Маленькая опера - Сэ Слава - Страница 2

Самого Бено приняли в семью потому что Паола хотела петь. Брак с директором филармонии увеличивал шансы. В обмен на руку, сердце и обязательства Бено получил красавицу жену со страшным характером, кредитную линию и доступ к кухарке.

– Молодец, Тони, хорошо сказал! – подытожил Джузеппе.

Юноша сел на место. Все выпили, потому что семья не должна ссориться.

– Вот теперь, говори!

– Дело в том, что… Оперы не будет, – буднично признался Бено.

Перед концом света, наверное, повиснет такая же пауза. Людям захочется остановиться и подумать, что они не так сделали, почему мир летит в тартарары. Паола велела повторить сказанное. Она не успела рассвирепеть с первого раза.

С лицом бесстрастным, будто каждый день перечёркивает год жизни и обнуляет семейный капитал, Бено повторил:

– Оперу запретили. Дорогая, хочешь кьянти?

Он сам наполнил свой бокал, выпил мгновенно, снова налил и снова выпил, как чистую воду.

Скандал – важная часть итальянского застолья. В нём есть ряд обязательных правил.

1. Жест важнее слова. Слова врут, жесты – никогда.

2. Обещания покалечить означают привязанность и уважение. Если кровь и прольётся, то немного.

3. Яркость аргумента важнее содержащегося в нём смысла. Например, «лучше бы я застрелилась, когда тебя повстречала» – бессмысленно, но ярко. Очень хороший аргумент.

4. Между признанием в любви и обещанием убить пауза не обязательна.

5. Грозить разводом можно бессчётное число раз, чем чаще, тем лучше.

Дон Пепе переспросил у Тони, тыча при этом пальцем в зятя.

– Что он сказал?

– Он сказал, что оперы не будет.

– Повтори! – снова потребовала Паола.

– Не волнуйся, – улыбнулся Бено, – мы поставим что-нибудь другое!

– Негодяй! – зашипела Паола. Её голос, горящий взгляд, формулировки – всё обещало интересный вечер.

Дон Пепе тоже захотел уточнить.

– Послушай, Бено. Я дал тебе десять тысяч. Ты обещал отдать двадцать. Ты же знаешь правила нашей организации?

Дон Пепе сделал жест, означавший муки и долгожданную смерть.

– Я не виноват! Кто-то сказал коменданту, что Кармен цыганка.

– И что?

– Правительство запретило цыган.

– И ты согласился? – взвизгнула Паола.

– А что я мог сделать?

– Застрелить коменданта!

– Я не убийца! Я дирижёр!

– Тогда подкупить!

– Ты знаешь, сколько стоит подкуп коменданта?

– Я знаю только, что ты – нищий! Мне это надоело. Я от тебя ухожу!

Бено вскочил и какое-то время носился по гостиной, размахивал руками, шипел и булькал.

– Тебе деньги дороже любви! И кто ты после этого?

– Бедняжка! Золушка! Белоснежка и красавица! – отвечала Паола искренне.

– Я бы назвал тебя иначе!

Женщина повернулась к брату.

– Ты слышал? Он назвал меня проституткой! Меня, примадонну парижской оперы!

Дон Пепе с радостью вступил в беседу.

– Послушай, Бено! Я отдал тебе самое дорогое – сестру и деньги! И теперь ты называешь её проституткой?

– Могу называть «примадонной»! – съязвил Бено.

Паола ткнула в мужа острым пальцем.

– У него всё звучит как «проститутка»! Пепеньелло, ты мой брат и должен защищать меня от мужа. Застрели его немедленно!

Дон Пепе развёл руками.

– Сначала пусть вернёт долг!

– Или завтра у меня будет опера, или вы все горько пожалеете! – твёрдо сказала Паола. И добавила такое слово, что мужчины вздрогнули. Потом проследовала в свою спальню и грохнула дверью.

– Послушай, Джузеппе. Давай поставим другую оперу! Травиату!

– Травиата тоже проститутка!

– Согласен. Но в современной музыке профессия вторична, куда важней национальность! Дай мне десять тысяч!

– Новый кредит? Сначала мне придётся переломать тебе руки.

– Зачем?

– Таковы правила организации.

– Ты будешь ломать родного зятя?

– Почему я? Тони сломает. Эй, малыш, ты хотел работу?

– Но я дирижёр! Я работаю руками! – Бено помахал для наглядности.

– Хорошо, тогда ноги.

– Ах, так? Я донесу на тебя коменданту!

– Доноси. Комендант мой друг!

– Это старый комендант твой друг! Новый тебя расстреляет! И вон из моего дома!

Джузеппе ухмыльнулся. Он подошёл и похлопал дирижёра по лысине.

– Теперь это мой дом! Здесь живут моя сестра и мой работник!

– Но здесь мои кровать и вещи!

– Верни долг и возвращайся в семью!

Дирижёр пыхтел и трясся, но сделать ничего не мог.

– Вот значит, как? Паола, мы уходим!

– Без оперы ты холостяк! – крикнула Паола из-за двери.

– Вы ещё пожалеете! Я вам покажу! – пригрозил Бено. Он забрал со стола бутылку и понёсся к дверям, опрокидывая по пути мебель.

После его ухода Джузеппе налил себе ещё борща и сказал, обращаясь к Тони:

– Типичный ужин в итальянской семье. Тихо, по-семейному. Не обращай внимания.

Штабные офицеры красивее фронтовых. Кители подогнаны, фуражки выгнуты. Снаружи они чисты, отглажены, всё в них блестит и поскрипывает, никаких признаков внутреннего скотства. Избыток одеколона можно объяснить высокой готовностью к химическим атакам.

Каждое утро работники штаба собираются у больших карт и побеждают противника силой мысли. Синие прямоугольники на карте хорошие, красные плохие. Синие движутся куда нарисовано, красные в ужасе отползают. Не война, а удовольствие. В свободное время адъютанты, секретари и начальники служб пишут стихи о любви к Родине. За красивую форму и общий романтизм их обожают женщины. Неудивительно, что штаб всегда голосует за продолжение войны.

Теперешняя бойня длится шестой год. Личный состав синих прямоугольников целиком состоит из стариков и инвалидов. Они хорошо выглядят только на картах.

(Был, например, в Голландии отдельный батальон бойцов с болезнями уха. Командовал ими единственный в мире майор, владеющий языком глухонемых. А дивизию № 70 целиком сформировали из людей с проблемами пищеварения. Дивизия дралась с яростью, необычной для здоровых людей, но вполне нормальной для язвенников.)

Проходя мимо штаба, Бено Фарнезе удивился безлюдию. Никто не курил на ступенях, не тёр лаковый сапог, никто не отпускал шуточки вслед красавицам. Зато во всех окнах белели лица майоров и лейтенантов. Штаб замер в ожидании нового командующего. Прежний застрелился при посещении борделя. Синяки на шее и лице самоубийцы следствие объяснило специфическими сексуальными пристрастиями. Он был добрым дядькой, служилось при нём легко.

От нового коменданта добра не ждали. Штабные сбежались в большой зал, чтобы волноваться вместе.

– Едет! Едет! – крикнул лейтенант, страдающий дальнозоркостью. Он первым увидел чёрный лимузин, вползающий на площадь. Офицеры зашумели.

– Если я погибну, напишите моей маме, а жене не надо! Знаю я вас, ловеласов.

– Интересно, какой он, новый командующий?

– Обычный полковник тайной полиции. Клыки, когти, кожистые крылья.

– Говорят, плохих людей он расстреливает сразу. Хороших сначала пытает.

– Надо срочно сделать что-нибудь плохое.

Лимузин подкатил к подъезду. Из авто вышел немолодой полковник и приветливо посмотрел вверх. Офицеры отхлынули от окон.

Кто-то сказал:

– Похож на моего дедушку.

– Так пойди и обними его!

Новый начальник прошёл по коридорам, поднялся по лестнице. Штаб как штаб, охрана, знамёна, портреты вождя в хорошо освещённых местах.

У встречающих сдавали нервы. Начальник транспортной службы открыл пузырёк с сердечными таблетками. Руки дрожали, пузырёк выпал, таблетки раскатились. Сочувствующие бросились собирать. В таком-то согбенном виде и застал подчинённых новый комендант.