Князь Вяземский. Дилогия (СИ) - "Мархуз" - Страница 28

— Ох, надо бы тебе где-нибудь переждать далече, да под защитой, — продолжила вдовствующая царица, — сейчас ближнее окружение для Ивана Алексеевича собирают. Думаю тебя в ближники ввести к нему, чтобы опасности стороной обошли. Молод ты ещё, многого не ведаешь, многого не умеешь. А при нём, да ещё в землях архангельских, никто тебя не тронет.

Особые условия, предоставляемые Иоанну, действительно оберегали людей, официально близких к нему. Так что, отсидеться под крылом царевича вдали от кремлёвских интриг, было весьма разумным решением. Да и сам Лев уже как-то привык к узкому кругу единомышленников в сфере прогрессивного хозяйствования. По крайней мере, с ними нашёлся общий язык — язык новаторства, а не придворной косности и вражды.

Соответствующий приказ был издан немедля и Лев Кириллович, князь Нарышкин, стал официальным ближником Иоанна Алексеевича Романова. Поэтому его тут же припахали в дела посадские, что впрочем и самому молодому прогрессору явилось на руку. К Мишкиным спецам он моментально прикрепил для обучения своих толковых и грамотных людей…

В конце марта, Михайлу вызвали в Кремль пред светлы Голицына очи. Светлы очи радостно сверкали, обещая все благости мира.

— Сделал я, князь, то, что ты просил, — затарахтел гордый Василий Васильевич, — царь-батюшка согласился выдать тебе привилею на единый налог!

Документ, подтверждающий льготу, был подписан и скреплён печатью. Оказывается сработало: принеси пользу другим за бесплатно — они ответят благодарностью, даже если она ничего им не стоит. В конце концов, он же не откоряку вообще от налогов выпрашивал.

— Благодарствую за столь нужное разрешение, — ответил довольный юноша, — колись, чем отдариваться придётся?

Вольный стиль со знакомым, но непонятно к чему упомянутым словом, не смутил опытного царедворца, а даже подзадорил его.

— Понимашь, какое дело, у нас с крымчаками мир подписан и сейчас Возницыну надобно ещё и с османами согласовать его. Вот дьяк и запросил, для мзды одному важному паше, твоего жидкого и твёрдого мыла. Подсоби, как бы дорого тебе ни стало, а мы уж отблагодарим по-своему.

— Мир — дело важное, подсоблю обязательно. Найдётся семь бочек шампу и десяток коробов твёрдого, сегодня же отправлю гонца в Беспутино.

— Тогда скажи, чем ещё тебе помочь, коли от земель и людишек отказываешься? — хитрый Голицын был рад помогать за чужой счёт, пользуясь лишь связями и близостью к сильным мира сего.

— Хотелось бы получить разрешение на присвоение воинских званий моим дружинникам, они это заслужили своей доблестью в боях с татями. Жалованье сам буду платить, лишь бы не роптал кто из царедворцев.

Подразделение без званий хуже управляется из-за отсутствия формальной пирамиды власти, да и дополнительные стимулы нужны, когда людей на смерть посылаешь. Если уж в курятнике, каждая курица имеет свой шесток, соответствующий положению в обществе, то что о хомо сапиенсах говорить?

— Поговорю, Михайла Алексеич, а ты уж поспеши с мылом, пока турки интерес к нему имеют…

До Туретчины действительно докатилась лёгкая волна моды на русские моющие средства. Правда, как всегда, через… в общем "через заднее крыльцо", то бишь сквозь страны Магриба, начиная с мавров. Муслимы — народ гаремный, а чем богаче правоверный, тем больше количество жён и наложниц. Олигархи Мавритании первыми сообразили, что "Фа" это не только пушистые волосы и лёгкий запах свеженарезанных яблок, но и средство поощрения своих женщин. Кто себя хорошо ведёт — моется шампунем! Да и дешевле получается на вес и обьём, чем стимулирование через благовония и драгоценности. Бедолагу Педру-регента завалили просьбами о продаже "хоть немного" по любым ценам. Мольбы приходили на самом высоком уровне, обещая всё, вплоть до спокойной торговли в Средиземном море для португальских купцов-мореманов.

Общий обьём заказов от всяческих сверхбогатых арабов увеличивал потребность в шампуне в два раза от оговоренного с Вяземским. Педру Второй достаточно быстро осознал выгодность перепродажи моющих средств, обеспечивающую не только дополнительную прибыль, но и различные мелкие уступки в отношениях с Северной Африкой и Османской Империей. Поэтому прибывшего душ Сантуша сразу вызвали во дворец и затребовали расширение годового заказа. Под оплату следующей мыльной партии, даже начали изготовление "мальцев" обоих типов, раз уж такой странный поставщик завёлся в русских лесах. Командира героических мушкетёров повысили в звании, добавив ещё три десятка и, увеличив жалованье, отдали в полное распоряжение купца.

Абрантуш также удостоился уединенции — уж слишком трепетным оказался дефицит дёгтя. Герцог-бастард испросил специалистов для проведения испытаний новорусской смазки, которую тут же обозвали "срача" (в честь волшебного вечного масла для смазывания из старинной сказки). На всякий случай, Хуан Рикардо решил обезопаситься и озадачил придворных словесников дополнительными обзывательствами коричневатого месива, чтобы не нарваться на русские разговорные заковыки. К "сраче" сразу добавились "grasa", "untadura", "alquitran" и "betun". Показательные выступления повторили несколько раз, но результат не менялся — Мишкина "унтадура" оставалась в два раза более унтадуристой! Привезённые бочки распределили между личной каретой регента, ближайшей мельницей и флагманом-галеоном, чтобы окончательно убедиться в целесообразности завышенной цены. Хорошо руководить богатейшим государством — можно покупать всё особо ценное, не слишком заморачиваясь с расходами. Да и желание, хоть в чём-то переплюнуть братских испанцев, рвалось наружу!

Душ Сантуш отвёз испанскую долю вкуснопахнущих средств личной гигиены в Мадрид, забрал положенную сумму золотых и серебряных кругляшей, включая предоплату следующей партии и вернулся в Лиссабон. Оружейник Альвареш старательно клепал мушкеты, пистоли и отливал пули своего калибра для них. Самшитовый подрядчик уже вырезал древки для новой партии пик и мудрил по картинкам над арбалетными ложами. Последняя операция никак не ладилась — размеров и пояснений на рисунках явно не хватало для качественного исполнения. После ряда раздумий решено было отправить в Русию мастера с заготовками и инструментом, чтобы освоить производство на месте. Как Михайла ни старался, но сотрудничество по переписке не всегда получалось…

Зато прекрасно получалась посевная. Счастливые бурёнки махали мордами довольным гнедкам (в сторону пашни), показывая, что зимнее усиленное питание не мираж, а очередное светлое будущее. И озадаченно смотрели на португальского португальца, перепахавшего один лужок и командовавшего деревенскими бабами, чего-то закапывающими в землю.

— Эта херба зовётся "алфалфа" и вырастает до пояса, а косить её можно даже три раза в год.

— Ну что ж, Яков Иванович, нехай будет алфалфа, тебе виднее.

Жертва Святой Инквизиции, благодаря специальности, оказался уважаем пахарями и стал любимцем женского контингента села. Они слушались мудрого "огородника", вечно к нему приставали и даже грамоту изучили вроде лишь, чтобы его советы записывать. Мало того, выделили Гонсалвешу одну вдовушку для обихаживания и плотских утех. Впрочем кобелём он оказался классным и счастливая вдова им постоянно хвалилась. У колодца, во время беспутинских политинформаций, именуемых местными христьянами, по-московски — курантами! Крепостные люди Мышецкого, Нарышкина, Иоанна, обоих Голицыных и неожиданно примкнувшего Ромодановского старательно перенимали опыт и делали… записи. Михайла принимал только грамотных, да чтобы запас бумаги и чернильницы были при себе.

— А какой смысл запоминать, всё равно половину забудут и начнут переспрашивать, — обьяснял он князьям.

К строгости и упёртости Вяземского, по отдельным нюансам, уже привыкли, списывали на тяжёлое детство княжича-сиротинушки и просто исполняли, не споря. Знатоки по новым культурам на дорогах не валялись и приходилось ими обзаводиться, чтобы обеспечить своё голодающее население "вторым хлебом" и "скотской отрадой". Подозрительно огромная кукуруза дала столько силоса, что никакое сено рядом не стояло! Да и группа воскресенцев усердно благословила пашни, воззвав к богу о щедром урожае и правильной погоде. К кому, как не к заблаговременному плательщику десятины, должна была ниспослаться божья милость? Искренняя вера ещё никому не мешала в работе.