Мийол-призыватель (СИ) - Нейтак Анатолий Михайлович - Страница 36

Ведьме хватило одного взгляда.

— Мёртв и непригоден к экстренному воскрешению.

— Я и не прошу о реанимации.

— Тогда чего ты хочешь?

Маг объяснил, снова использовав метафору с кричащим трупом.

— Интересно, — Кавилла даже как-то оживилась. — Что ж… я попробую понять, что с ним такое, не считая очевидной раны шеи и смерти, ставшей результатом массивной кровопотери из перерезанной сонной артерии. Не часто мне попадались гномы. Да, интересно… Хантер!

— Эксперт?

— Ты не мог бы обеспечить мне дополнительное освещение?

— Не уверен, что оно получится достаточно ярким и ровным, но я постараюсь.

Заменив матрицу Вытягивания Маны на чары Направленного Света (и не забыв завысить срок гравирования первоуровневого заклинания), маг выдал затребованное освещение. Кавилла к тому времени как раз успела разложить в пределах доступа переноску и хирургический набор. Среди зелий Мийол уверенно опознал только универсальное бактерицидное, медицинский клей, усыпляющее и кроветворное, а среди эликсиров — характерную синеву биокинетика, парализатор и местное обезболивающее. Также он догадался, что в самой большой банке плещется чистый коллоид эликсирной основы. А чем ещё могло быть магически нейтральное желе без вложенной матрицы? Что до инструментов — рабочие поверхности скальпелей, ножей и пилок из чёрного стекла сами по себе отличались бритвенной остротой, а руна Прочность, вплавленная в каждый предмет, компенсировала хрупкость материала. Впрочем, в набор входили и иглы из кости, и комбинированные стеклянно-костяные ножницы, и какие-то смутного назначения трубки, также в основном костяные (наверно, магически обработанные птичьи, решил Мийол), и какие-то хищно-жутковатого вида хватательные штуки…

Если оценивать принесённое Кавиллой в клатах, выходило побольше, чем стоил набор снятых со Шкуродёра боевых артефактов. Конечно, ни одного предмета, приближающегося ценой к мечу четвёртого уровня, но эликсиров и инструментов было много. А стоимость не опознанных специализированных эликсиров он представлял весьма смутно.

Вскоре ведьма плотно взялась за дело, и магу стало не до отвлечённых умствований. Да что там, пришлось активно прятаться за поведенческой маской Хантера и погружаться на более глубокие уровни медитации, чтобы не допустить позора вроде дрожи рук или чего похуже. И чем дальше заходила целительница в своём любопытстве, тем сильнее он уверялся, что её просьба насчёт света — хитрая форма мести. Этакой наполовину женской, наполовину целительской. Толпа наблюдателей, состоящая в основном из Воинов и бандитов, понемногу отодвинулась от ложа с трупом подальше… а Хантер отойти не мог. Особенно после того, как Кавилла припрягла его ещё и как обладателя свободных рук, способных держать теми самыми хватательными штуками куски разъятой плоти. Да, работёнка целителя, особенно вблизи и в усиленном освещении, выглядела (и пахла!) премерзко. Лишь громила с топором, спутник Щерки, остался полностью равнодушен к открывающимся видам… а сама Щерка даже придвинулась поближе и принялась задавать ведьме вопросы, на которые та охотно отвечала.

Хантер, разумеется, тоже слушал. Но не только.

— Идиоты, — почти простонал он после одного из заявлений Кавиллы.

— Кто?

— Да Шкуродёр с компанией, кто же ещё? Подсадить артефактора на гзедьяк… конечно, это решило проблему знаменитого гномьего упрямства, но… мой учитель как-то раз заметил по сходной причине: «Господин властитель думал, что он купил художника вместе с приложенным к художнику талантом. Господин властитель жестоко ошибся: он купил халтурщика. Талант же художника вытек вон вместе с его вольной душой и умер». Вот и Шкуродёр, верно, думал, что за гзедьяк получит личного артефактора, а получил халтурщика.

— Ещё и быстро деградирующего, — согласилась целительница. — Употребление гзедьяка не так губительно, как курение фишле, приём янтарной слёзки или втирание слизи Гипногилы, но это всё равно наркотик. Гзедьяк быстро вызывает оба вида зависимости, телесную и душевную, он снижает аппетит, иммунитет и волю, разрушает нервную систему… в общем, та ещё дрянь. Люди, мергилы и алурины под ней ещё неплохо держатся, а вот гномы деградируют просто со скоростью камня, падающего в пропасть. Глянь, как развилась дегенерация тканей! Минус треть к объёму, но к тонусу — четыре пятых долой! Клиническая картина характерна для финальной стадии, где-то, я бы сказала, конец второго или начало третьего года приёма наркотика. Не удивлюсь, если под конец Симтан едва мог вырезать без ошибок зачарование второго уровня… если вообще мог.

— Во время ломки он даже имя своё наверняка выговаривал с запинкой, какие уж там руны, — вздохнул Хантер. — А со Шкуродёра сталось бы уменьшать дозу, наказывая за «недостаток старания». Что взять с идиота, ещё и подневольного?

— Почему ты думаешь, что Шкуродёр выполнял чужие приказы? — спросила Щерка.

— Да потому, что гзедьяк — крайне специфичная отрава. Его делают нагхаас, для них он — как для людей винный спирт: штука вредная, но вредная умеренно, а в определённых условиях даже полезная. И никто, кроме нагхаас, секрета приготовления гзедьяка не знает. Это приводит нас к простому выводу: Шкуродёр, а скорее вообще все в его банде — орудия нагхаас и сменные перчатки их шпионской сети. Я даже начинаю думать, что…

— Что? — попыталась подтолкнуть мага Щерка.

— Кавилла, я надеюсь, у тебя всё ещё гравировано то диагностическое, которым ты меня хотела приласкать?

— Да. Среднее Сканирование Лимрана почти универсально. А в чём дело?

— Прервись-ка ненадолго, направь его на Меченого.

— Твои клаты — твои капризы, Хантер.

— Раз так, просвети-ка лучше… её! — маг указал на Щерку.

И в не такой уж большой подземной каверне моментально вскипел бой.

…вторая схватка с участием разумных, в которой поучаствовал Мийол, оказалась гораздо сумбурнее и страшнее первой. Страшнее — потому что погибших оказалось больше. А сумбур… не так-то просто сохранить ясность сознания, когда происходит… такое!

Но начало замятни запомнилось чётко.

Соперничая в скорости с Болотной Нагой, Щерка вскидывает обе руки, направляя их на Хантера и хитро, совершенно нечеловечески выгибая кисти. Под сдвоенный хлопок её предплечья отталкивает назад отдачей, к ноте крови и резкой нашатырной ноте бактерицидного добавляется какой-то кисло-сладкий, тошнотворный аромат. В маску Хантера, на полпальца выше левого глаза, с сухим стуком клюёт короткая стрелка…

«Из чего она стреляет?! Ну и сила! Седьмую часть защиты одним выстрелом сняло!»

…вторая стрелка уходит куда-то в район левого колена. Одновременно Щерка кричит что-то не слишком разборчивое, вроде «дугху! эзз дугху!!!».

Но её спутник прекрасно понимает приказ. Здоровяк с топором, глухо рыча, распрямляется тугой пружиной и пытается раскроить голову самому опасному для него противнику: Кулаку. Тот уклоняется — отчасти благодаря навыку, отчасти благодаря трофейной лёгкой броне. Но не полностью: топор врезается в район левой ключицы, и Кулак не то стонет, не то рычит, с силой хватаясь за топорище обеими руками, выгадывая секунды для атаки своим союзникам. Тем временем Болотная Нага кусает здоровяка, сперва обвив левое колено кольцом для проникновения сквозь магическую защиту, а вторая призванная змея, выметнувшись из-под плаща Хантера, резко кидается к Щерке. Это смазывает второй парный выстрел…

«Да что это за штуки под предплечьями? Почти как автоматический огнестрел, но…»

В деревянный наголенник рядом с уже торчащей там стрелкой вонзается только одна новая, вторая летит мимо. Однако две стрелки — это предел, левый наголенник больше не защищён магией, далёкой от гномьих стандартов качества. Мгновением позже и почти одновременно:

вторая Болотная Нага кусает Щерку — но та словно вовсе не замечает этого, она стреляет;

едва успевший среагировать, Хантер прикрывает левую голень правой… сдвоенный стук стрелок возвещает, что теперь и правая нога лишилась артефактной защиты;