Цена измены (СИ) - "Katiii" - Страница 2

Еще один поворот… и еще…

Наконец он услышал чей-то говор и стал подходить ближе. Через пару мгновений мужчина ясно различил голос своего создателя и кого-то еще… Чей-то мужской, приятный баритон, который казался ему смутно знакомым. Луи сбавил шаг и стал подкрадываться на цыпочках, стараясь, чтобы его шаги были беззвучны, потому что его что-то очень сильно смутило, но он пока не мог понять, что именно.

Тон, с каким говорили мужчины…

Через не до конца закрытую дверь в темноту коридора струился мягкий свет из спальни хозяина замка и лилась тихая музыка. Неслышно ступая, он подошел еще ближе и услышал слова:

— Повтори. Скажи это для меня. Скажи, что любишь одного меня, — почти требовал голос, — что только я твой единственный, скажи!

— Ты мой любимый, — раздался горячий шепот Лестата и оборвался порывистым вздохом.

— Твой единственный, — напомнил мужчина с властными нотками в голосе, — твой лучший любовник… твой мужчина…

— Ален! — Шумно вздохнул Лестат и испустил вновь порывистый вздох.

— Я люблю тебя, и ты мне это скажешь… мы вместе… мы желаем друг друга… я из постели тебя не выпущу, слышишь?

— Ох, Ален, подожди, я…

— Не выпущу, — произнес голос все с теми же властными нотками. — Твое лицо и тело нужно ласкать постоянно…

Раздались звуки поцелуев вперемешку с недвусмысленными вздохами и несколько мгновений слышались только они… они и чувственная музыка, разливающаяся по комнате.

«Энигма… звучит Энигма, под которую мы часто с ним…»

Луи сделал шаг и заглянул в дверную щель, уже находясь на грани обморока и не осознавая, почему первой, почти что первой и очень странной мыслью было то, что он узнал эту музыку. В голове хаос, она тут же закружилась, как только он увидел…

Его Лестата в постели с другим…

Какой-то Ален из сообщества, которого, кажется, обратил Дэвид, знойный брюнет с гривой темных волос ниже плеч. Относительно молодой вампир… француз… Мужчины были почти раздеты, наслаждаясь ласками друг друга в той самой спальне, где столько прекрасных часов провели Луи и Лестат! Де Пон дю Лак смотрел, как грива длинных волос перемешивалась с пшеничными локонами, как мужчины лобзали рты друг друга, шеи, плечи, спускались ниже…

Луи не чувствовал под ногами пола, голова его кружилась все сильнее и пришлось опереться о стену, чтобы не упасть… ноги ослабли, сердце, в груди болело…

Его Лестат. Его Супруг во Крови страстно отвечал на горячие и напористые, даже властные ласки другого мужчины — сильного и красивого, который, казалось, просто подчинял Лестата себе…

Луи словно зачарованный наблюдал за тем, как предаются плотским утехам двое, хотя на самом деле в его глазах стояли бескрайняя боль и ужас, а сердце… казалось, вампирское сердце остановилось и больше никогда не будет биться. Оно камнем рухнуло вниз, как только он услышал признания Лестата де Лионкура другому… и какие признания!

Ледяной водой окатило с головы до ног, когда Ален опрокинул Лестата на подушки, сел на него сверху, оставаясь лишь в расстегнутых джинсах, завел за голову руки блондина и потребовал:

— Ты любишь только меня, скажи!

— Ален…

— Скажи и мы продолжим, — мужчина нависал на ним, волосы щекотали лицо Лионкура.

— Да…

— Что да?

— Люблю только тебя! Хочу только тебя одного!

— Ты будешь моим, будешь! — Пальцы сильнее сжали тонкие запястья Принца, Ален нагнулся ниже и впился требовательным поцелуем в шею, вырывая этим из груди Лестата протяжный жалобный стон…

— Я твой… твой…

Луи дернулся. Еще раз и еще, будто его били плетью — по лицу, по всему телу. Он стоял, до этого будто превратившись в камень, и только сейчас содрогался, дергался, как от невидимых ударов…

Его не видели. И в мозгах Луи промелькнула вспышкой мысль, что как это хорошо!

Не видели. Не слышали. Не ощущали его присутствия, увлеченные процессом. И Луи подумал в то мгновение, что это… к лучшему. Когда руки Алена рванули джинсы с бедер Лестата, Луи развернулся и на вампирской скорости понесся в свою комнату.

Он влетел внутрь, взгляд задержался на кровати, в которой он один не спал после того, как приехал сюда, открыл ящик стола и достал пару пачек увесистых банкнот, остальные деньги и довольно немалые лежали в одном из банков Нового Орлеана, а паспорт и так был в кармане. Фотографию он убрал в ящик стола. Прощальная записка, или письмо? От этой мысли он отказался почти не раздумывая.

Все. Больше ему ничего было не нужно. Ни вещей, ни чего-то такого, чтобы напоминало ему об этом месте. В том, в чем и приехал, он незаметно для всех покинул Оверни.

***

Мужчина сбежал по главной лестнице и через несколько мгновений высокий силуэт скрыла ночь. Его глаза цвета изумруда были сухи. Они были сухи, когда он дошел до Клермон-Ферран и от туда на машине добрался до Парижа. Глаза все еще были сухи, когда он входил в номер гостиницы и только когда опустился на кровать, первый шок начал проходить и горло сдавило болезненной судорогой. Глаза стала заливать красная пелена и из груди, наконец, вырвался сдавленный крик.

Луи успел сообразить, что нужно потише, и вообще лучше бы он проорался где-то в окрестностях Парижа, чем там, где его прекрасно услышат, например, соседи, снимающие номера за стеной. Он просто шел и почти не видел, куда шел, пребывая в таком болевом шоке, что даже не мог плакать, и вот сейчас эмоции накрыли его.

Боль. Ужас. Непонимание. Отчаяние. Эти чувства сковывали каждую клеточку его тела, Луи вцепился зубами в кулак до крови и завыл, уткнувшись в подушку, чтобы и она смогла подавить крики, которые он чудом сдерживал, чтобы не сорваться и не заорать во все горло. Вырывающиеся наружу рыдания сотрясали его тело до самого рассвета. Хотелось превратиться в пепел — даже такая мысль пронеслась в мозгу вампира. Когда уже веки понемногу стали наливаться тяжестью, в грудь, в самое сердце стало заползать холодное разочарование. Креол вновь и вновь проматывал слова:

— Ты мой любимый! Люблю только тебя! Хочу только тебя одного! Я твой, только твой…

«Что я такого сделал? Чем заслужил это? Ведь мы были так счастливы, я стал таким, как ты хотел! Мы были так счастливы и ты клялся всем, что ты только мой, что я самая большая любовь и страсть твоей жизни! Самая настоящая! Самая сильная! Как? Почему? За что? За что ты так со мной, я ведь стал другим с тобой, наконец… перестал бояться своей любви… я изменился… никакого эгоизма и меланхолии… никакой депрессии… мы всецело принадлежали только друг другу… навечно… Почему? За что?»

Вопросы сыпались как из рога изобилия, перед глазами вставали мучительные сцены страсти и слова его любимого, сказанные другому:

— Ты мой любимый… Люблю только тебя! Хочу только тебя одного…

Снова и снова не жалея себя он проматывал эти слова, эти вздохи и срываемые стоны и знал, что так же не жалея себя, он будет проматывать их вечер за вечером, ночь за ночью, а в груди холод все нарастал, обвивая сердце невидимыми нитями. Никогда еще Луи не испытывал таких чувств к Лестату, не испытывал настолько сильного разочарования. После стольких лет верности, после того, как он стал его Супругом во Крови с ним творят такое!

Предают. Забывают. С этим мужчиной, который по поведению почему-то напомнил того скрипача, Николя…

Луи обнял подушку, накрылся одеялом, чтобы немного унять озноб и прошептал:

— Я никогда не чувствовал себя таким обманутым, Лестат… Будь же с тем, кому признавался в любви и ласк кого так жаждал! Если ты говоришь с таким жаром, что только его, то будь с ним, Лестат де Лионкур, я тебя отпускаю и больше не появлюсь в твоей жизни. Обидно. Дико обидно и дико больно, знаешь? — Горький шепот раздавался в тишине гостиничного номера. — Ты предал нашу любовь. Ты предал наш союз, ты… ты предатель, Лионкур…

Рваный тяжелый выдох, Луи сжался, прижал колени к груди и стал проваливаться в сон. Уже засыпая, он сказал, полностью осознавая то, что говорит и взвешивая каждое слово: