В объятиях дождя - Мартин Чарльз - Страница 8

– Может быть, я съезжу в «Трюфель»?

Теперь она предложила ему жирную мясную кость. «Трюфель» был десертным баром, расположенным в нескольких милях от клиники, где кусок торта стоил восемь долларов и обычно мог насытить четверых людей. Мэтт кивнул.

– Шоколадное суфле с малиновой подливкой.

– Хорошо, милый, – с улыбкой сказала Викки и повернулась, собираясь уйти. – Встретимся через час в комнате для игр?

Он кивнул и посмотрел на шахматную доску. Викки была единственной, кто могла хотя бы соперничать с ним. Хотя, откровенно говоря, это почти не имело отношения к ее шахматному мастерству. Обычно Матт мог поставить ей мат в шесть ходов, но он часто затягивал игру до десяти или двенадцати, иногда даже до пятнадцати ходов. С каждым следующим ходом она постукивала ногтями по зубам и начинала нервно покачивать ногами, неосознанно потирая коленями и лодыжками. Хотя ее взгляд был сосредоточен на доске, она прислушивалась к происходившему под столом.

После ухода Викки Мэтт подошел к подносу, где она оставила ложку, взял ее и начал протирать бумажным полотенцем, смоченным в отбеливателе. Всего он истратил шесть бумажных полотенец. Часом позже он вышел из своей стерильной комнаты в коридор со своим шахматным набором. По пути в игровую комнату он опустил тридцатишестигаллоновый мусорный пакет в большой серый мусорный контейнер. Контейнер нужно было очистить, но Викки ожидала его, так что это могло подождать. Он вошел в игровую комнату, увидел Викки и понял, что ему придется отмывать шахматы после игры – каждую фигурку, – но дело того стоило, хотя бы ради того, чтобы слышать ее мысли.

В 17:00 Матт закончил очистку своей комнаты, кровати, шахматного набора, зубной щетки, кнопок на часовом радиоприемнике и кнопок на своих шортах. Краешком глаза он снова взглянул на шоколадно-малиновое пирожное, политое густо-красным малиновым соусом, в окружении тарелок с жареным мясом, зеленым горошком и картофельным пюре. Голоса объединялись и становились громче, поэтому он понимал, что в его завтраке не было торазина. Несмотря на жаркое опровержение Викки, он должен был находиться в яблочном муссе. Матт опустился на колени, изучил картофельное пюре и подозрительно прищурился. После семи лет полного согласия с приемом лекарств собственные задние мысли удивляли его. Это был умственный процесс, обладавший силой, от которой он успел отвыкнуть. То, что он вообще мог обдумывать, стоит ли есть яблочный мусс и шоколадное пирожное, могло бы привести его в замешательство, если бы он уже не находился в замешательстве.

Наконец он посмотрел в окно и остановил взгляд на заднем крыльце рыбацкого кемпинга Кларка. Благодаря юго-восточному ветру он чуял запах подливки, жареной рыбы и картошки. Он почти ощущал вкус сырного гриттера и видел запотевший стакан чая со льдом. Матт был голоден, и, в отличие от его соседа дальше по коридору, его желудок не находился в аду. Он не ел уже целые сутки, и бурчание в желудке ясно давало понять об этом. Но – голод не голод – он приподнял поднос и принюхался к каждой тарелке, словно щенок, обнюхивающий незнакомую пищу. Потом он выпрямился, держа поднос на вытянутых руках, пошел в туалет, методично вывалил содержимое каждой тарелки в унитаз и решительно нажал рычаг слива.

Голоса одобрительно вопили, пока вода кружилась и исчезала в сливном отверстии. Через час Викки как бы невзначай зайдет к нему, заберет поднос и с улыбкой выйдет из комнаты. Но, несмотря на все эти ужимки, она узнает. Из-за видеокамер она знала практически обо всем, но теперь Матт не мог остановиться. Этот поезд не имел тормозов. Матт снова посмотрел на задний двор заведения Кларка. Задняя веранда была полна народу; коричневые бутылки «Будвайзера» сверкали, словно рождественские огни, официанты разносили огромные подносы с восемью-десятью тарелками, вклиниваясь между столиками, на которых уже громоздились курганы еды. В воде рядом с причалом плавали разгоряченные подростки, поставившие свои гидроциклы на прикол под летней верандой для восхищения обедающей публики. На заднем плане пестрое собрание моторных катеров с воднолыжниками, прогулочных шлюпов и рыбацких лодок ожидало своей очереди для подъема или спуска по воронкообразному лодочному пандусу. Мэтт знал, что даже после того, как зазвучат сирены, доктор Гибби схватит свой шприц, а поисковые группы выдвинутся в разные стороны, никто не заподозрит, куда он направился, – по крайней мере, не сразу. У него может оказаться достаточно времени.

Матт быстро подхватил свою поясную сумку и отправился в кабинет доктора Гибби, где взял со стола тиски для вязания мушек. Он также прихватил пакет на молнии, полный крючков, катушек лески и мелких поплавков из перьев и волос. Потом он быстро привязал один красный «Клозер», положил мушку на середину стола и запихнул тиски с пакетом в свою поясную сумку. Открыв верхний ящик стола, он забрал пятьдесят долларов из кассового ящичка, написал короткую записку, прикрепил ее к настольной лампе и вернулся в свою комнату. Записка гласила: Гибби, я должен тебе пятьдесят долларов плюс проценты. М.

Если он собирался в поход, то ему нужно было чем-то занять свои голоса, а они любили две вещи: шахматы и вязание мушек. Он сунул в поясную сумку свой компактный шахматный набор и семь брусков антибактериального мыла, каждый из которых был герметично запечатан в отдельный пакетик на липучке. Подрядчики с самого начала сконструировали окна таким образом, чтобы поднимать бесшумную тревогу на посту охраны, если окно открывалось больше чем на четыре дюйма. Но Матт разобрался с этой проблемой более шести лет назад. По ночам ему нравилось спать с открытым окном. Звуки, запахи, речной бриз – все это напоминало ему о доме. Он закинул левую ногу на подоконник и сделал глубокий вдох. Сентябрьское солнце опускалось за горизонт, и через час октябрьская луна поднимется прямо над задним двором.

Опустив ноги наружу, Матт придавил кустик азалии, но он все равно не любил это растение, посаженное здесь год назад. Даже от его вида ему хотелось чесаться, а еще оно привлекало пчел. Поэтому он с улыбкой притопнул куст еще раз и пустился бегом. Где-то на полпути по травянистой задней лужайке он вдруг остановился и застыл на месте. Охваченный внезапным ужасом, он опустил руку в карман. Неужели он забыл это? Он поискал в одном кармане, цепляясь кончиками пальцев за пушинки на дне. После обыска в задних карманах он был близок к панике. Потом запустил левую руку в левый передний карман и вспотел от облегчения. Там, на дне, в окружении ниточек, выбившихся в сушилке, его пальцы нащупали это: теплое, гладкое и точно такое же, каким оно было с тех пор, как мисс Элла дала это ему после первого дня его учебы во втором классе. Он провел пальцами по передней части и нащупал вырезанные буквы. Потом по задней части, гладкой и маслянистой после многих лет, проведенных в кармане. Его страх улегся, и он снова побежал.

Раньше он часто бегал, но за последние несколько лет у него было мало практики. В первый год его пребывания в «Спиральных дубах» его походка напоминала солдатскую маршировку; это был побочный эффект больших доз торазина. После нескольких дней под воздействием препарата он начинал сомневаться, в какой стороне находится земля. К счастью, Гибби уменьшил дозировку, и его поступь стала более уверенной.

Матт пересек заднюю лужайку, пробежал между кипарисами, купавшимися в зарослях пышного зеленого папоротника, и оказался на выцветшем причале, раскрашенном чаячьим пометом. Он не слышал никакого гомона и суеты у себя за спиной. Если никто не увидит, как он спрыгнул с причала, у него останется время для осуществления второй части плана.

Он прыгнул с конца причала и погрузился в теплую, солоноватую и нежную воду Джулингтон-Крик. Вода, коричневатая от таниновых кислот, накрыла его с головой, как одеяло, и подарила ему необыкновенную вещь: радостные воспоминания. Он нырнул дальше и сделал двенадцать или пятнадцать гребков, погружаясь все глубже и глубже. Когда он услышал наверху рев гидроцикла, то выждал еще несколько секунд и вынырнул.