Путь игрушки (СИ) - Хант Диана - Страница 16

Стоило рыжей отвернуться, тряхнув рыжим хвостиком, поток эмоций исчез. Словно померещился Эраму. А потом вдруг отчаянно захотелось снова заглянуть в глаза незнакомки, чтобы узнать, какого они цвета.

Демон выругался.

Это что сейчас было? Это были эмоции… свежие, ни на что не похожие… и… Нету? Словно ему перерезали канал к ним?! Как такое вообще возможно?

Эрам потряс головой, как пес, что только вылез из воды. Он сомневался, что его собственные мысли, только что, принадлежали ему. Ему интересно знать, какого цвета глаза у рыжей человечки? Смешнее ничего не придумать.

…Конечно же, интересны ее сиськи, ноги, задница. Насколько гладкая и шелковистая наощупь ее кожа… Он поискал человечку взглядом и чуть не зарычал от досады. Хрупкую фигурку в алом оттеснила толпа джиннов.

Эрам привстал. Красный атлас мелькнул между широкими спинами парней. Почему эти южные всегда в черном, но обувь белая, а еще максимальное количество золота? Мужики, а выглядят расфуфыренными елками… Вот между плечистыми джиннами мелькнуло обнаженное плечико. Нежно-розовое, гладкое, так и захотелось провести по нему языком, попробовать рыжую на вкус. Она обернулась вполоборота, и в поле зрения Эрама попала ее грудь. Высокая и пышная, несмотря на то, что сама девчонка была стройной, даже хрупкой, с тонкими руками и длинными ногами, прорисовывающимися под алым платьем.

Демон внутри довольно зарычал и Эрам не сразу понял, что снова ощущает эмоции рыжей. Страх, даже ужас, безысходность, а еще что-то, что, если бы вибрировало словом, звучало бы как «помоги».

Эрам де Вуд спустился с возвышения вип-ложи и, врезаясь, как ледоход, в танцующую толпу, направился к рыжей.

Чем ближе он подходил, тем новые, ни с чем не сравнимые эмоции захлестывали его с головой.

Был в них и пряный страх, и щемящая сердце безысходность, и высокомерие, свежее, как морской бриз, нежная мелодия отчаяния, напоминающая прибой, но самой вкусной ноткой, тем, чего никак не мог понять и объяснить себе демон, самой желанной, терпкой, манящей была надежда. Надежда на кого-то большого, сильного, всемогущего, кто придет и решит все проблемы, оградит от враждебного мира, защитит…

Что-то неведомое, неизведанное прежде происходило с инкубом, отчего он чувствовал себя пьяным, а внутренняя сущность с рёвом кидалась на хрупкие ментальные границы. Опьянённое новыми эмоциями чудовище изо всех сил рвалось наружу, готовое растерзать весь этот зал, всех танцующих, клоунов, что скачут с микрофонами по сцене, лишь бы вслед за такой ни на что непохожей просьбой о защите водопадом хлынула благодарность. Ему одному.

Отчаянно хотелось чувствовать себя в глазах рыжей героем из древних песен.

Вместе с тем, выхватывая взглядом между мускулистыми спинами и руками джиннов то высокую и пышную грудь, то манящий изгиб бедра, то рыжие локоны, собранные в хвост, инкуб ощущал, как его демоническая сущность стремится захватить контроль, вырваться на свободу.

В особенности внутреннее огненное чудовище манили волосы человечки, мелькающие за мускулистыми спинами джиннов. Хотелось распустить их по плечам, посмотреть, как засияют на белой коже. Казалось, они таят в себе пламя, что так и просит выпустить его на свободу, позволить свободно течь, окутать хрупкую фигурку огненным покрывалом… Поджечь все вокруг…

Приближаясь к толпе джиннов, скрывших от высшего демона объект его интереса, инкуб снова и снова представлял, как рыжая смотрелась бы на любимой сцене… в самом развратном белье… в чулках… с бесстыдно разведенными в стороны ногами, бросающая на него, полные мольбы и скрытого призыва, взгляды… Нежная и бесстыжая…

Они взялись, словно из ниоткуда. Те самые, что были тогда на вокзале. Привлекательные, даже красивые какой-то дикой, первобытной красотой, накачанные, наглые, уверенные в своей безнаказанности.

- Какие люди.

Тот, которого другие называли Дэенисом, приблизился к Мишель почти вплотную и криво ухмыльнулся. От джинна ощутимо разило спиртным, а взгляд был таким изучающе-раздевательным, что Мишель передернуло от отвращения.

- Мне показалось, крошка, в прошлый раз между нами возникло некоторое недопонимание, которое неплохо бы разрешить, - продолжал джинн, и Мишель вдруг поняла, что он боится.

Боится того, что она могла увидеть, прикоснувшись к его часам. К слову, он сменил их на другие. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, куда менее дорогие и пафосные, но джинн словно не хотел рисковать. Мишель поняла, что он и надрался чуть не до умопомрачения только для того, чтобы «разрешить недопонимание между ними».

Собственный страх, поднявшийся откуда-то из недр души ударил с такой силой, что Мишель чудом устояла на ногах. Откуда-то пришло понимание, что это конец. Джинн не пощадит. Он считает, что она знает его тайну. Он напуган. Чертовски напуган.

- Никогда не дразни зверя, - говорил отчим-охотник. - Но больше опасайся напугать его. Не до той степени, когда он улепетывает, не чуя под собой ног, а до той, когда он встает на задние лапы и идет на тебя. Когда ему больше нечего терять.

По потемневшему, полубезумному взгляду джинна Мишель отчетливо видела: ему нечего терять. Он уверен, что рано или поздно Мишель раззвонит о том, что знает о нем на каждом углу… И это что-то куда худшее, чем загубленная репутация.

«Может, удастся его убедить в том, что я не представляют опасности, - неслось в голове, - что видела мало, и сама не поняла толком того, что видела…» Но для этого пришлось бы озвучивать джинну то, что она успела увидеть… И что-то подсказывало, что любая деталь из видения могла быть последней каплей.

«Он, видимо, и сам пытается прощупать, насколько я опасна, - думала Мишель. - Он пытается напугать меня. По тому, испугаюсь я или нет, будет судить, знаю ли я его тайну».

Она уже знала, что джинн Дэенис и его прихвостни - студенты четвертого курса, факультета Боевой магии, гроза остальных адептов. И особенно адепток, особенно с младших курсов. Которые просто не отказывают джиннам, боятся. Говорили, у отца Дэениса большие связи, в том числе тесное знакомство с лордом-протектором Галдур Магинен, и поэтому Дэенис и его дружки практически безнаказанны. Легче просто не попадаться им на глаза. А Мишель угораздило попасться. Причем еще до того, как прибыла в Галдур Магинен…

- Молчишь? Не ожидала меня увидеть? - склабился джинн, а глаза, изучающие Мишель, оставались холодными. Злыми.

- Мы просто хотели отдохнуть, - попыталась прояснить ситуацию Заури.

Джинн отмахнулся от русалки, как от назойливой мухи.

- Что глазками хлопаешь, рыженькая? - ухмыльнулся джинн. - Как насчет минетика?

У Мишель даже рот приоткрылся от такого чудовищного хамства. Хуже всего, что это не прошло незамеченным и дружки джинна погано заржали.

- Да не здесь, - заверил ее Дэенис, и эти слова послужили сигналом для новой волны веселья прихвостней. - Зайдем в какую кабинку в туалете - и погнали. Самое место для тебя.

Рот Мишель закрылся, а сама она побагровела от злости.

Русалка рядом дрожала крупной дрожью, перепуганная насмерть. Мишель сама испугалась до икоты. Но она не позволит так говорить с собой, а тем более… относиться к ней, как к грязи под ногами…

Она бросила взгляд на охрану, до этого с невозмутимо-сосредоточенным видом вглядывающуюся в толпу танцующих… а сейчас с интересом озиравшихся… куда угодно, только не на них.

Заметив ее взгляд, джинн осклабился еще шире.

- Ну что, рыженькая? - спросил он. - Некому пожаловаться? Никто не поможет?

Мишель сглотнула.

- Пошли? - продолжал издеваться джинн. - Так и быть, после того, как отсосешь, с условием, если постараешься, как следует, можем считать, что маленькое недоразумение, возникшее между нами, исчерпано.

Он действительно все продумал, подумала Мишель. Она узнала его тайну - теперь он настаивает на том, чтобы знать ее. На этом действительно будет все. Если она вякнет кому-нибудь о том, что видела тогда, он растрезвонит на всех углах, что она отсасывала ему в туалете. А может, не ему одному. С этих отморозков станется заснять на линкофоны происходящее…