Гарем и легкость. Книга от депрессии (СИ) - Афанасьев Семён - Страница 29

— Да оно не то чтобы что-то серьёзное, — замялась разбитная и достаточно неплохо сохранившиеся для своих лет бабуся. — Просто приказом начальника совмещённого контроля, проштрафившихся по этой статье фискального уложения гномов надлежит штрафовать с коэффициентом два и пять.

— Вот тут не понял! — искренне опешил бывший полусотник и мало не сел на пятую точку прямо здесь, на полу, в фискальном департаменте перед окошком. — Каким-то произволом попахивает, нет? — уже абсолютно нешутливо, собравшись и всерьез нахмурившись, с угрозой в голосе заявил Бронкс.

— Мне очень стыдно перед вашим народом за этот элемент дискриминации. — Твердо ответила пожилая фемина. — Именно поэтому лично мой с вами разговор в таком тоне и имеет место. Обычно я бы вообще не стала ничего объяснять, а просто сообщила бы вам точную сумму, подлежащую оплате.

Дискриминация по расовому принципу была не то чтобы повсеместно воспрещена.

Скажем, она относилась к очень дурному тону. Ну и, с учётом обязательного священного гостеприимство орков, как народа, такая выборочная въедливость просто противоречила местной государственной политике.

Примерно это, только чуть другими словами и в иных выражениях, Бронкс вполголоса сообщил бабуле, находясь в искреннем недоумении, переходящем в желание крошить всё подряд.

Разумеется, ему была знакома местная поговорка о том, что «…каждый суслик — агроном». И на своём рабочем месте каждый начальник учиняет такие правила, какие считает нужным. В условиях монархического устройства ханства, это как минимум прямо не возбранялось, а местами так и вовсе приветствовалось.

— Это что же за блядство такое? — возмущенным шёпотом завершил изложение имевшихся претензии гном. — Получается, ваш начальник имеет какую-то особенную и свою точку зрения?! А все негласные многолетние договорённости между народами и нашими правителями уже ничего не значат?!

Бабка лишь стыдливо опустила взгляд.

— А я ведь могу и не из последней семьи там, у себя, оказаться, — приоткрыл он нешироко небольшую дверцу правды. — Я могу ведь и обидеться, а после и вовсе родне домой сообщить. Благо, Всеобщий Банк с системой сообщений через две улицы! И уже ваши, когда у нас мясо по осени сбывать будут, тоже ведь на какие-нибудь пошлины или ветеринарные ограничения натолкнуться могут!

— Милый мой, я всё это понимаю не хуже тебя, — отбросив пиетет, пожилая орчанка накрыла лапу гнома сухой горячей ладошкой. — Именно поэтому я не бездумно исполняю приказанное, а пытаюсь объясниться с тобой на личном уровне. Чтобы, если не могу отменить вредное решение, то хотя бы от него отдалиться в разговоре с тобой лично. Как с представителем твоего народа.

— И какая вожжа вашему боссу под хвост попала… — растерянно озадачился Бронкс, расшнуровывая котомку. — Как в воду глядел, с запасом денег взял. — Он со вздохом подвинул через прилавок мерные золотые слитки Всеобщего Банка.

— Хороши запасы, — по-молодому хохотнула бабуля в окне. — Ежели почти в три раза больший платёж тебя с ног не сбивает.

— А правильного горнокопытника вообще мало что с ног сбить может, — неожиданно для себя проязычился Бронкс.

— Да я сама не знаю! — посетовала служащая, принимая оплату. — Заявил, ишак драный, да при всём честном народе, что «…этим коротконогим волосатым пидарасам при нём теперь вольготной жизни не будет!». Извини, это не мои слова, — тут же подняла глаза старушка, которая, под влиянием толики откровенности Бронкса, тоже только что брякнула лишнего.

Если бы её рука была моложе хотя бы на двадцать лет, возможно, многообещающий тактильный контакт вкупе с личной приязнью и удержал бы Бронкса от дальнейшего шага.

Но он, хотя и видел искренние попытки служащей как-то сгладить ситуацию, всё же не ощущал к ней того уровня влечения, чтобы пропустить услышанное и происшедшее мимо ушей.

— Такую несправедливость надо исправлять везде, где с ней встретишься, — веско процедил гном, принимая от старухи чек об оплате и аккуратно укладывая его в котомку. — Вы тут, кажется, вообще забыли… «Орки! Защищайте гномов до последней капли крови! Если добьют последнего гнома, то примутся уже за вас!»

Орчанка ссутулилась и тяжело вздохнула.

— «Ибо и так должны орки гномам немало», — безжалостно завершил цитату кое-кого из прошлых деятелей Бронкс. — Меня ещё дед учил. Это, правда для немного иных мест сказано было.

Гном сурово и обличительное смотрел на женщину:

— Быстро же вы, орки, добро наше забыли, и пяти поколений не прошло… мы ведь за вас тогда сами кровь лить пришли. В одном строю рядом с вами встали, хоть и не наша то война была. Не бегала ты, бабка, в выкладке по степи да по пустыне вслед за вашей кавалерией… Чтоб без пехотной поддержки её одну не оставлять…

Бывший полусотник не стал добавлять, что, не случись тогда помощи гномов, орки как разумный вид сегодня, скорее всего, вообще б не существовали.

— Прости, сынок, — ещё сильнее опустила голову женщина, моментально постарев как бы ещё не на два десятка лет.

Она была возрастом явно постарше целой пары (если не тройки) молодых поколений и наверняка не понаслышке помнила ещё некоторые совместные моменты сосуществования соседних народов государств.

Когда гномы вообще у себя могли отсидеться, однако же, так делать не стали.

И в трудную минуту, презрев любые последствия для себя лично, пришли на помощь соседям в целой веренице тогдашних конфликтов, которые сразу для нескольких орочьих племён могли закончиться очень плохо (а то и для всего кочевого народа).

— Жалко, что этот ваш нынешний начальник тогда, — Бронкс многозначительно указал себе за спину и чуть вверх, — таких слов в Пятиречьи да в Предгорьях не сказал. По тем временам, его бы свои там же и придавили бы, — припечатал бывший вояка подгорного народа.

Не прощаясь со старшей по возрасту женщиной, он больше ни слова не сказал. Вместо сотрясания воздуха, развернувшись, он пошёл искать нужный кабинет.

_________

Вся натура Бронкса кипела от обиды.

Касайся это дело только его одного, он бы безропотно снес и не такое.

Был он был далеко не мальчиком и отлично понимал: личная точка зрения отдельных разумных может очень здорово отличаться от того, что думает и чувствует весь народ. На себе, кстати, примеры хорошего отношения орков он встречал гораздо чаще, чем негатив (особенно от женской орочьей половины).

Но стерпеть такой короткой памяти в адрес всех гномов без исключения, ещё и от облечённого властью чиновника, он уже не мог, потому что отлично знал и другое: там, где на любой народ начинают только вякать по принципу его происхождения, такие языки надо рвать с корнем. Особенно если задетый народ — твой собственный.

Искомый кабинет нашёлся на удивление быстро.

Выяснив у пары встреченных в коридоре чиновников в лоб, где обитает столь своеобразно отзывающийся о гномах начальник чего-то-там, Бронкс ровно через две минуты стоял у нужной двери.

Придержав за руку проходившего мимо фискала, бывший полусотник без рассусоливаний коротко спросил, кивая на табличку:

— Это здесь, что ли, сидит тот деятель, который о нас не очень хорошо отзывался и суммы штрафов нам утроил?

Орк молча кивнул, высвободил свой рукав из ладони гнома и прошагал дальше.

Бронкс, тоже без слов, кивнул с благодарностью вслед потопавшему дальше фискалу. Затем деловито сбросил со спины котомку и расшнуровал её, нимало не стесняясь озадаченных взглядов проходивших мимо чиновников.

Вздев прямо в коридоре, при всех, те самые наручи, которые уже выручали его сегодня во время «беседы» с дроу, он глубоко вздохнул и на мгновение коснулся губами интендантского клейма на них.

По случайному совпадению, клеймо говорило о том, что спёр Бронкс сей предмет экипировки из армии без законных на то оснований (впрочем, в Орк-ленде до последнего никому дела не было).