо просветить.

Синьоре Будрио пришлось сделать вид, что она что-то понимает. И замолчать! От шахмат мы перешли к другим видам спорта и обсудили достоинства и недостатки различных конструкций гоночных элемобилей. По ходу дела я забросил наживку, признавшись, что Рафаэль не слишком доволен тем, как я вожу машину, и видел, как улыбнулась синьора Будрио. Повеселимся. А парень, пожалуй, не так уж глуп, в шахматах разбирается, да и матушка его порядком достала.

После обеда Виктор увязался за мной:

— Э-э, Энрик, а что ты сейчас будешь делать?

— Решать одну задачу, — ответил я. — Если у меня останется время до тренировки, можно будет сыграть в шахматы, — сжалился я над несчастным. — Дать тебе что-нибудь почитать?

— Ну дай…

Я привел его к себе и оставил перед шкафом с дисками, а сам сел заниматься. Виктор что-то нашел и вставил диск в считыватель.

— Если ты выбрал что-нибудь смешное, катись в соседнюю комнату, — велел я, не оборачиваясь.

Он хмыкнул и ушел в мою потрясающую гостиную.

Синьор Брессаноне превзошел самого себя. Я придумал было длинный и сложный путь решения его задачи, а потом вдруг увидел, что всё гениальное просто. Сам себе не поверил и трижды проверил законность всех выкладок, вплоть до возведения заведомо положительных выражений в квадрат.

А потом пошел выполнять своё обещание. Виктор бродил по мемориальной гостиной царя Миноса и моего охотничьего трофея.

— И тебе всё это разрешили? — Он кивнул на копию фрески «Дамы в голубом».

— А что? — удивился я.

— Ну… порнография[13]…

— Чего?! — оскорбился я. — Если ты не знаешь разницы между красотой и уродством, это твоё личное горе.

Виктор покраснел. Зачем я на него так набросился?

— Ты хоть раз настоящую порнографию видел? — спросил я.

— Не-е, — признался он, — а ты?

— Видел, — ответил я, — гадость. (Лазал как-то на один сайт, даже не из любопытства, а в пику профу, потом полдня тошнило.)

— А такого, — он показал на голову горыныча, — где можно купить?

— Не знаю, может быть, нигде.

— Как это?

Я рассказал, кто такой горыныч и как я его заполучил.

— Здорово! И тебя не выпороли? Я посмотрел на него в упор.

— Ну чего? — потянул он. — Мама говорила, что тут… Меня никогда…

— Значит, так, объясняю один раз. Во-первых, ты не Дома, а на Этне, при девчонках даже не заикайся. Во-вторых, спрашивать можно только у самых близких приятелей, если они не против. Ясно? А то тебе просто набьют морду, учти. С тобой даже десятилетка справится. Так что твое праздное любопытство останется при тебе: за три месяца ты не успеешь завести никого, у кого бы мог спросить.

— Угу, — вздохнул он, постаравшись не выдать своего разочарования.

Я посмотрел на часы:

— Мне пора на тренировку, в шахматы будем вечером играть.

— А посмотреть, как ты тренируешься, можно?

— Спортзал внизу, а спрашивать надо у сенсея.

В порядке компенсации за утреннюю победу тренировка прошла неудачно (для меня). И этот тип всё видел. Впрочем, он ничего не понял.

Ну эта заботливая мамочка даёт: привезти сыночка туда, где он все время будет чувствовать себя ущербным. Если, конечно, не дурак. Хорошо учатся многие, и это никому не мешает «бегать с бластерами». И ещё. Я как-то осенью взломал «педагогический форум»: оказывается, наш «министр просвещения» ещё лет пятнадцать назад велел специально заботиться о том, чтобы в каждом классе каждой школы корпорации обязательно была минимум одна очень умная девочка (если надо, снижают размер оплаты или даже берут бесплатно). Ну какой же парень согласится с тем, что девчонка делает что-то лучше, чем он? Работает не для всех, но в общем неплохо придумано. Педагоги втайне от детей (тех, кто не умеет взламывать) обсуждали, как бы сделать эту меру ещё эффективнее.

А в шахматы Виктор играет так себе, знает кучу дебютов, но своей фантазии нет. Не стратег.

Следующие два дня синьора Будрио показывала сыну всякие достопримечательности Палермо. Поэтому надоедала нам только за завтраком и ужином. Самым несчастным человеком в Лабораторном парке в эти дни был Рафаэль. Вечером в пятницу он взбунтовался: заявил синьору Соргоно, что не надо быть гонщиком, чтобы возить по городу эту ведьму. Синьор Соргоно согласился с его доводами и, зловеще улыбаясь, обещал, что с понедельника будет использовать эту работёнку в качестве наказания нерадивым, невнимательным и так далее (список длинный). Лабораторный парк испуганно замер.

Лариса почему-то не захотела провести выходные вместе со мной, да ещё и погоду обещали отвратительную. Я уже начал страдать, когда мне позвонил Алекс и сказал, что раз уж у наших девчонок появились какие-то тайны (и Лаура, и Джессика отказались их выдавать), то и мы можем провести пару дней, занимаясь чем-нибудь неинтересным им и интересным нам. В итоге мы договорились собраться у меня и заняться наконец проектом «Кремона», а Гвидо пусть учится, хватит дурака валять, не маленький.

А куда я дену своего приёмного кузена? Точнее, это я его приёмный кузен — так я и объяснил друзьям. Синьора Будрио отправилась встречаться с приятельницами, которых не видела шестнадцать лет, и её сынок был оставлен на моё попечение.

— Ладно, — великодушно проворчал Лео, — будет мешать, выгоним.

Напуганный его грозным видом Виктор забился в угол. Вот пусть там и сидит. А мы занялись делом. У меня накопились кое-какие идеи, и я жаждал ими поделиться.

— Синьоры, — начал я торжественно, — не кажется ли вам, что, во-первых, мы изобретаем велосипед, а во-вторых, делаем это уже во второй раз?

— М-мм, — задумчиво сказал Алекс, — пожалуй, да. А что ты предлагаешь?

— Ну сначала разобраться в том, что произошло. Я имею в виду, что не только мы, но и вполне профессиональные службы внешней разведки почти ничего не знают о многих сторонах жизни своих противников. А в древности, на Земле, знали.

— То есть такую информацию собирали?

— Ну да.

— Что же изменилось? — спросил Гвидо.

— Я думаю, в эпоху начального терраформирования просто не было необходимости, а проблем и так было выше крыши… Вот перестали же у нас преподавать историю, да и литературу, кстати, тоже. По-моему, это взаимосвязано.

— У вас нет истории? — удивился Виктор. — Здорово! Мы посмотрели на него как на идиота.

— Ладно, поехали, — предложил Лео. — Первый вопрос: какая информация считается разведывательной сейчас?

— Численность, дислокация, обеспеченность техникой, стоимость коммуникаций[14], ТТХ боевой техники, производительность военных заводов, обеспеченность стратегическими ресурсами, новейшие научные и технические достижения, — перечислил Гвидо.

— Садись, «А»[15], — сказал я, — ты забыл только досье на представителей руководства.

Гвидо покраснел от удовольствия (или от смущения).

— Второй вопрос, — гнул Лео свою линию, — какая информация считалась разведывательной на Земле?

— Вся, — ответил Алекс. — У меня сложилось именно такое впечатление.

— М-мм, нехорошо, «вся» — это слишком много, её нельзя успеть обработать, — заметил я, — давайте как-нибудь структурируем.

— Угу, во-первых, те грабли, на которые уже наступали, — предложил Лео, — уровень жизни, законы, психологическая обработка.

В случае с Ористано у нас не было проблем, потому что основная идея умирает, в неё никто не верит, как в первом веке в Риме не верили уже в Юпитера, Марса и Юнону.

— А с Кремоной так не получится, — сказал я, — иначе лейтенант не вскрывал бы себе вены. Если в идею верят люди с головой на плечах, значит, она жива.

• Предыдущая
• 28/83
• Следующая