Война за Проливы. Решающий удар - Михайловский Александр - Страница 3

– Но позвольте, Вячеслав Николаевич! – воскликнул генерал Балуев, – о каких благоприятных обстоятельствах вы говорите? Перевооружение армии, совершаемое, как мы знаем, по вашему же настоянию, еще только в начале, новая полевая артиллерия едва начала поступать в войска, а насыщенность пулеметами нашей армии еще совершенно недостаточна…

– Надеюсь, ваш корпус, Петр Семенович, полностью укомплектован по промежуточным штатам? – спросил генерал Бережной.

– Да, полностью, – неуверенно ответил генерал Балуев, – но в других корпусах, особенно расквартированных в местах, далеких от столиц, положение далеко не столь радужное.

– А нас и не интересуют другие, – ответил генерал Бережной и посмотрел в сторону генерала Никитина. – Владимир Николаевич, а как обстоят дела с перевооружением во вверенном вам соединении?

– По промежуточным штатам корпус перевооружился полностью, – отрапортовал тот, – новые трехдюймовки образца пятого года чудо как хороши, а месяц назад дивизион корпусной артиллерии вместо шестидюймовых мортир восемьдесят пятого года, уже изрядно устаревших, получил новейшие гаубицы того же калибра… Как прирожденный артиллерист скажу вам: песня, а не орудия. Жалко, что их всего один дивизион, по полному штату корпусу полагается полная шестидюймовая гаубичная артбригада.

– В моем корпусе дела обстоят аналогично, по промежуточным штатам комплект полный, – сказал генерал Лечицкий и добавил: – Так, может быть, и в самом деле, Вячеслав Николаевич, стоило начинать войну только после полного завершения перевооружения всей нашей армии?

– Не стоило, Платон Алексеевич, – сказал генерал Бережной, – в Вене тоже прекрасно знают, что мы планировали перевооружаться до двенадцатого года, и переход к активным действиям задолго до этого срока стал для австрийского генштаба полной неожиданностью. Генерал Франц фон Хётцендорф – весьма деятельный засранец, но даже он ничего не может сделать с фактором стремительно утекающего времени. Мы застали его врасплох, и счет сейчас идет на дни и, может быть, даже на часы.

– Возможно, это и так, Вячеслав Николаевич, – с сомнением произнес генерал Балуев, – но все же я сомневаюсь, что это даст нам большое преимущество. Я говорю это, Боже упаси, не потому, что собираюсь отказаться выполнять приказ государя-императора и подать в отставку. Если потребуется, то я готов встать перед врагом насмерть и, храбро сражаясь, пасть за Веру, Царя и Отечество. Мне просто интересна причина такой торопливости государя, сделавшего все возможное, чтобы Вена не сумела отвертеться от грядущей войны. Вы – человек, так сказать, особо приближенный к высочайшей особе, так просветите же нас, обычных армейских служак…

Генерал Бережной сделал паузу, будто собираясь с мыслями, потом внимательно посмотрел на застывших в ожидании генералов и сказал:

– Ну да ладно, теперь уже можно и пооткровенничать. Если солдат, в соответствии с завещанием Суворова, должен знать свой маневр, то генерал обязан понимать еще и его смысл. На самом деле, господа, все идет точно по плану. Корпус морской пехоты, который будет наступать на острие прорыва, уже получил средства усиления в соответствии с полным штатом, и даже кое-что сверх того. Ваши армейские корпуса, обеспечивающие развитие операции, перевооружены в соответствии с промежуточными штатами, а во всей остальной русской армии этот процесс действительно далек от завершения, но это уже не так важно…

С этими словами он расстелил на столе карту, на которой в самой грубой форме, в стиле контурных карт по истории, были начертаны этапы будущей русско-австрийской войны. Генералы тут же синхронно склонились над ней.

– Вот смотрите, – сказал генерал Бережной, – наша армия не зря сформирована самой последней, и не зря под нее не стали формировать отдельного штабного управления, а взяли за основу штаб моего корпуса. В то время как остальные армии и корпуса будут исполнять задачу по связыванию австрийской армии боем и оттеснению ее вглубь австро-венгерской территории, наша армия Особого Назначения должна одним решающим ударом прорваться вглубь вражеской территории, в район Прессбурга, откуда откроется возможность наступления и на Вену и Будапешт. Задача – проще не бывает. Владимир Николаевич и Платон Алексеевич, ваши корпуса, свернутые в походные колонны, будут продвигаться за прорывающимся через перевалы корпусом морской пехоты, чтобы позже, при выходе на равнину, развернуться в боевые порядки и выйти в первый эшелон. К Прессбургу-Братиславе вы должны подойти свежими, не понеся потерь и не растратив возимого запаса боеприпасов…

– Вячеслав Николаевич, а мой корпус вы куда дели? – с удивлением спросил генерал Балуев.

– Ваш корпус, Петр Семенович, после пересечения австро-русской границы развернется вправо и займет оборону вот здесь, по рубежу реки Висла, – Бережной отчеркнул на карте ногтем, – дабы купировать возможный австрийский контрудар из Богемии под основание нашего прорыва. Вряд ли австрийцы будут обходить вас через территорию Германского Рейха, ибо сие чревато для них смертельными неприятностями, так что атаковать вас будут исключительно с фронта. Стоять вы там должны насмерть – ровно до тех пор, пока наша армия полностью не выполнит свою задачу. А вот потом, если императора Франца-Иосифа не вразумит даже угроза обеим его столицам и он откажется подписывать капитуляцию, то пусть пеняет на себя… Впрочем, господа, эту карту раскрывать преждевременно. А сейчас давайте возьмемся за дело и приведем наши войска в состояние, соответствующее диспозиции[2]. Времени у нас не так уж и много, а сделать предстоит немало.

3 июля 1908 года. 05:05 Российская империя, Привисленские губернии, Келецкая губерния, граница в окрестностях уездного городка Олькуш.

Ровно в четыре утра, как планировалось, смутная предутренняя тишина взорвалась сокрушительным грохотом артиллерийских залпов. Русские батареи, под прикрытием передовых батальонов морской пехоты выдвинувшиеся ночью непосредственно к границе, в назначенное время открыли ураганный огонь по заранее разведанным целям на австро-венгерской территории. По позициям австрийцев в окрестностях станции Тшебиня бьет вся артиллерия Армии Особого Назначения. Большую ее часть составляют легковесные трехдюймовки (правда, и австро-венгерские укрепления это тоже далеко не линия Мажино[3]).

На вооружении армейских корпусов, действующих на этом участке фронта – исключительно пушки образца тысяча девятьсот второго дробь пятого года, с удлиненными стволами и увеличенными углами возвышения. Разница по дальнобойности с обычными орудиями этого калибра, выпущенными еще при прошлом царе Николае, при том же весе снаряда – почти в два раза (тринадцать километров против семи с половиной). А когда таких пушек много, они способны создать просто шквал огня. Шрапнели, против которых и предназначены защитные сооружения австрийцев, до станции, правда, не долетают, им не хватает максимального времени горения запальной трубки, да и бессмысленно стрелять этим снарядом, когда пехота противника заведомо попряталась в укрытия. Зато осколочно-фугасные гранаты с новейшей тротил-гексогеновой начинкой исправно барабанят по австрийским позициям, словно град во время сильной грозы. И будто взблески молний в этом хаосе – редкие разрывы пяти- и шестидюймовых гаубичных фугасов.

Но все это – не более чем имитация большой и чистой любви, а также средство сломить дух австрийских и венгерских солдат (под огнем их подразделения перемешались). Пока грохочет канонада, генерал Бережной достает из загашника по-настоящему тяжелую дубину и выводит на рубеж атаки то, что в этом мире способно сломить дух австрийцев лишь одним своим видом: десять танков Т-72 и сорок боевых машин пехоты БМП-3, плюс специально обученный батальон бронегренадер. Вот это – настоящая элита элит, хотя по большей части рядовыми бойцами там служат уже уроженцы этого мира.