Дальняя дорога - Шидловский Дмитрий - Страница 8

Потекли дни. Артему не сильно докучали вопросами. Народ здесь чужими делами мало интересовался. Или демонстрировал такое отношение. Хотя дел тут у всех было полно. Ремесло, торговля, служба в церкви. С Артема ничего не требовали, ничего не спрашивали. Только исправно приглашали на трапезы и на службы в церковь. Артем все пытался понять, каков его статус, и через некоторое время обнаружил, что для его положения в местной социальной иерархии есть четкое место – убогий. То есть человек, ремесла не имеющий и живущий милостью окружающих. Накормить его и кров дать – дело богоугодное, а там пусть живет как хочет. Когда услышал впервые про себя: “убогий” – как плетью удар получил. А потом понял: и вправду он здесь убогий. Ну да ладно, убогий – он “у Бога”.

На второй день спросил у отца Александра, не надо ли чем помочь. Получил первый благосклонный кивок от священника и был приставлен к матушке (той самой женщине, что кормила его в первый день и оказалась женой отца Александра) в помощь при печении просвирок. И то ладно. Может, хоть не погонят. Вроде начал обживаться.

Помогал по церкви. Убрать, подаяния на храм собрать, те же просвирки, по хозяйству, по дому. Работа все неквалифицированная. И неоплачиваемая, между прочим. За кров и еду. И на том спасибо.

Артем старался быть не на виду, но собрать как можно больше информации. Сейчас он чувствовал себя как на минном поле. Любая ошибка могла стоить жизни. И он затаился на этом поле, застыл, не делая никаких движений, но внимательно наблюдая за всем, что вокруг. Не проявится ли где растяжка, не осыпалась ли где земля, выдавая предательски заложенную мину. Сейчас главное было выучить местный язык и обычаи. Общаясь с другими работниками, жившими на дворе отца Александра, он осторожно выведывал, что происходит вокруг, стараясь понять свои возможности в этом мире. Первая цель, которую он себе поставил, – перестать быть убогим. Непростая задача – без стартового капитала и связей. Но он достаточно уважал себя, чтобы слишком долго носить титул убогого. Хотя первые выводы не утешали.

Перебирая все известные ему виды занятий, доступные в этом мире, он был вынужден признать свою профнепригодность почти по всем пунктам. Ремесленник? Гвоздь забить он умеет, велика наука. Здесь каждый мужик одним топором такие чудеса вытворяет, что диву даешься. Сам избу ставит легко. А уж профессиональные плотники – те просто искусники. Да и чтоб работать по ремеслу, нужно в цех соответствующий вступить. А для того экзамен сдать сложнейший.

Люди здесь в ученики сызмальства идут, потом подмастерьями. И годкам к тридцати экзамен сдают. И то не каждый. А кому нужен подмастерье или ученик в ремесле не смыслящий, да годков под тридцать от роду? Смешно.

К купцам в услужение? Тоже непросто. Берут по рекомендации. Мешки грузить здесь людей хватает. За ту же еду и кров. Разве лучше, чем при отце Александре? Ценятся грамотность и знание языков. А тут еще учиться и учиться. С точки зрения местных русских, он говорил со страшным акцентом, не всегда понимал их, а они его. Был у него навык валютных операций. Можно даже знаниями и ноу-хау будущих веков поделиться. Да в менялы здесь меньше чем без знания трех языков не ходят. Кроме того, бизнес в руках у евреев. Папа Римский указал, что католику зазорно меняльным делом заниматься. Оттого валютными операциями по всей Европе начали заниматься одни евреи. А уж те из них, что осели в Петербурге, нашли нужную сумму, чтобы кто-то из канцелярии подсунул Гроссмейстеру на подпись бумагу о запрете заниматься меняльным делом православным.

Карьера предсказателя не прельщает. Во-первых, давеча тут двух ведьм сожгли. Тоже предсказывали. Во-вторых, что можно предсказать в мире, который пошел другим путем? А чтобы за это деньги еще платили, надо предсказать, отелится ли корова у бабки Дуси да с прибылью ли вернется купец Мартин Штайн из похода. А то, что через сто двадцать лет Америку откроют, здесь мало кого заинтересует… Кроме отца инквизитора, конечно. Впрочем, интерес инквизиции был Артему не особо желателен.

Оставался у него еще один навык, который он ценил. Его искусство боя.

Через пару недель он подступил к Онуфрию, ставшему теперь его основным информатором и гидом, с разговором, благодаря которому надеялся сформировать план дальнейших действий. Произошло это в субботу, после того как, попарившись в баньке, они грелись на солнышке и отдыхали.

– Скажи, Онуфрий, – начал он, – а в ратники здесь наняться можно?

– Экий ты быстрый, – хмыкнул Онуфрий. – Из купцов же, почто тебе в ратники?

– Так купцу, чтобы торговать, хоть какие деньги нужны, чтобы товар закупить. В приказчики я здесь не гожусь, по незнанию языка. А в ратники наймусь, так хоть чего подзаработаю, добычей, может, разживусь и дело свое начну. Не все же мне убогим на вашей шее сидеть.

– Да живи пока, – удивился Онуфрий. – Ты хлеб свой, слава Богу, отрабатываешь. Нам ты не в тягость, ради Христа. Впрочем, если счастья мечом попытать хочешь, дело твое. Только не выйдет у тебя ничего в Ингрии.

– Почему это?

– Войско ингрийское – это потомственные немецкие рыцари и ландскнехты. Тех из мастеровых берут, да только тех, что помоложе тебя, с отрочества. Или тех, кто уже в ландскнехтах служил в других немецких землях. Да и немцев одних. Мало самому католиком быть. Надо еще и чтобы отец твой из немцев был. Только так.

– И что, никаких других дружин здесь нет?

– В Ингрии нет. Есть псковская и новгородская дружины, что посадникам подчиняются. Но только орден сурово их число ограничил. Так что берут туда только сынов ратников потомственных. Да и то не всех, а после испытания сурового. Кто лучше мечом владеет и луком да в седле держится.

– И что, Гроссмейстеру такого войска хватает?

– Хватает. Орден уж давно ни с кем всерьез не воюет. Отец Александр сказывал, что и с Литвой, и со шведами Альберт сражается не оттого, что земель их хочет, а чтобы рыцари от него не ушли да жиром не заплыли.

– Да, – протянул Артем. – Похоже, шансов немного.

– Тебе, парень, коль в полюшке счастья попытать хочешь, уходить отсель надо, – произнес Онуфрий. – Ежели ни в чьей рати не служил никогда, то здесь не нужен ты никому. На Руси то же самое. Там дружины только из потомственных воинов. Ополчения только в час опасности собирают – земли свои оборонять. Не проживешь этим. У Ягайлы, нынешнего князя литовского, дружина тоже крепкая, только после испытания с мечом, с луком и в седле берут. Но вот сказывают, что в землях немецких, что за заходом, за Тевтонским орденом лежат, большая война идет. Бароны друг с другом бьются. Там всех берут. Кто оттуда приехал, сказывают, что из пяти новеньких за первый год четверо в землю ложатся. Но кто выживает, добычу берет.