Антология советского детектива-37. Компиляция. Книги 1-15 (СИ) - Шахмагонов Федор Федорович - Страница 11

— Около Радужного, в скалах. Зашел в эти Чертовы скалы, порешил козла. От выстрела пошел обвал. Вот и засыпало.

Терентий поднялся, затеребил пальцами бороденку.

— От то-то!.. В прошлом годе хотел я там поохотиться… сбоку, издали… Не пустил он меня. «Не дури», — сказал. Однако… Не верил я, что был у Дзюбы большой корень. Теперь уж совсем верю, что был, вот как перед истинным богом говорю вам, Самсон Иванович, был. Существовал обязательно, хоть голову наотрез дам!

— С такой находкой далеко не уйдешь! Серега знает, — сказал о себе в третьем лице Серега. — Куда? Так что, как обнаружите его, — сразу нам. В крае только слово сказать — во всех заготконторах ждать будут. Как миленького! Объявится — тут его и хвать!

Протянув свои длинные ноги, участковый вздохнул.

— Доказать надо, что корень был и что он у Дзюбы украден.

— Это уж ваше дело, Самсон Иванович. Вы — власть, вы и докажите. Как же иначе? Нас ограбили. Шутка ли! Я за двадцать лет корневки столько не заработал. Трудно вам будет. Да назвался груздем — полезай в кузов. Найдено бригадой -

в бригаду и возверните. Серега всегда все по закону, по справедливости. Мы, Самсон Иванович, труженики тайги и прочее. Что потопаем, то и полопаем.

— Так вы, Терентий Савельевич, — обратился Протопопов к пышнобородому, — говорите, что после ухода Дзюбы видели дым костра у Лысой сопки?

— Видел, видел, Самсон Иванович. С левой стороны от вершины. Как от нас смотреть.

— А когда Дзюба ушел?

— На новолунье. Хмарилось, да попусту.

— На новолунье — три недели назад. Находки у вас хорошие. Поэтому заторопился, может? Котомка его цела. Видел ваши корешки.

— Удачлив, удачлив он, Самсон Иванович. Так удачлив, проклятый, царство ему небесное…

— Ты погоди, Терентий… Вот списочек, между прочим, Самсон Иванович. Итого — триста шестьдесят четыре грамма. Все — первый сорт! Серега тут толк знает.

Свечин не сдержал улыбки: до того по-детски наивно скрытничали и простодушнейше признавались бородатые корневщики.

— Все на месте. А сортность в Заготконторе определят.

— Были первосортные, — упрямо проговорил Серега. — Знаем мы, пока из ваших рук в Заготконтору попадет… Дадут за женьшень цену петрушки. Нам жить надо, кормиться.

И мужик лет пятидесяти с гаком, упорно звавшийся Серегой, принялся бубнить, что заработок идет на троих, и даже с большим корнем, который, конечно, найдут, каждому осе равно достанется понемногу. Нельзя, мол, считать, будто эта находка оправдывает «хожение нонешнего года». В прошлом вот нашли кошкины слезы, а три года назад и обувку не оправдали.

Самсон Иванович, по виду, слушал и не слушал сетования Сереги. Он изваянием сидел у огня, как тогда вечером, когда ужинал с Ангирчи. Его сухое лицо, словно сплетенное из канатов, замерло. Крепкие руки его, лежавшие на острых коленях, казались высеченными из камня.

Стараясь не перебивать бормотню Сереги, Терентий подвинулся к Кузьме и тихо сказал:

— Лапнику поди наруби. Спать-то на чем будете?

Кивнув, Кузьма захватил топор и отошел от костра. Несчастный случай на охоте, в который поверили все, теперь, как казалось Свечину, превращался в нечто другое. Тот, кто украл или кому Дзюба передал корень, мог его и убить.

Он вдохнул полной грудью прохладный до остроты, душистый и невесомый воздух, переложил на другое плечо охапку веток и, пройдя еще с десяток шагов, бросил их у костра.

— А, это ты, Кузьма… Догадался, хорошо, — встрепенулся Самсон Иванович.

Свечин хотел сказать, что, мол, догадался-то не он, а Терентий ему подсказал, но решил, что не в этом суть, и достал из-за голенища ложку. Котелок с похлебкой стоял на земле. Терентий и Серега вытащили из своих мешков по сухарю и собирались приняться за еду. Самсон Иванович вынул из мешка буханку, вторую из трех, что передал ему Твердоступ перед отъездом, отрезал всем по ломтю, а остальное убрал. Терентий принялся цыкать зубом от удовольствия, а Серега понюхал хлеб, как цветок, отломил половину и спрятал.

— Ишь, со свежим хлебом ходят… — уписав пол-ломтя, буркнул он. — Как же вы обратно добираться думаете?

Кузьма хотел сказать: «Вертолет вызовем», но сдержался, поперхнулся и зашелся кашлем. Когда, наконец, Свечин успокоился, Самсон Иванович сказал:

— Подбросить бы нас надо. До Черемшаного распадка.

— Начетисто… — ответил Серега.

— А на чем бы вы возвратились? Мы же вас выручили, лодку пригнали.

— Сезон в разгаре. Да и власть должна заботиться о вас. На то она и власть. Нет? Увидел непорядок — исправь. Нет? Плот бы вы связали. Вниз-то за полдня добежите.

Участковый кивнул:

— Ясно…

«Ну и жлобы!» — подумал Кузьма.

— Чего ты, Серега, гоношишься? Дело ведь и наше. Они ж не гуляют — наш корень ищут.

— Должны, вот и ищут. А Сереге шастать туда да обратно резону нет. У Самсона своя посудина есть. Мотор, бензин — государственные. Чего на своем не пришел? Жалко? Сколько нашего бензина спалил!

Кузьма не выдержал:

— Так и Дзюба приехал бы на лодке!

Серега мотнул головой, усмехнулся.

— От… городские!.. Он бы с нами остался, корневая. Добыток в бригаду пошел. Эх, что тебе говорить!..

— Прокачу вас, Самсон Иванович, — закивал Терентий. — Может, пофартит… Не то что корень сам, а хоть местечко, где рос, обнаружите… При таком большом должны быть и помене Серег, может, и нам туда податься?

— Не пыли… Засвербило! Корень от нас не убежит. И место мы найдем. На будущий сезон туда подадимся. А окажется, что Ангирчи сбрехнул, так мы и этот сезон себе испортим. Голова! Только если поедешь с ними, мои находки за то время в общий котел не пойдут.

— Бога побойся, Серега!..

— Умные люди говорят — нету его. — Серега подался к Терентию.

Кузьме показалось, что сейчас он язык покажет своему напарнику, так озорно сверкнули его глаза. А может быть, в это мгновение ярче полыхнул костер.

— Прокатишь? — спросил Самсон Иванович.

— Крепкий человек был Дзюба, — кивая, ответил Терентий, — а все же человек…

Ужин был съеден, чай выпит. Все стали устраиваться на ночь. Кузьма лег навзничь.

«Черт возьми! — думал Кузьма. — Сколько надо терпения, чтоб ладить вот с такими!.. Сколько лет надо потратить, чтоб завоевать их доверие, уважение, чтоб они вот так простодушно признавались во лжи… Или просто надо обладать талантом… Смешно! Талант участкового инспектора районного отдела внутренних дел… Смешно? Нет. Действительно, талант нужен. Талант общения с людьми. А у меня он есть? Может, я как мальчишка, научившийся лишь бренчать на рояле, вообразил себя композитором? Пусть и не великим?»

Где-то над черными и чуть подсвеченными снизу костром купинами ветвей блестели звезды. Меж сучьев беспорядочно метались, мерцая неверным зеленоватым колдовским огнем, крупные светляки. Чуть слышно шипели в огне валежины, и совсем едва-едва доносился легкий, почти призрачный звон воды в камнях. Потом звезды как-то поплыли и растаяли.

— Пора! — ударил в уши голос Самсона Ивановича.

Кузьма вскочил и ощутил, что основательно продрог. Солнце еще не взошло. Согрелся, пока бегал с чайником к реке, да на одном дыхании взбирался обратно на яр. Плотно позавтракали, а потом Терентий со вздохом отправился их «прокатить».

На воде стало теплее. В мягких сумерках паровала река. Пряди змеились по течению, подобно поземке.

Протопопов сел у мотора, а Терентий свернулся клубком и дремал, привалившись к боку Кузьмы. Свечин думал: смогут ли они найти в тайге место, где был якобы вырыт женьшень? Ведь пока они не найдут это место, не установят, что именно здесь и именно крупный корень выкопан, всё узнанное ими — разговоры, пустые разговоры. А как отыскать его? Крупный корень, вернее, большая дубянка-конверт находился якобы в лодке Дзюбы, и видел его только. Ангирчи. Было это седьмого августа. Ушел Дзюба из табора — первого. Спуститься на моторке от лагеря корневщиков до Ангирчи — три дня, может, и четыре. Не больше. Где был Дзюба остальные три?