Клуб Джентльменов (СИ) - Соболянская Елизавета - Страница 22

— Нам нужно попасть в Академию. Я уверен, что профессор сохранил все записи Аманды.  Мы предъявим их, как причину разбирательства, а дальше будет видно.

Остаток ночи ушел на разработку плана, а на рассвете в ворота Академии вошел крупный неопрятный мужчина с растрепанной рыжей бородой. Он неловко потоптался, глядя по сторонам, коротко переговорил со стражниками и двинулся к маленькому домику, в котором проживал управляющих хозяйством Академии.

Так как территория учебного заведения была огромной, управляющему постоянно требовались уборщики, дворники, разнорабочие, прачки и прочий «черный люд». Но платил старик скупо, требовал много, и потому под его началом мало кто задерживался.  Так что явившегося с утра пораньше отставного сержанта имеющего желание поработать за стол, постель и три шиллинга в месяц, управляющий охотно взял в дворники, и выдав потрепанный фартук и метлу, отправил расчищать дорожки.

 Через два часа бродяга уже колол дрова возле кухни, потом чинил крыльцо в преподавательском корпусе, внимательно наблюдая за всем, что происходит вокруг. Порой он насвистывал или напевал, а случалось, что-то бормотал себе под нос, прямо в дешевую булавку, которая стягивала воротник его рубашки вместо вырванной с мясом пуговицы.

Около пяти часов пополудни профессор Кейдж собрался выпить чаю. У всех преподавателей Академии были разные привычки для редких минут отдыха: кто-то пил чай у себя в кабинете, были те, кто шел домой. Аспиранты собирались на чаепитие в лаборантской, и нередко добавляли в темный напиток чуточку бренди. А профессор Кейдж любил выпить чашечку на веранде уютной кофейни, расположенной рядом с главным корпусом. Там были отличные десерты, а еще с веранды открывался чудесный вид на теннисную площадку. Юные студентки в коротких юбках и тоненьких шароварах, весьма возбуждали профессорский аппетит!

Едва именитый алхимик расположился в тени навеса, и заказал привычный «чайный поднос», как вдоль веранды прошла очаровательная рыжеволосая девушка в немного старомодном коричневом бархатном платье. Она вошла в кофейню, и сразу направилась к столику, за которым расположился профессор:

— Милорд! – патетически воскликнула она, — вы должны мне помочь!

Мужчина поморщился, глядя на только что налитый чай, а девица не унималась:

— Мой Джорджи! Это ужасно! – тут она принялась рыдать, привлекая внимание остальных посетителей, картинно заламывая руки и всхлипывая в белоснежный платок.

Озабоченному своей репутацией профессору пришлось усадить незнакомку за свой стол и распорядиться подать ромашковый чай, для успокоения нервов неизвестной ему дамы. Она продолжала рыдать, хотя и чуть приглушила свои речи. Из несвязных, сбивчивых слов стало понятно, что девушка – невеста некого Джорджа. И ей нашептали, что он коварный изменщик!

— Вы его преподаватель, милорд! Вы видите его каждый день! Скажите, это правда? Неужели Джордж разлюбил меняяяя!

Нова я порция рыданий, еще одна чашка чая, кусок торта, печенье, сэндвичи с ветчиной и тминный кекс – девица оказалась прожорливой и говорливой. Профессор отчаялся выделить из потока ее слов хоть что—то толковое! Джордж – имя популярное. Даже у аристократов. Причем это может быть первое имя, может быть второе, а то и третье! И студент, известный преподавателям, как Карл, на деле может носить имя Джордж Александр Карлос!  А дома его вполне могут звать «Джорджи».

Постепенно стало понятно, что девица ошиблась. Описание «Джорджи» не соответствовало ни одному студенту профессора Кейджа:

— А еще у него шрам! На животе, — покраснев, как маков цвет делилась барышня, доедая вторую порцию взбитых сливок с клубникой. – И глаза такие голубые-голубые, — тут девица склонилась к профессору и восторженно выдохнула: — как у вас!

Кейдж поперхнулся, и попросил счет.  Рыжуля склонила голову к плечу, украшенному простенькой стеклянной брошкой, но возражать не стала. Преподаватель с трудом удержал гримасу, когда выяснилось, что успокоение нервов взволнованной невесты обошлось ему в десять шиллингов! Он вежливо простился с дамой, с которой даже не познакомился, и торопливо вернулся в корпус – перерыв давно закончился, и его уже ожидали студенты.

Если бы профессор мог видеть, что делает его случайная визави после его ухода, он бы очень удивился. Рыженькая особа немедля пулей пролетела в мужской туалет, пугая гостей и официантов развевающимися юбками, а через некоторое время оттуда вышел молодой худощавый мужчина с тяжелым саквояжем в руках. Он, не задерживаясь прошел к воротам Академии, где и перемигнулся с рыжим здоровяком, везущим тачку полную золы. Мужчины дружно покинули Академию, свернули в переулок, выдернули из пепла подозрительно шуршащий плотный кожаный мешок, и прыгнули в поджидающую их карету без гербов и опознавательных знаков.

— Все получилось? – улыбнулся Аллиаль, проверяя в крохотное зеркальце, весь ли грим он успел стереть.

— Получилось, — прогудел Кентавр, обнимая мешок, как свою любимую Кэндис, — этот профессор даже метки с журналов не снял!

Мужчины переглянулись, и засмеялись, сбрасывая напряжение. Отыскать и похитить записи Аманды из квартиры профессора, было непростым делом. Академия большая, кто знал, где он их прячет. По счастью Грегори вспомнил, что Мэнди еще в школе метила свои тетради алхимическим «маячком», на тот случай, если троечники украдут их. Оказалось, школьная подруга привычек не растеряла, и все ее записи обнаружились в отдельной коробке в шкафу профессора Кейджа. В мешок их паковал уже сам Кентавр, сунув вместо тетрадей стопку старых газет.

Тайлер, сидящий на месте кучера, быстро доставил друзей в клуб. Там их уже ждал Грегори. Быстро просмотрев бумаги, лорд сгреб все обратно в мешок и умчался со словами:

— Я к Его Величеству, потом к Верховному судье. Отдыхайте!

Аллиаль и Махоуни переглянулись.

— Если бы ты знал, как болят ребра от корсета, — простонал Ал, сбрасывая сюртук, и развязывая галстук.

— Если бы ты знал, — в тон ему отозвался Килкени, — как болят мозоли от лопаты….

— Стресс надо снимать сразу! – хором выпалили они фразу, которую в Школе Ритон часто приговаривал учитель философии, любитель пропустить пару рюмочек уже к обеду.

Придя к общему решению, друзья тут же вызвали скучающего на кухне швейцара, велели подать бутылку бренди, и закуску.

— Терпеть не могу болтовню и крем, — признался актер, с удовольствием разрезая отбивную.

— В армии я ел все, даже крыс, — признался огневик, отдавая должное нежнейшей баранине с мятным соусом, — но моя Кэнди готовит такие восхитительные пироги… Эххх, что она теперь скажет, — расстроенно вспомнил Махоуни, дергая себя за рыжую бороду. Для маскировки ее пришлось покрасить хной, и теперь ходить ему рыжим, пока волосы не отрастут!

— Сбрей, — пожал плечами Ал.

— Напугается, — вздохнул Кентавр, — у меня… ожоги на лице остались, после стычки с огневцами.

— Я тебе такую бороду изображу – сам разницы не заметишь, — хмыкнул в ответ гример, — на рыбий клей посажу, и будет выглядеть, как родная!

Килкени задумчиво почесал бороду, и отказался:

— Пусть уж так, посмеется хоть, а то грустная она какая—то ходит последнее время.

— Кстати, — захмелев после второго бокала, вдруг заинтересовался Ал, — когда у вас свадьба? Ты много рассказывал об этой девушке, и я так понимаю, вы живете вместе?

— Что? Нет, — мотнул головой Кентавр, — она с матерью и сестрой живет в том доме, что выкупил для меня Грег.

— А ты? – поднял брови Аллиаль.

— А я живу у своего «железного коня», в гараже! – строго взглянув на друга сказал Кентавр. – Не могу же я жить в одном доме с двумя незамужними девушками!

— Вот как? – актер склонил голову, как любопытная птица, — не думал, что ты такой трепетный!

— Что? Я? Да я огненный маг!

— Нежный, — с удовольствием выдал Аллиаль, делая еще глоток бренди, — чувствительный! Боишься сказать ей о своей любви. Пугаешь девочку внезапными появлениями, а потом снова исчезаешь на неделю!