Весь мир театр (СИ) - Би Джин - Страница 8

– Извиняется он, – пророкотал конюший, всем своим видом давая понять, что устных извинений тут недостаточно. – Я этого сопляка прождал больше часа у «Дубового бочонка». Больше часа я был рядом с пабом и не мог отойти и пропустить кружку. Так что твоего дружка как-нибудь выкину на полдороги до Лондона за это, пусть он так и знает!

Генри мысленно возблагодарил свою интуицию за то, что еще перед отплытием вверх по Темзе, к королевской резиденции, догадался купить бутылку бренди в таверне у Лондонского моста. Теперь он мог с поклоном передать её, как бы от Саттона, кучеру и в высокопарных и величавых выражениях высказать всю глубину раскаяния своего друга и его надежду на прощение.

При виде выпивки лицо здоровяка расплылось в предвкушающей улыбке.

– Вот ведь, ушлая зараза этот красавчик, – сказал он, лаская темную зелень стекла своими заскорузлыми пальцами. – То-то же он сумел втереться в доверие к Бесс и заполучить место учителя флейты для мисс Арабеллы. Хотя желающих поучить её игре на флейте, особенно на кожаной, – блудливо подмигнул кучер, – в Англии полным-полно.

И он громогласно захохотал над своей шуткой, затем, откупорив бутылку, сделал огромный глоток. Пока он наслаждался огненным потоком, пронесшимся по внутренностям, и волной начавшихся ощущений, Генри лихорадочно обдумывал сказанное.

В деле появилась еще одна женщина, а значит, все сразу становилось сложнее. Призвав на помощь все свои актерские способности, он начал осторожно прощупывать почву:

– Да простит уважаемый сэр мое глубокое невежество, но кто такая эта девица Арабелла, столь притягательная для многих?

Кучер, не отвлекаясь от поисков чего-нибудь съестного у себя в ларе под крышкой каретного сиденья, глянул на него снисходительно, как на деревенского дурачка, и пояснил:

– Арабелла – это одна из внучек графини. Отец её, Чарльз Стюарт, умер, когда дочке был годик. А потом отошла и мать. Вокруг того, кто будет опекуном над маленькой Стюарт, много возни было. Очень хотел прибрать её к рукам наш лорд-казначей, но королева отдала девочку под опеку родной бабке, то есть моей хозяйке, и теперь девка ждет выгодной партии. Но, в отличие от прочих невест, Арабелла в качестве приданого может получить трон Англии. Она же Стюарт, как-никак.

Конюший, наконец, нашел то, что искал, и воздвигся на сиденье с палкой копченой колбасы в одной руке и пузатой бутылкой в другой, как монарх с державой и скипетром. Сделав ещё один глоток, он с удовольствием закусил и, дирижируя копченостью, продолжил открывать благодарному слушателю тайны двора.

– Королева наша все-таки уже не девочка, – чуть понизив голос, сказал он, – а прямого наследника по линии Тюдоров нет и уже не будет. Так что прямые права на трон остаются только у Стюартов. Часть придворных вьются над Арабеллой как коршуны над голубицей, видно метят, бестии, на место короля-консорта или хотя бы повертеть молодой девкой, случись ей взойти на престол. А другая часть – за Якова Шотландского… – кучер отхлебнул еще. – Я бы, малой, на них поставил. Те посильнее будут. У них теперь за главного сам лорд-казначей Уильям Сесил. Хоть сама королева Якова и недолюбливает. Так что интриг там, – конюший махнул колбасой в сторону королевского замка, – предостаточно.

Пока конюший отвлекся на содержимое бутылки, Рэй лихорадочно соображал. Стоит ли продолжать свое расследование? Ведь оно уже завело его туда, где нечего делать без серьезных покровителей и богатого опыта придворной жизни. Он очень сомневался в том, что правосудие свершится, даже если он найдет убийцу. Но, с другой стороны, если он сейчас отступится, то как он потом будет себя уважать? Что он будет говорить перед лишенной надгробного памятника могилой деда за оградой церковного кладбища? И Генри решился:

– Я просто поражен и пылаю белой завистью к столь богатым знаниям вашим и опыту, сэр. Мне, увы, не доводилось бывать в королевском дворце, а я бы хотел хоть краешком глаза взглянуть на него изнутри. Возможно, в замке есть вакансии для такого, как я?

Кучер одобрительно посмотрел на паренька, понимающего толк в вежестве. И с сомнением покачал головой.

– Ну разве что кухонным мальчиком у вертела стоять. Но так в замке ты ничего, кроме кухни, не увидишь, так как кухонных в чистые покои не пускают. А на места лакеев столько желающих из своих, что на стороннего даже и смотреть не будут. Был бы ты девкой, то мог бы в горничные пойти. Там постоянно то одна, то другая с места вылетают, – кучер сделал глоток и хохотнул, – с пузом.

– Спасибо, сэр, за рассказ, – поклонился Генри. – Когда Джозефу вас ждать?

Кучер зевнул, почесал волосатую грудь и глянул на солнце.

– Ну как обычно, на закате буду. Ну если только он снова не явится, я его найду и в карету запрягу, пусть так и знает.

– Он непременно придет, – еще раз поклонился Генри. – Можете не сомневаться.

С утра в городе начались беспорядки. Бушевали ремесленники, недовольные тем, что наводнившие Лондон в последнее время фламандцы сбивали устоявшиеся расценки. По этой причине театр был временно закрыт.

Друзья собрались в гримерной, достоинством которой было не только хорошее освещение из большого окна, но и расположение, исключающее незаметный подход и подслушивание.

– Значит, ты все же решился… – Роджерс с сомнением покачал головой. – Ты понимаешь, что если тебя поймают, то…

– Да, мистер Гай, я прекрасно представляю, чем мне это грозит! – перебил его Генри.

– Ладно, займемся делом. Сэм, ты принес вещи Саттона?

– Вот, держите, – Далтон взгромоздил на сосновый, потемневший от времени стол тюк с одеждой. – Они говорят: «Когда будем делить добро Саттона?»…А я им: «Еще и девяти дней не прошло, вы не боитесь, что Джозеф начнет являться к вам призраком и требовать свои шмотки»? – Сэм хитро усмехнулся. – Глупцы, испугались. Как чувствовал, что может барахло пригодиться.

Друзья погрузились в исследования содержимого тюка, откидывая в стороны то, что заведомо было непригодно для переодевания в Саттона.

Разворачивая камзол, Роджерс выронил какую-то перевязь, находившуюся в рукаве.

– Ого, что это? – он поднял перевязь и развернул ее, поднеся поближе к свету.

Она представляла собой нечто вроде пояса со множеством кармашков, от пояса также шли две лямки-помочи, на которых тоже располагались кармашки. Все было сделано из шелка телесного цвета, местами, для жесткости, сложенного и прошитого в несколько раз.

– Однако, вот как Саттон таскал свою косметику! – воскликнул Далтон, вытащив из одного кармашка пудреницу, а из другого – плоскую баночку с румянами. – А я-то думал, где он все хранит… Хитрец, ловко придумано – все с собой, и руки всегда свободны.

Генри выудил из пояса маленькое зеркальце, и восхищенно принялся крутить его в руках. Зеркальце! Это было настоящей драгоценностью!

– Отлично, Далтон! Посмотри, что там еще есть, и начинай гримировать Генри, время уже близится к вечеру. – Роджерс кинул пояс на колени Сэма.

В этот миг где-то на улице заржала лошадь и послышался характерный для конного экипажа звук поскрипывания и цоканья копыт. Роджерс ухмыльнулся.

– Ого, вот и Брукс, мой приятель. Я договорился арендовать его лошадь и карету…

– Я же еду в карете Шрусбери? – удивился Генри.

– Это не для тебя, а для меня и Далтона. Мы подождем в полумиле от замка, до восхода солнца. Если же ты не явишься… Будем считать, что тебя схватили.

Роджерс ободряюще похлопал Генри по плечу и выскользнул из комнаты. Далтон развернул лицо Генри к окну и свету:

– Ну-с, сударь, приступим…

Генри приближался к карете, сжимая в руках большую корзину с великолепными, темно-красными, будто кровь, розами. Он волновался перед первым дебютом в роли Саттона.

– А, мистер Саттон! – конюший расплылся в льстивой улыбке. – Доброго вам вечера, как я рад вас видеть! Благодарю за ваш подарок.