Колояр. Дилогия (СИ) - Гуминский Валерий Михайлович - Страница 26

— Эй, хватит! Отпустите меня! — завопил я и мой рот сразу же зажали потными ладонями, пахнущими табаком и металлом.

— Амбразуру закрой, шкет! — дыхнул в ухо пивным перегаром один из гостей. — Чо орешь? Никто тебя убивать не собирается. Пока.

— Чего надо? Кто такие? — сплюнул я на пол. Меня легко подняли на ноги и толкнули обратно на диван. Кто-то зажег фонарик и осветил лицо. Я зажмурился.

— Он это, — мальчишеский голос с хрипотцой обрадовано завибрировал. — Говорил же тебе, Хан, что у меня глаз — алмаз.

— Молоток, Филя, — удовлетворенно произнес тот, кого назвали Ханом, того самого высокого, стоявшего в сторонке. — Сморчок, Лимон! Посматривайте за ним, чтобы не сиганул в окно. Филя, надыбай мне стул. Не на полу же сидеть!

Филя, судя по голосу и фигуре, мой одногодок, кинулся из квартиры, но вернулся довольно быстро с рассыпающимся табуретом в руках. Поставил напротив дивана, демонстративно сдул с него пыль. Хан загородил собой свет фонарика и наклонился к моему лицу.

— Ну и шустрый ты, шкет! Такие мне нравятся!

— Он мне в живот ударил, козел! — зло просипел один из помощников.

— Заткнись, Лимон! — приказал Хан. — Сам виноват, щелкаешь клювом, когда надо было со спины зайти! Ну, трынди, малой, чего забыл у нас?

— А чего говорить? — я цыкнул слюной через зубы и зачастил. — Сбежал я из дому. Совсем сил не осталось. Батька гнобит постоянно, мамка орет…

— Ну-ка, сбавь обороты! — шикнул Хан. — Потихоньку, а то разобраться не могу. Зачем сбежал?

— Путешествовать люблю, все время из дому убегаю, — «признался» я. — Вот родичи и взбеленились. Закрыли меня, как арестанта, в школу под конвоем, со школы — с телохранителем. Задолбало! Вот и рванул, пока охрана зевала.

— Ты дворянчик, что ли? — удивился второй высокорослый парень.

— Ага, свободный род. Живу в Симбирске.

— Ништяк тебя кинуло! — хохотнул Филя, пристроившись на потертом валике-подлокотнике. — Проездом у нас?

— Пока — да, потом дальше рвану. Хочу на юг.

— Складно заливаешь, малек, — хмыкнул Хан, вертя в руках «выкидуху». И вдруг замер. Почему он сразу не заметил браслеты на моих руках — оставалось загадкой. Но едва луч фонаря блеснул на рунах «веригельна», он напряженно спросил: — А ты, часом, не одаренный?

— Одаренный, — махнул рукой опечаленно. — Закрыли мне Дар, в наказание за путешествия. Вот уже три года хожу в них. Не могу чародействовать.

— Лихо свистит, — после недолгого молчания, повисшего в квартире, сказал четвертый тип.

— Тебя никто не ищет? — спросил Хан. Осторожно так, словно на минное поле зашел.

— Будут искать, обязательно. Вот и гашусь, где попало. Мне бы три денька пересидеть, пока архимаги будут прощупывать следы моей ауры. А потом на поезд — и ищи-свищи ветер в чистом поле!

Я врал вдохновенно, совершенно не боясь, что меня будут каким-то образом ловить на несоответствиях, сознательно говоря языком улицы. Такая позиция лучшим образом характеризовала меня: испуганный пацан в бегах, желающий сойти за своего, но с улицей знакомый лишь боком.

Судя по реакции местной шпаны, мой выдуманный рассказ не имел серьезных изъянов. Такие истории происходили повсеместно. Мальчишки убегали из родительских домов, их искали по всей империи. Почему бы очередному блажному дворянину не свинтить в дальнюю дорогу?

— Денька три, говоришь? — задумался Хан. — Ладно, сиди, пережидай шухер. Только не бесплатно. На моей территории все должны отстегивать….

— А что, много надо? — испугался я.

Шпана засмеялась. Особенно веселился Филя, даже похрюкивал от удовольствия. Хан хлопнул ладонями по коленям.

— Не в деньгах счастье, малек. Отработаешь, понял? Не бойся. Дельце небольшое, не опасное. Потом мы тебя на поезд закинем, от магов и дружинников прикроем. Можешь спокойно на юга ехать. Ну, по рукам?

Жарох предупреждал, что местная шпана обязательно подпишет меня на какое-нибудь грязное дело. Не согласишься — существенно попортишь себе жизнь, если вообще ее не потеряешь. И советовал принимать любое предложение. В этом и состоял план: вогнать себя в экстремальную ситуацию и выйти из нее с хитростью или с достоинством. Я протянул руку Хану, закрепляя сделку. Ну, что ж, теперь точно назад не повернешь.

Глава 7

Архат Никифор Солоницын состоял на службе Сиротского Попечительского Совета при кадетской школе Торгуевского удела. Поэтому все происшествия, происходившие на вверенной ему территории, в первую очередь стекались к нему. Как только секретарь докладывал обстоятельства произошедшего, архат начинал действовать. Известия из монастыря застали его в постели. Услышав фамилию сбежавшего, архат чертыхнулся, быстро оделся и поехал в филиал Дома Попечения, находящийся в центре Торгуева. Пришлось тут же брать с собой десяток мелких чиновников, согласно установленному рескрипту. Вся эта братия состояла на императорской службе, хотя многие из них принадлежали кому-то из княжеских родов. Вассальная присяга не освобождала чиновников от государственной службы, но в какой-то мере мешала исполнять наказы хозяина. Впрочем, как-то справлялись.

Архат Солоницын был у ворот школы уже в девять часов утра. До тех пор, пока не будет выяснена причина бегства кадета, он не собирался давать сигнал о начале магических поисков. Потом выяснится, что бегунок просто захотел подышать вольным воздухом свободы, и привлекать для поисков дурачка архимагов, чародеев и архатов вышло бы боком. Кто за все будет платить? Вот то-то. Княжья чадь, правда, уже шерстила город сверху донизу, но пока, судя по донесениям, безрезультатно. Злой, не выспавшийся архат долго ждал, когда соизволят его впустить внутрь. Секретарь остервенело нажимал на кнопку вызова, теряя терпение. Наконец, Грай распахнул ворота.

Солоницын, запахнувшись в тонкий кожаный плащ — с полей натягивало сыростью, отчего туман казался особенно промозглым и неприятным — пересек плац и направился прямиком к парадной лестнице. Секретарь мельтешил впереди, распахивая двери и услужливо ведя к кабинету Коробова.

Сухо поздоровавшись с Мраком, Никифор сел в кресло, заодно показав жестом, что коменданту тоже следует присесть и не торчать посреди своего кабинета по стойке «смирно». Не в том чине гость, чтобы перед ним показывали солдафонские ужимки. Свое превосходство архат преувеличивал, но не знал об этом. Мрак и не собирался раболепствовать перед человеком, ему несимпатичным. Было в Солоницыне что-то от степного грифа: тощая шея, сухие узкие губы, тонкие выщипанные брови, глаза непонятного, постоянно меняющегося цвета. Словно внутри был вставлен ограненный кристалл, каждый раз играющий разноцветьем под определенным углом. Жуткое ощущение. Да еще запах одеколона, резковатый, насыщенный агрессивными нотками. Ладно бы дело только во внешности. Архат служил Щербатовым, и по слухам, имел мощное влияние на главу Рода, а через него крутил всем кланом. Князь Борис Данилович собрал под своим крылом сильную команду магов. Сам Никифор, Стефан и Невзор — архаты, два архимагистра и три архимага. Такую силу ломать — не переломить. И Матвею Коробову хотелось, чтобы представитель Попечительского Совета пореже совал нос в дела школы. А то получается, что князь Щербатов распространяет свое влияние даже здесь, в независимой от аристократических «хочу» школе. Чем же Волоцкие так не угодили Щербатову, если для поисков мальчишки прикатил один из верных псов князя?

— Я хочу видеть здесь всех наставников, кто был в плотном контакте с Волоцким перед отъездом в город, — мертвым голосом произнес Солоницын. — Мне нужна полная картина мотивов поведения ученика. Через десять минут, комендант….

Мрак про себя так выругался, что от этих слов даже Перун со Сварогом могли покраснеть на небе, вместе с сыном божьим за компанию. Подняв трубку внутреннего телефона, он позвонил в кабинет артефактора и попросил его прийти в кабинет, не забыв захватить Жароха, Жукова и Шмеля. Только быстро, не распивая чаи в закутках.