Моя любовь, моё проклятье (СИ) - Шолохова Елена - Страница 27

— Пойдём? — в конце концов не вытерпела она.

«Ну, надо же — Анжелу присутствие директора тоже нервирует», — с удивлением отметила Полина, но спорить с ней не стала. Всё равно нормально пообедать уже не удастся.

— Уже уходите, девушки? — спросил технический директор, глядя почему-то именно на Полину.

Она зарделась, но одарила его улыбкой. Он приятный, добрый, вежливый, почему бы ему не улыбнуться? Потом бросила нечаянный взгляд на его визави, и улыбки как не бывало. Внутри всё содрогнулось и сжалось в узел. Долматов буквально испепелял ей чёрными глазами. И столько в них полыхало огня и злости, что стало не по себе.

«Теперь-то что не так? — подумала она, полностью обескураженная. — Он так смотрел на меня, как будто… не знаю… ненавидит меня как будто…».

— Хочу уволить Стоянова, — мрачно сообщил Ремир Астафьеву после планёрки.

— Ну так уволь, — пожал плечами Макс. Судьба работников коммерческой службы его волновала мало.

— Причина нужна.

— Когда это тебе была нужна ещё какая-то причина, помимо «хочу»? — усмехнулся Астафьев.

Ремир с укором взглянул на него, спустя минуту ответил:

— Не знаю. У него семья, сын. И он, в принципе, хороший продажник. Вспомни, каких нам клиентов привёл. А сколько бабок я в него вложил, когда в феврале отправил на обучение в бизнес-школу. Но сейчас он сдулся, что ли. Или на лаврах почует. Ты прикинь — рубился в игры на работе? Я аж онемел от шока, когда узнал. Совсем он страх потерял.

— Ну, если только дело в этом, то ничего ужасного. К тому же ты ведь его уже привёл в чувство.

Ремир помолчал, подумал, затем высказал:

— Будет так: уйдут эти випы окончательно — выпну его с треском. Сумеет их оставить — сам останется.

Астафьев задумчиво покивал головой, а потом вдруг выдал:

— Рем, послушай, не хотел тебе до планёрки говорить, чтоб ты там их совсем не убил… В общем, я тут кое-что выяснил у технарей из Ростелекома. Сарма эта уже арендовала у них канал рядом…

— С Авиазаводом?

— Угу. Так что теперь у них точно есть техвозможность и точно они будут участвовать в тендере. Всё упирается только в цену. Но они не могут так уж сильно её занизить — им же ещё аренду платить.

— Мы же не знаем, на каких условиях они его арендуют, — возразил Ремир. — Может, вообще у них там бартер с компанией его отца. Помню, ещё года три назад они для Ростелекома что-то строили…

— Тогда попадос, — скривился Макс. — И тогда, если Касымов прав, надо срочно найти того, кто им сливает клиентов.

Ремир молчал. Как его найти? Ещё и срочно. Пытать, что ли? Он уже дал задание безопасникам пробить вообще всех и каждого, кто у него служит, на предмет соприкосновения с Назаренко. Но пока, отчитался сегодня Анчугин, ни у кого в биографии никаких связей с ним не обнаружено. Ремир, не сдержавшись, рявкнул: «Ищи лучше!».

Потому что по крайней мере, у одной сотрудницы связь с ним точно есть, во всяком случае, была. Но Ремир не мог об этом сказать. Смолчал, а сам уже извёлся весь: она — не она? Моральных скреп у неё, конечно, никаких, и с Назаром она более чем близка. Но её же не было здесь! Это пусть единственный, но самый весомый аргумент в её пользу. Хотя нет, не единственный и, очевидно, не самый весомый. Он почему-то сам не хотел, чтобы она оказалась в этом замешанной. Очень сильно не хотел, что уж может быть для него весомее.

До обеда Долматов работал над текущими вопросами, приказав себе не думать ни о ней, ни о Назаренко. Астафьев заглянул к нему во втором часу.

— Ты никуда на обед не поехал? Пойдём тогда перекусим.

Вот умел это Астафьев: опекать, но ненавязчиво, не раздражая. Как будто и не опекал вовсе, а так, по-дружески общался. Хотя Ремир всегда, с самой юности понимал — он именно опекает. В память об отце наверняка. Просто щадит его чувство собственного достоинства, да и сам не хочет выглядеть квочкой, вот и выдаёт все эти свои «ты не кушал», «ты мало спал», «где ты ночь провёл» и прочее за обычное дружеское участие. И сейчас ведь не отстанет.

— Ладно, — поднялся Ремир с кресла. — Пойдём спустимся в кофе-бар. Времени нет куда-то ехать.

— Да ну этот бар. Пойдём лучше опять в кафе. Дай своим бедным работникам хоть поесть нормально.

— А я-то им чем помешаю?

— Рем, после такой планёрки они сейчас просто подавятся, если тебя увидят.

— Ну, хорошо, кафе так кафе.

Лучше б в кофе-баре все подавились, подумал Ремир, с порога увидев Горностаеву. Она, как почувствовала, сразу же обернулась.

Не надо на неё смотреть, сказал себе, с трудом оторвав взгляд.

Но тут Астафьев снова удружил: из всех свободных столиков в зале он выбрал именно тот, что ближе к ней. Протестовать у всех на виду было бы глупо, так что поплёлся за ним, что поделать… Но аппетит пропал. Зато Макс наяривал суп за двоих и болтал без умолку. Правда, о чём — Ремир улавливал лишь обрывочно. Её близость странным образом не то чтобы отупляла, но не давала думать ни о чём другом.

Когда Полина с Анжелой встали из-за стола, Макс и тут не преминул вставить свои пять копеек. И конечно же, она тотчас откликнулась, давай ему улыбаться призывно, вертеть перед ним хвостом. Вот же… Ремир выругался про себя и до боли в скулах стиснул челюсти. На Макса он тоже рассердился. Какого чёрта он лезет туда, куда не просят? Куда лезть вообще нельзя?

— Познакомься с ней, — предложил Астафьев, — поближе.

— Если я захочу с кем-то познакомиться, — процедил Ремир, — то познакомлюсь без твоих советов.

— Она же тебе нравится. Это видно.

Ремир вспыхнул, взглянул на Макса почти с ненавистью.

— Что за ересь? Ничего она мне не нравится.

— Да не злись ты, — не успокаивался тот. — Не нравится! Ты на неё вечно пялишься, как голодный.

— Тебе лучше сейчас заткнуться, — тихо, но с явной угрозой произнёс Ремир.

— Ладно, ладно, — примирительно сказал Макс, взглянув на него с затаённым интересом, и про себя ухмыльнулся.

Ремиру казалось, что внезапно всё стало ускользать из рук. Ещё недавно жизнь была целиком и полностью подчинена его воле. Конечно, случались непредвиденные ситуации, куда без этого, но он всегда знал, что нужно делать, делал и исправлял. Всегда получалось всё так, как он хотел. И это касалось не только рабочих моментов, но вообще всего. В том числе и личной жизни, хотя Максу чудилось, что он в этом плане одинок и несчастен, а череду сменяющихся подружек считал лишним тому подтверждением.

Последнюю его подругу, Наташу, Астафьев вообще на дух не переносил. В общем-то, взаимно. И твердил, что пора Рему обзавестись семейством. Слышать такое от Астафьева было смешно, ибо сам он в отношениях категорически не задерживался.

— Я не такой человек, — объяснял Макс, — мне нравится быть птицей вольной, нравится пить-гулять когда хочу и с кем хочу, нравится разнообразие. А ты не такой. Кабаки, девочки, преходящие подружки — тебе всего этого не надо. У тебя просто дурной пример был с детства перед глазами — мой. А вот встретишь свою сейгэн яр[17], и будешь счастлив.

Ремир лишь раздражённо отмахивался. Какая, к чертям, сейгэн яр? Он самодостаточен и вполне счастлив. Был. А теперь вот он не то чтобы несчастен, а просто постоянно находится в непонятном смятении и замешательстве от того, что то одно выходит из-под контроля, то другое, то третье… И всё разом. На работе какая-то ерунда творится, с подругой — сплошные ссоры. А больше всего раздражает, что над самим собой стал вдруг не властен. Взять сегодняшний обед. Ну не плевать ли, кому там она улыбается? Какого чёрта он-то взбесился вдруг на ровном месте? И главное — объясняй себе не объясняй, а настроение испортилось. Уж это-то вообще ни в какие ворота.

«Зато как она сегодня нарядилась! Где только откопала этот старушечий прикид», — вспомнилось вдруг, и он невольно улыбнулся.