Азия на халяву - Динец Владимир - Страница 18

• Предыдущая
• 18/23
• Следующая

— Я же тебе говорил, — ответил он, — это Всемирный Фонд Охраны Тюленей.

— Такой организации нет.

— Да? Извини, перепутал. Это Канадское Общество Защиты Белых Медведей. Нетрудно догадаться, что такого тоже в природе не существует. На военном аэродроме близ Кириллова мы слишком резко ударились о полосу, и из мотора снова закапало масло. Дожидаться окончания ремонта, чтобы лететь в Ленинград, мне было ни к чему. Простившись с шефом, я посмотрел Кирилло-Белозерский монастырь и голоснул попутку до Костромы. Хотя зима здесь только началась, в городе стоял сорокаградусный мороз. За два полета в Арктику я ни разу так не мерз, как за десять часов ожидания поезда в Костроме. По улицам приходилось двигаться перебежками — от подъезда к подъезду. На вокзале было настолько холодно, что народ сдвинул скамейки к батареям и сидел с ними в обнимку. Все же я могу гордиться тем, что за все путешествия по Северу ни разу не простудился. Про учеты тюленей я никогда больше не слышал — таинственное мероприятие так и осталось загадкой. Но до сих пор, когда раздается звонок междугороднего телефона, я каждый раз надеюсь — не мой ли это таинственный знакомый? В Арктике еще столько интересных мест!

Летний сезон в том году как-то сразу не заладился. Сибирь и Дальний Восток теперь были мне не по средствам, большинство южных республик воевало, да к тому же отпуск можно было брать только частями. Хотя я уже работал всего в одной конторе, это было маленькое частное издательство, в котором каждый сотрудник на счету. Наконец в июне удалось смотаться на Чимган, но экспедиция кончилась довольно плачевно. На дороге Коканд-Ташкент попутку, в которой я ехал, остановили лица в камуфляжке, забрали деньги и ценные вещи, сели в эти «Жигули» и укатили, дав по нам на прощание автоматную очередь. Хозяину машины прострелили легкое, другого пассажира убило на месте, а я, к счастью, оказался третьим по ходу очереди и успел упасть на долю секунды раньше. Чудом остановив какой-то грузовик, довез истекающего кровью шофера до милицейского поста на проходившей в двух километрах узбекско-таджикской границе. Естественно, менты не пытались ловить бандитов, но меня чуть не арестовали. Пришлось добираться до Москвы в окровавленной одежде и почти без денег — хорошо, хоть паспорт остался. После этого я целый месяц болтался по городу в отвратительном настроении, не решаясь куда-нибудь выбраться. Но зато несколько моих знакомых, услышав эту жуткую историю, отказались от поездок в Таджикистан, а там буквально через неделю начался самый кровавый раунд гражданской войны. Казалось, лето загублено окончательно. Спас меня интересный человек по имени Миша, с которым я случайно познакомился за год до того в поезде Комсомольск-Совгавань. Миша работал в ЖЭКе, а в свободное время занимался водным туризмом, но необычным. Один из его родственников был большой шишкой в пограничном округе и за бесценок продавал Мише быстроходные катера, конфискованные у японских рыбаков за нарушение границы. Мой знакомый затем перепродавал их за большие деньги разным людям в Сибири и на Дальнем Востоке, причем катер доставлял своим ходом. Так он прошел на моторках всю Лену, Обь, Колыму, Амур и один раз добрался из Совгавани в Южно-Сахалинск. Благодаря столь уникальному блату он даже имел возможность выходить в нейтральные воды. Мы тогда договорились, что Миша сообщит мне, если соберется что-нибудь куда-нибудь перегонять. Теперь он позвонил и предложил принять участие в доставке катера в Игарку. Я занял денег и через несколько дней встретился с ним в Красноярске. Лодка в этот раз была совсем маленькая и, на мой взгляд, ничем не примечательная. Кроме нее, у нас были три японских мотора. В Совгавани Миша засунул «товар» в порожний вагон, а сам поставил деревянную будку на соседней платформе и так за неделю добрался в Красноярск. Какой-то из его бесчисленных знакомых устроил нас бесплатно на военный самолет до Байкита в Эвенкии. Уже в полете выяснилось, что самолет делает промежуточную посадку в Ванаваре, выше по реке, и мы воспользовались ею, чтобы сделать интересную вылазку. В то время цены на местные авиарейсы уже стали совершенно безумными: самолет Ванавара-Тура (час лету) стоил больше, чем Красноярск-Москва. Вертолет был еще дороже, но мы договорились с летчиками, что продадим им мотор со скидкой, а они свозят нас к месту падения Тунгусского метеорита. Затем мы нашли нескольких туристов и продали им свободные места в вертолете. В результате для нас и этот рейс получился бесплатным. Со дня падения прошло уже много десятилетий, так что сам кратер не особенно впечатляет: просто яма в получасе лета от Ванавары. Но на десятки километров вокруг сквозь разреженный полог тайги заметны параллельно уложенные древесные стволы — результат произошедшего при взрыве вывала леса. Ближе к эпицентру они обуглены — тепловое излучение при ударе ледяного ядра кометы о землю вызвало чудовищный лесной пожар. Другая местная достопримечательность не столь известна. К северу от Ванавары в тайге лежат несколько круглых озер с крутыми скальными берегами. Это древние взрывные воронки-маары, своего рода кратеры без вулканов. Из-за большого количества вулканических пород в районе мааров наблюдаются аномалии силы тяжести и магнитного поля. Лет десять назад, во время моды на НЛО, один питерский фанатик-«тарелочник» прослышал про странные озера и аномалии. Естественно, он решил, что речь идет о посадочных площадках пришельцев. Набрав целую команду таких же идиотов, он повел их из Ванавары к «тарелкодрому». Экспедиция была блестяще подготовлена: даже путь в 95 километров по уютной летней тайге оказался непосильным испытанием. Два обглоданных росомахами трупа пастухи-эвенки нашли осенью, про остальных участников никто больше никогда не слышал. Наконец мы спустили лодку на воду и помчались вниз по течению. Подкаменная Тунгуска — очень красивая река, хотя и несколько однообразная. Несмотря на пороги, по ней ходит много всяких плавсредств, поэтому ничего живого, кроме кедровок, на берегах не увидишь. Зато рыбы полно, все больше деликатесы из сиговых: омуль, валек, муксун, нельма и так далее. На следующий день начался Центрально-Сибирский заповедник. Поднявшись на полкилометра в маленький приток, мы пару дней отдыхали среди цветущих полян и мрачных ельников, а потом двинулись дальше и вышли в Енисей. Река неторопливо шествовала к морю среди лесистых холмов. Нам то и дело приходилось обгонять баржи или уворачиваться от «Ракет», а в остальном ничего интересного не происходило. Небольшой участок Среднего Енисея населен кетами — последним уцелевшим народом енисейской языковой группы. Когда-то эти племена — котты, юги, ассаны и прочие — населяли многие районы Южной Сибири, но от них остались только географические названия — такие, как, например, «Тайшет». Их язык вызывает большие споры у лингвистов; по последней из слышанных мною версий, он тибето-бирманского происхождения. К сожалению, даже в Ырваре, наиболее колоритной из виденных нами кетских деревень, они (кеты, а не лингвисты) в большинстве говорят только по-русски и пьянствуют вчерную. За Туруханском началась северная тайга, более разреженная. Как раз в это время комар стал сменяться мошкой, и нам случилось увидеть редкое явление природы — «гнусовый смерч». Роящаяся мошка движется над лесом гудящим черным столбом, на пути которого лучше не оказываться — заедят насмерть в пять минут. Если рой учует человека, он бросается в погоню, словно жуткий кровожадный призрак — хорошо, что мы в этот момент были рядом с лодкой, а мотор сразу завелся. Из Игарки мы прокатились по системе озер в поселок Верхний у подножия одного из отрогов Путораны, после чего вручили лодку и мотор «клиенту». Свою старую «казанку» мужик отдал нам, а мы погрузили ее на «Ракету» и вернулись вверх по течению до Лесосибирска. Оттуда на оставшемся моторе поднялись по небольшой речке до узкого канала под названием Александровский шлюз, который связывает бассейны Енисея и Оби. Им не пользуются со времени постройки Транссиба, так что он совсем зарос. Несколько раз нам, к радости гнуса, приходилось идти волоком. Наконец мы вышли на чистую воду, спустились по Чулыму до села Михайловка, продали лодку и мотор, на «Заре» доплыли до Белого Яра, а оттуда рукой подать до Томска. На Чулыме сохранились последние деревни чулымцев и южных селькупов — еще двух исчезающих народов. Ущерб, нанесенный культурному богатству Сибири русской колонизацией, просто катастрофический, особенно в более благоприятной для жизни южной части. По моим подсчетам, за последние полтора столетия из 62 сибирских языков 27 исчезли полностью, а 23 неизбежно исчезнут в ближайшие годы. Прежде, чем разъехаться по домам, подвели итоги. Миша едва окупил затраты на транспорт и бензин, а моей доли как раз хватило на покрытие дорожных расходов. Но для нас обоих такой «бизнес» был не средством заработать, а просто способом путешествовать. Наш следующий «перегон» состоялся в августе. На этот раз маршрут был куда интереснее. Мише обломился большой двухмоторный глиссер, и решено было доставить его в Магадан. Бригадир артели золотоискателей готов был отвалить за чудо японской техники действительно солидную сумму. Я вылетел в Совгавань и долго в немом восторге ходил вокруг роскошной черной «торпеды» с мощными моторами, сложными навигационными приборами и изящным силуэтом. Чтобы сэкономить время и бензин, мы доставили ее попутной баржей на северный Сахалин, а оттуда своим ходом вернулись к материку, сразу же выйдя в Охотское море. Катер оказался необыкновенно скоростным, устойчивым к качке и легким в управлении. Сменяя друг друга у штурвала, мы стремительно мчались по глади моря, стараясь по возможности не терять из виду берег, вспугивая любопытных тюленей и огромные стаи птиц. Без особых приключений мы добрались до замечательно красивых Шантарских островов, погуляли по ним и за несколько часов дошли до Аянского побережья. Были времена, когда единственной дорогой из Петербурга на Тихий океан был зимник, связывавший Якутск с Охотском. Отсюда расходились корабли на Камчатку, Аляску и Чукотку. Но потом главными портами стали Владивосток, Совгавань и Магадан, а все побережье близ Охотска и Аяна пришло в запустение. Вдоль этого чудесного «Лукоморья» мы шли почти неделю. Поросшие аянской елью и лиственницей холмы вокруг бухт и пляжей сменялись высокими скалами в тех местах, где отроги хребта Джугджур спускались к самому морю. В устьях нерестовых рек нас встречали пришедшие за кетой медведи и лисы. Заходя дальше в тайгу, мы видели соболей и крадущихся сквозь бурелом кабарог, а выше, у края леса — диких северных оленей. Нам удивительно повезло с погодой: ни разу не было густых туманов, из-за которых в этих краях погибло столько кораблей. Избежали мы и другой опасности — зыбучих илов, которые тянутся на многие километры по дну мелких бухт. В отлив илистые отмели обнажаются, и лодка может оказаться очень далеко от моря. Ведь прилив достигает здесь семи метров (а на Шантарах — десяти). Плавание проходило настолько гладко, что мы решили позволить себе небольшую авантюру и сгонять на расположенный в двухстах пятидесяти километрах от берега остров Ионы. Найти затерянный в открытом море клочок суши довольно трудно, но нам очень хотелось проверить навигационное оборудование, да и погода была отличная. Удачно загрузив катер канистрами с бензином в небольшой деревушке, мы вышли на рассвете в залитое солнцем море и взяли курс на юго-восток. Когда мы прошли примерно две трети пути, барометр начал падать, а небо затянули облака. Но до острова теперь было ближе, чем до материка, и мы прикинули, что должны увидеть его прежде, чем погода испортится по-настоящему. Так и получилось. К тому времени, как видимость начала ухудшаться всерьез, остров уже был отчетливо виден на горизонте. Пошел проливной дождь, здорово заштормило, поднялся ветер и стало очень холодно. Скорость сразу упала, и к острову мы подошли, когда высаживаться было уже поздно. Иона напоминает полуразрушенную крепостную башню: со всех сторон — отвесные скалы до трехсот метров высотой, только в одном месте есть маленькая выемка, пригодная для подхода на шлюпке. Но сейчас там бесновался прибой, а мы не могли рисковать катером, поскольку должны были сохранить его в «товарном виде». Островок необитаем, лишь раз в год на него заглядывают с корабля или вертолета люди, чтоб сменить батареи на автоматической метеостанции. Зато весь он представляет собой один колоссальный птичий базар. Несмотря на все больше расходившийся шторм, тысячи птиц каждую секунду срывались со скал, улетая в море за кормом, или возвращались к гнездам. А на скальных обломках, торчащих из воды, расположилось гигантское лежбище сивучей, оглушительный рев которых заглушал и грохот прибоя, и хор птиц. Бесстрашно кувыркаясь в волнах, могучие звери с разгона выпрыгивали на камни и так же лихо кидались вниз головой в пенный котел бурунов. Зачарованные этим сказочным зрелищем, мы обошли вокруг всего острова и успели засветло найти укромное место с подветренной стороны. К этому времени море сплошь покрылось белой пеной, а катер прыгал вверх-вниз, как поплавок, за который дергает окунь. При закрытой кабине он превращался в непотопляемый «пузырь», а закрепленные на дне канистры с бензином служили отличным балластом, не позволяя опрокинуться. Поэтому мы могли штормовать сколько угодно, если бы не близость бесчисленных рифов. Из-за туч и дождя стемнело на два часа раньше, и нам пришлось всю ночь кувыркаться в открытом море, отойдя от острова на безопасное расстояние. Но каждые полчаса приходилось высовываться наружу и вглядываться в темноту: не прибило ли нас опять к скалам? При этом какая-нибудь волна обязательно успевала дать по морде или влить ведро воды внутрь катера. Едва начало светать, мы пошли по компасу на северо-запад. Шторм достиг такой силы, что мы едва ползли, и до материка добрались глубокой ночью. Когда впереди проступила сквозь мрак белая полоса прибоя, мы заглушили было мотор, чтобы не высаживаться в темноте: разбивать лодку о камни ужасно не хотелось. Но было поздно: ветер и волны тащили нас к берегу. Единственное, что мы успели предпринять, это пройти немного в сторону, высматривая просвет в прибое. Нам здорово повезло: там была песчаная коса, за которой в море впадала речушка. Войдя в устье реки, мы остановились на спокойном месте, я спрыгнул в воду с канатом и привязал его к валявшемуся на гальке здоровенному бревну. К утру ветер стих, но раскачавшееся море успокоилось только на второй день. Дожидаясь, когда отгуляет зыбь, мы сидели в устье реки, питаясь икрой и малиной. Бензина как раз хватило, чтобы дойти до следующего села. Остальной путь мы прошли без приключений, если не считать наматывания на винт обрывка сети при посещении тюленьих залежек на островах Магаданского заповедника. Вручение лодки покупателю сопровождалось грандиозной пьянкой, после которой мы снова отправились по домам. Моя доля прибыли и в этот раз едва покрыла расходы на самолет, но Мишка заработал неплохо. Больше мы, к сожалению, никогда не встречались. Насколько я знаю, на следующее лето Миша перегнал целую рыболовную шхуну-кавасаки из Южно-Курильска во Владивосток. В это время я был в Китае и не смог принять участия в предприятии, а он заработал столько, что собирался перегнать еще одну шхуну в Таллинн через Индийский и Атлантический океаны. Но тут его замечательного родственника перевели на другую работу, и грандиозный проект не удалось реализовать. Впрочем, Миша — парень непростой, и я уверен, что он не успокоится. Надеюсь, мы еще когда-нибудь выйдем с ним в море, неважно, в какое — ведь неинтересных морей не бывает.

• Предыдущая
• 18/23
• Следующая