Ночь, с которой все началось - Леви Марк - Страница 10

Июнь 2015-го, воскресенье. Диего сидит перед компьютером. Он отправляет письмо Альбе и ждет ответного письма. В Бостоне два часа дня, в Мадриде – восемь вечера. Он заваривает себе кофе, это уже десятая чашка за сегодня. Диего очень мало спит. Он на последнем курсе и после смены в ресторане занимается еще несколько часов у себя. Юноша идет в ванную, оставив дверь открытой, и бреется, одним глазом поглядывая в зеркало, а другим – на экран компьютера, стоящего на столе в комнате. Бритва скользит по его правой щеке, потом вверх по шее, и вдруг он замирает от дурного предчувствия. Плевать на традиции: Альба всегда пунктуальна. Он звонит ей, но слышит только бесконечные гудки. Диего ходит по комнате взад-вперед, потом перезванивает ей – ответа нет. Он ни на мгновение не сомневается в верности Альбы: расстояние нисколько не ослабило их любовь. Его тревожит другое. В самом начале их отношений, в первый раз, когда Альба осталась у него на ночь, он из любопытства заглянул в ванную, чтобы узнать, почему она так долго там торчит, и обнаружил ее со шприцем в руке. Их взгляды встретились. Диего уже замечал красные точки, появлявшиеся и исчезавшие на теле девушки – то на животе, то на бедрах, то на руках, – но не задавался никакими вопросами. Бледная Альба ответила ему улыбкой и спросила: «Хочешь, научу тебя делать мне уколы?»

У Альбы диабет первого типа. Она приучила Диего к впечатляющему своей сложностью пищевому режиму. Он знает, что она внимательно следит за уровнем сахара в крови, но ведь с ней могло что-то случиться. Как в тот день, когда… Они болтали, сидя у пруда в Буэн-Ретиро, и вдруг Альба побледнела, на лбу заблестели капельки пота. Потянувшись к сумке, лежащей у ног, она начала падать, он попытался удержать ее, но она выскользнула у него из рук и рухнула на землю как шарнирная кукла.

Он снова звонит, опять не получает ответа и тогда набирает номер сестры и принимается умолять ее немедленно поехать к Альбе. На его счастье, Корделия как раз в дороге, она доставляет посылку. По голосу брата она понимает, что даже если Альба просто заснула перед компьютером («со всеми случается», – успокаивает она его), ей лучше прислушаться к его просьбе. Никогда прежде она не чувствовала в нем такой тревоги, такой уязвимости. Она вешает трубку, разворачивает велосипед, переключает скорость и нажимает на педали изо всех сил.

По Рокингемской авеню, потом налево, на Грэнит, – Корделия срезает через бейсбольное поле, мчится по Бруклинской против движения, чтобы быстрее оказаться на кругу, поднимается на мост, лавируя между машинами, пересекает реку Чарльз, резко сворачивает на Маунтфорт-стрит. Какое-то такси сигналит ей, она показывает ему средний палец и продолжает эту сумасшедшую гонку, огибая машины на Бикон-стрит, а потом наклоняется, сворачивая на Сент-Мэри-стрит. Ее брат – псих, нет, он точно когда-нибудь сведет ее с ума, если, конечно, она не убьется на велосипеде раньше. К счастью, Корделия – опытная велосипедистка. Монмаут-стрит: она жмет на тормоза, чтобы замедлить спуск, резко останавливается перед фонарем, пристегивает колесо цепью и врывается в небольшой многоквартирный дом. Взбегает по лестнице, принимается звонить и барабанить в дверь под номером 2С. Диего все еще висит у нее на проводе, этот звонок наверняка обойдется ей в целое состояние.

– Ты уверен, что она там?

– Заходи! – кричит тот.

Но как?

Она настойчиво стучит и зовет на помощь. Какой-то сосед, крепкий парень, выходит на лестничную клетку, Корделия приказывает ему выломать дверь, парень отходит, изо всех сил бьется о дверь и со стоном трет плечо.

– Bueno, hasta aqui hemos llegado[4], – вздыхает Корделия. Она жестом велит соседу посторониться, как следует разбегается и с силой бьет ногой по засову. Тот отлетает. Корделия заходит внутрь – и отключает гарнитуру, пообещав брату перезвонить.

Альба лежит на полу в позе эмбриона, подобрав руки под себя. Корделия осторожно переворачивает ее и с трудом сдерживает слезы при виде ее мертвенно-бледного лица. Но грудь Альбы еле-еле вздымается. Корделия сжимает ее в объятиях, окликает, встряхивает, чтобы привести в чувство. Сосед в оцепенении стоит на пороге, Корделия приказывает ему вызывать скорую, сначала по-испански, потом, опомнившись, по-английски.

Она баюкает Альбу; вдали раздается вой сирены. Она умоляет девушку открыть глаза, гладит ее по лицу, ужасается тому, как холоден ее лоб. Сирена смолкает, Корделия слышит, как медики бегут по лестнице. Они врываются в комнату и бесцеремонно отпихивают ее в сторону. Корделия объясняет им, что у Альбы диабет. Кажется, это не врачи, всего лишь фельдшеры. Один из них замечает на столе чехол, просит Корделию подать его ему, открывает, выхватывает глюкометр, колет Альбе палец и считывает показания с застывшим лицом. Время сочтено.

Альбу выносят из дома пристегнутой к носилкам. Корделия забирается в скорую рядом с ней. Тело девушки подпрыгивает, и только два больших оранжевых ремня не дают ей свалиться с носилок на пол. От воя сирены у Корделии леденеет кровь. Она цепляется за сиденье изо всех сил, сердце колотится, она пытается поймать взгляд фельдшера, но тот не отрывается от монитора, соединенного проводами с грудью Альбы.

Они заходят в приемное отделение; Альбу стремительно провозят по длинному коридору, двойные двери открываются. Медсестра объясняет Корделии, что дальше ей нельзя, к ней придут.

И тогда она ждет и бродит по этому залу с серо-голубыми стенами от одного сиденья к другому. Наконец находит в себе силы вытащить мобильник: Диего звонил ей раз сто. Она пытается успокоить его. Все будет в порядке, она уверена, нет, врачи к ней еще не приходили. Она все узнает, обязательно. Просидит там столько, сколько нужно, пока не сможет дать трубку Альбе, хоть всю ночь, если потребуется, это она тоже может пообещать. Его старшая сестра всегда сдерживала свои обещания. «Все будет хорошо», – добавляет она, прежде чем отключиться.

Диего больше не смотрит кино, он уничтожил свой канал доступа к киностудиям. В этом году ему исполнилось тридцать, и он управляет известным бистро в старом центре Мадрида вместе с двумя приятелями. Он очень умен, и всего добился сам, ну или почти сам. С тех пор как герои романов помогли ему вернуться в мир живых, книги стали его самыми верными спутниками. Он приветлив и умеет вписаться в любое окружение, однако предпочитает одиночество и больше всего дорожит свободой. Его отец был наборщиком-линотипистом, а мать – акушеркой, но вскоре после его рождения они развелись. Когда-то, еще в школе, Диего хвастался, что у него целых две комнаты и в два раза больше игрушек, чем у его товарищей. А потом отец смеялся, что его дети пошли учиться информатике – предмету, из-за которого его ремесло исчезло.

Каждое воскресенье Диего отправляется на кладбище, садится у могилы Альбы и зачитывает ей письмо о том, как прошла его неделя.

Доучившись, Корделия не вернулась в Мадрид. Она уехала из Бостона и обосновалась в Лондоне. Они продолжают переписываться с Диего каждый день, обмениваясь зашифрованными сообщениями. Она твердо вознамерилась сдержать данное брату обещание. Смерть Альбы пять лет назад изменила их жизнь…

В июне 2015-го Корделия потратила свои сбережения на авиабилеты, чтобы сопровождать родителей Альбы, прилетевших за телом девушки. Диего встречал их в аэропорту. Вместе они отправились в траурный зал.

В день похорон она дождалась подходящего момента, чтобы рассказать брату о случившемся. Тот вечер воскресенья она не забудет никогда… В зал ожидания вышел врач, лицо у него было изможденное. Он спросил у Корделии, кем она приходится Альбе, и та солгала, назвавшись ее золовкой. «Это ведь не такая уж и неправда, – прошептала она Диего. – Я ведь могла ею стать…» И замолчала. Он взял ее за руку и крепко сжал, даже слишком крепко, но она не шевельнулась. Кортеж прошел перед могилой, люди бросали в нее розы и подходили выразить соболезнования родителям Альбы. Диего держался в стороне, сестра стояла рядом. «Альба не забыла про укол», – сказала ему Корделия. Врач объяснил ей, что все чаще становится свидетелем подобных случаев. Она не поняла, о чем он говорит; тогда он достал из кармана халата ампулу с инсулином и изучил ее на просвет, поднеся к окну. «Он разбавлен. Иногда его разводят в два раза, иногда – в четыре». Корделия все еще не понимала. «Если у больных не хватает денег, они в конце концов начинают его разбавлять, – тихо добавил врач. – Фармкомпании подняли цены втрое, и это только за последний год, а страховые компании затягивают выплаты компенсаций сколько могут. Нужно иметь средства на лечение, а студенты… особенно иностранцы… В общем, скверная история», – закончил он со вздохом. И, похлопав Корделию по плечу в знак сочувствия, удалился.