Изоморф. Дилогия (СИ) - Лисина Александра - Страница 30

– Эх, свезет же кому-то, если удастся добыть шааз, – тихонько вздохнул стоящий рядом с кухонной дверью Тарр.

– Как же, надейся, – фыркнул один из мальчишек-разносчиков. – Чтобы мастер Рез да вдруг дал себя обокрасть?

– Да, шансы на победу невелики, – хмыкнул из-за прилавка дядюшка Гош. – Но риск – дело благородное. Так что пусть себе соревнуются. И пускай победит сильнейший.

Когда трактир опустел, за окном уже занимался рассвет, а я порядком намаялся, хотя еще и не валился с ног от усталости. Убрать за гостями посуду, помочь ее вымыть, высушить и расставить, затем прибраться в обеденном зале, подмести пол… вот минимум того, что мне следовало сделать, прежде чем отправиться спать.

Скидок на возраст или недавно полученные травмы никто не делал. Про эксплуатацию несовершеннолетних здесь тоже можно было не заикаться. Так что, придя уже к утру в свой чулан… нет, не под лестницей, а на чердаке… я рухнул на старенький топчан и, вытянув гудящие ноги, с облегчением выдохнул.

Ну и денек…

Стоило мне прикрыть глаза, как в дальнем углу явственно потемнело, а мгновением позже вдоль стены заметались довольно крупные тени.

Все ясно: мои оставшиеся на изнанке нуррята соскучились и таким нехитрым образом интересовались, можно ли им появиться в реальном мире в своем более грозном облике. Каким образом они забрались на такую верхотуру, если второй этаж в трактире и все полы в нем были деревянными (то есть на изнанке нематериальными), я не знал. Но разрешил Ули их позвать, и всего через пару секунд на меня с приглушенным шипением запрыгнуло сразу восемь увесистых кошкозмеев. Ну или змеекотов, кому как удобнее.

В последнее время они носили эту форму постоянно, даже во сне предпочитая пребывать именно в ней. Стали еще более самостоятельными. Выносливыми. Проворными и временами даже наглыми. В холке доросли мне уже до колена. Да и в реальном мире давно перестали походить на невесомые «бурунчики». В том смысле, что массу набрали приличную, отрастили полноценную чешую, обзавелись крепкими когтями. И я порой даже забывал, что они на самом деле не из этого мира.

Правда, на то время, пока я притворяюсь Рани, я запретил им высовывать носы с изнанки без разрешения. За исключением случаев, когда дело касалось моей безопасности, или же когда мы оставались одни. Шуметь им я тоже не рекомендовал, так что возились мои звери преимущественно молча. Пока меня не было, они по изнанке небось весь дом уже облазили. И, разумеется, украли из хозяйского тайника несколько серебряных монет, которыми я немедленно и подкрепился.

Второй момент, который нам следовало учесть при раздельном существовании, это то, что в трактир мог в любой момент заявиться каратель. В этом случае я дал нуррятам разрешение укрыться на чердаке. На верхнем слое реальности, разумеется. С тем условием, что они будут сохранять абсолютную неподвижность во время действия поискового заклинания, и вернутся на изнанку сразу, как только каратель уйдет.

Когда же малышня угомонилась и примостилась вокруг топчана, я неохотно слез и на всякий случай все-таки подпер хлипкую дверь таким же хлипким стулом. Только после этого снова забрался под старенькое одеяло, запихнул под язык пару молгов и мгновенно уснул. Наконец-то – как нормальный человек.

Проснулся ближе к полудню. И то, не сам, а потому что какая-то сволочь некстати забарабанила в дверь.

– Рани! Рани-и-и, хотт тебя укуси!

– Чего? – сонно проворчал я, даже не думая отрывать голову от подушки.

– Батька зовет! – гаркнул тот же неугомонный. И, слегка придя в себя, я все же опознал в нем кузена Тарра. – Живо спускайся! Для тебя есть работа!

О боже. Опять работа…

Ворча и ругаясь на ненормированное рабочее время, я все же заставил себя подняться, кое-как пригладил соломенные вихры и, проверив, где там моя малышня (молодцы, уже сбежали на изнанку и паслись на улице), отправился вниз. Сперва умываться и приводить себя в порядок. А уж потом – на ковер к дорогому родственничку.

– На, – буркнул дядька Гош и выложил на стойку три серебряных молга, когда я, перехватив на кухне пару ложек вчерашней каши с зачерствевшим хлебом, все-таки его нашел. – Добеги до лавки мясника и скажи, что нам до конца недели каждый вечер нужна будет свежая вырезка. Молг – это задаток за сегодня. Потом добежишь до Рыбацкого переулка, найдешь нера[12] Перса и сообщишь то же самое по поводу рыбы. После этого найдешь на рынке нери Лайрану и сообщишь, что на эту неделю мы увеличиваем закупки и что мне понадобится от нее свежая выпечка в утроенном количестве.

– Зачем? – рискнул спросить я, плохо соображая спросонья.

– Да потому, дурья твоя башка, – фыркнул проходящий мимо Тарр, – что теперь целую неделю чуть ли не вся гильдия будет у нас столоваться в ожидании результатов шааза! И всех их надо будет чем-то кормить! Быть может, с утра и до самого вечера. А в последний день тут вообще будет огромное застолье, особенно в том случае, если шааз кто-то возьмет, и ниис соизволит обмыть это грандиозное событие.

Я с умным видом покивал, мысленно отвесив себе подзатыльник, после чего забрал деньги, засунул их в брошенный дядькой кожаный мешочек и, повесив на шею, припрятал под рубахой, поверх которой Тарр велел надеть еще и кожаную жилетку.

– Отец, ну какого хотта этот недоумок тут делает? – уже выскочив на улицу, услышал я недовольный голос кузена. – От него же одни убытки!

– Илга была мне родной сестрой, а тебе теткой, – проворчал в ответ дядька Гош. – И этот сопляк по-прежнему наш родственник. Если его однажды прибьют за дурость, никто из нас, конечно, не заплачет. Но пока он жив, пусть приносит пользу. Хотя, если он и на этот раз останется без денег, обратно пусть больше не возвращается.

«Повезло тебе, пацан, с родственничками, – с невеселым смешком подумал я, выходя за ворота. – Внимательные, заботливые… хотя и ты был, конечно, не подарок».

Как ни странно, жаркое южное солнце в этой личине особого беспокойства не доставляло, поэтому по улице я шел, почти не щурясь. И в кои-то веки мог беззастенчиво изучать окружающий мир во всей его, так сказать, красе.

Мир, кстати, при солнечном свете выглядел вполне себе ничего. Не таким мрачным, как ночью. И не таким однообразно-унылым, каким казался с изнанки. Как выяснилось, имелось в нем место и для ярких красок, и для цветных одежд, и для искреннего смеха пробегающей мимо, самой обычной, не озлобленной и не похожей на звериную стаю детворы. Я шел мимо старых, обшарпанных, но еще довольно крепких домов, между которыми вилась не асфальтовая, конечно, но все же хорошо укатанная дорога. Наслаждался хорошей погодой. Вертел головой во все стороны. И с любопытством рассматривал лица прохожих.

От Лурра я знал, что народу в столице проживала тьма тьмущая. Причем и местных, типичных южан – смуглых, порой загорелых до состояния головешек, с черными вьющимися волосами, широкими носами и мясистыми губами; и узкоглазых скуластых «азиатов» вроде мастера Реза; и тех, кого я поначалу окрестил классическими «европейцами». За их светлую кожу, такие же светлые волосы и заметно более тонкие черты лица, чем у южан.

Рани, кстати, относился к последнему типу. А может, расе? Да и Лурр, если я правильно запомнил, явился в столицу откуда-то с севера. Дядька Гош тоже явно родился не на юге и чем-то напоминал престарелого бюргера на пенсии. А вот сыновей точно заимел от кого-то из местных – Тарр, в отличие от меня, был темноволос, темнокож и походил на папку разве что цветом глаз. А младшенький так и вовсе был черен, как настоящий негритенок.

Тем не менее, сказать, что южане в городе преобладали, я не мог – с тех пор, как Гоар стал столицей королевства, сюда, как водится, понаехало столько народу, что теперь тут можно было встретить кого угодно. Я шел по улицам и только диву давался национальному разнообразию. Заодно пытался соотнести свои нынешние впечатления с теми, что помнил по ночным вылазкам. Однако использовать все возможности организма не получилось – при дневном свете попытка рассмотреть детали с помощью сумеречного зрения закончилась для меня острой резью в глазах и обильным слезотечением. По-видимому, моя изначальная форма была не приспособлена для прогулок при дневном свете, поэтому с сумеречным зрением я решил повременить до темноты.