Сыщик, ищи вора! Или самые знаменитые разбойники России - Бушков Александр Александрович - Страница 6

В то время как раз шла очередная вялотекущая войнушка меж Англией и Ганзой – довольно могучим союзом приморских торговых городов, в основном немецких, располагавшим серьезным военным флотом и игравшим немалую роль в европейских делах. Беннеке получил каперское свидетельство от ганзейского немецкого Данцига (ныне польский Гданьск). И стоял на якоре в голландском порту Брюгге, прикидывая, куда податься и кого ему Бог пошлет.

Так уж вышло, что англичане ему не попались. Зато Беннеке получил точные сведения, что стоящая в том же порту флорентийская галера «Св. Фома» набита ценностями по самую палубу: золото, серебро, немало прочих дорогих вещичек, предназначенных для папы римского.

Не вынесла душа поэта… Беннеке ушел в открытое море и, едва показалась галера, кинулся на абордаж. Капитан галеры, решив, что это какое-то недоразумение, стал показывать на свой флаг и кричать:

– Флоренция! Флоренция!

Флоренция мало того что держала нейтралитет в англо-ганзейской заварушке – у нее с Ганзой был подписан особый мирный договор. Так что Беннеке совершал прямое преступление, нарушая неплохо прописанные к тому времени законы. Однако это его явно нисколечко не заботило. В ответ на вопли капитана галеры он с обаятельной улыбкой ответил что-то вроде:

– А мне начхать! Форвертс, ребята!

«Ребята» после короткого жестокого боя захватили галеру, и Беннеке увел ее в Данциг, где преспокойно продал тамошним купцам и корабль, и сокровища. Те все это приобрели без всяких моральных терзаний – хотя прекрасно должны были понимать, что стали соучастниками преступления, то бишь скупщиками краденого (чует моя душа, что по этой причине они дали Беннеке гораздо меньше рыночной цены, как у скупщиков краденого обычно и водится).

Так вот, в чем сходство двух историй… Как парой столетий раньше новгородцы, Беннеке тоже не забыл о духовном. Кроме прочих ценностей в трюме галеры обнаружился предназначенный опять-таки для Ватикана алтарь с изображением Страшного суда, расписанный знаменитым художником Хансом Мемлингом, который и сегодня числится среди великих. Алтарь посланцы папы честно купили за приличную сумму – в отличие от иных великих художников, умерших в нищете, Мемлинг и при жизни зарабатывал весьма неплохо.

Именно этот алтарь Беннеке благородно пожертвовал Данцигской церкви Святой Девы Марии – где дар приняли с благодарностью, хотя прекрасно знали о его происхождении…

Папа Сикст VI, как любой на его месте, рассвирепел не на шутку. Он отправил в Данциг личного посланника с письмом, в котором требовал вернуть все награбленное, угрожая в случае отказа всеми мыслимыми земными и небесными карами. Однако папский гонец вернулся несолоно хлебавши – прижимистые обитатели Данцига не вернули и гроша ломаного, не говоря уж об алтаре. Судя по всему, их не особенно пугала кара небесная – а уж земной они не боялись нисколечко. Прекрасно понимали, что у папы нет физической возможности привести угрозы в исполнение. Вообще прибалтийские немцы-католики (и не одна только Ганза) никогда не считали римских пап такими уж авторитетами – по той простой причине, что обитали в безопасном отдалении от Святого престола. Ни тогда, ни потом. О том, какие художества выкидывали во время Ливонской войны магистры духовно-рыцарских орденов, я уже подробно писал в книге об Иване Грозном (желающие могут ознакомиться, и, я уверен, не пожалеют – там творилась масса интересного…).

В общем, папа ничего назад не получил. Беннеке жил еще долго, многое успел наворотить – и умер в собственной постели. Алтарь работы великого Мемлинга уцелел и в XVII веке, когда русские штурмовали Данциг с засевшим там французским гарнизоном, и во Второй мировой. Его и сегодня можно увидеть в Гданьске в той же церкви.

Так вот, если сравнить эти две истории, кто выглядит пригляднее – новгородцы или Беннеке? По моему глубокому убеждению, новгородцы, и я в этом уверен отнюдь не из патриотических чувств. Просто-напросто новгородцы действовали в полном соответствии с понятиями своей эпохи, не обремененной писаными законами, – а вот Беннеке как раз и нарушил самым бесцеремонным образом четко прописанные законы своего времени…

Вернемся на Балтику и на Северное море. Описанная мною вольготная пиратская жизнь, когда все грабили всех, еще какое-то время продолжалась с прежним пылом, но потом помаленьку пошла на убыль. Дело тут, конечно, не в моральных соображениях и не в возросшем законопослушании – подобной лирикой в те времена не заморачивались вовсе. Причины, как и во многих других случаях, были чисто экономические. Поскольку оравы разноплеменных пиратов кроме налетов на прибрежные города друг друга прямо-таки в массовом порядке перехватывали торговые корабли, морская торговля на Балтике и в прилегающих районах в конце концов пришла почти в совершеннейший упадок. Что чувствительно било по карману не только купцов, но и королей нескольких стран, терявших свою долю дохода в виде торговых пошлин и прочих отчислений. Особенно туго приходилось Англии – у нее для связи с окружающим миром попросту не было других путей, кроме морских…

Так что пиратов понемногу начали прижимать, и всерьез. Начали отлавливать повсюду, организованно и целеустремленно. Ганза, Тевтонский орден и датская королева создали объединенный флот, чьей задачей стала исключительно охота за пиратами. Готланд в конце концов после нескольких военных операций против него перестал существовать как пиратское торжище. Точно так же прибрежные города Висмар и Росток, до того долго следовавшие примеру Готланда, закрыли для пиратов свои порты и рынки. Впервые в истории торговые морские флотилии стали передвигаться под охраной военных кораблей. В Англии пиратство объявили «государственной изменой». Там же в 1536 году вышел закон о борьбе с морским разбоем. По подсчетам историков, в первые два года его действия пиратов было повешено больше, чем за предшествующие триста лет. Одним пиратам стали выдавать каперские свидетельства против других – чтобы сами уничтожали друг друга.

Одним словом, борьба против пиратов развернулась нешуточная и ожесточенная. Однако, как ни старались, полностью истребить эту заразу или хотя бы свести ее к минимуму никак не удавалось. Еще и оттого, что писаные законы иногда бывает очень трудно выполнять. Вот, скажем, английский король Генрих IV заключил с Францией и Испанией договор, по которому все три страны обязывались больше не принимать пиратов на службу в каперы, а, наоборот, беспощадно отлавливать и вешать. Незадача в том, что реально выполнять этот договор могли только Франция с Испанией, а у Англии просто-напросто не было достаточно сильного военного флота. И кончилось все тем, что английские пираты перестали нападать на французские и испанские корабли (появились большие шансы угодить на виселицу), зато переместились в английские воды, где вовсю грабили соотечественников, прекрасно зная, что ловить их просто некому…

И все же в конце концов пираты в Северном море и на Балтике почти полностью перевелись – остались лишь отдельные одиночки, этакие динозавры. Причины заключались не в писаных законах, морской охоте на корсаров и виселицах – они были опять-таки экономическими. Окончательно пиратство добило открытие Америки и испанские там завоевания. Главные морские торговые пути переместились в Атлантику. Морской разбой на Балтике и в Северном море перестал быть таким уж выгодным предприятием – а вот риск для пиратов возрос многократно.

Кстати, те же причины фактически прикончили и Ганзу. Во время своего расцвета в нее входили 85 городов, но потом осталось только три, а там Ганза тихонечко скончалась, что прошло почти незамеченным…

Оставшиеся пираты стали выживать кто как мог. Самые отчаянные попросту переместились в Атлантику. Самые осторожные плюнули на прежнее ремесло и тихонько доживали век на берегу. Самые упертые консерваторы продолжали орудовать на Балтике – все же торговое судоходство там не прекратилось полностью, и кое-чем поживиться было можно. Однако крепли государства и их военные флоты, «консерваторов» все чаще ловили и вешали, пока в XVII веке не истребили окончательно.