Брюсов Орден. Ради лучшего будущего (СИ) - Кащеев Денис - Страница 60

– Что у вас из оружия, прапорщик? – спросил между тем Седов меня.

– Только вот это, – указал я на эфес своей драгунской шашки.

– Нет, вы у нас точно из плеяды героев господина Уэллса, реликт довоенной эпохи… – расстегнув кобуру на поясе, он протянул мне массивный черный наган с до блеска отполированными деревянными накладками на рукояти. – Вот, держите. Патроны, уж извините, только те, что в барабане…

– Благодарю, господин штабс-капитан, – взял у него револьвер я.

Признаться, стрелять я пока ни в кого не собирался. Оно понятно, что мертво, умереть не может, но, по большому счету, мне что красные, что белые, что, pardon, желтые (политкорректность же в 1918-м вроде еще не ввели?) – не враги…

Нет, конечно, если придется защищаться…

– Да, а как же вы сами, господин штабс-капитан? – запоздало дернулся я.

– У меня есть еще, – отозвался офицер.

В окно влетела очередная шальная пуля – на этот раз на нее как-то даже внимания особо не обратили.

– Все готовы? – обвел взглядом Седов комнату. Присутствующие, включая нас с Полиной, по очереди кивнули. – Тогда выдвигаемся!

* * *

Дома на улице стояли вплотную один к другому, так что идти по крышам и в самом деле можно было, словно по проспекту. По большей части кровля была покатой, но не настолько крутой, чтобы соскользнуть с нее вниз. К тому же, тут и там из нее торчали кирпичные трубы, поднимались разного рода надстройки, над фасадами иногда возвышались вывески или просто торчала какая-то ржавая арматура – потребуется за что-то ухватиться – всегда найдется за что…

А еще, как оказалось, легко найдется, где организовать засаду.

Первым упал Городов – не проронив ни слова, не издав ни звука, просто клюнул носом вперед и замер. Прежде, чем я сообразил, что случилось, идущий передо мной Васильев вскинул к плечу винтовку и выстрелил, затем передернул затвор – и снова выстрелил. Справа, с другого ската крыши, его тут же поддержал Седов – из револьверов с двух рук, «по-македонски». Рванул из кобуры свой огромный маузер Прохорыч…

Только теперь я заметил противника – это и в самом деле были китайцы (ну, или еще какие азиаты), невысокие, коренастые, в светло-зеленых гимнастерках и фуражках с красными звездочками. Беспорядочно паля из винтовок с примкнутыми штыками, они высыпали из-за труб следующего на нашем пути здания, словно стая саранчи, на несколько секунд заполонив собой всю крышу, но, столкнувшись с ответным огнем, немедленно отхлынули назад, попрятавшись. Убраться, впрочем, успели не все – шесть или семь тел остались лежать неподвижно, еще один китаец полз, волоча ногу – почему-то не вслед за товарищами, а на нас – то ли хотел во что бы то ни стало продолжить атаку, то ли в шоке перепутал, где свои, где чужие.

Хладнокровно прицелившись, Прохорыч оставил этот вопрос навеки без ответа.

Что до меня, то я едва успел поднять руку с наганом, как стрельба уже стихла.

Опустив винтовку, Васильев метнулся к Городову, склонился над ним и почти тут же обернулся к Седову:

– Наповал.

– Отходим, – бросил на это из-за люкарны[1] штабс-капитан. – Красных слишком много…

– Китайцы, – буркнул студент, прячась за печную трубу. – Их уже за четыреста миллионов, и через одного – готовый большевик.

– Что, все четыреста мильенов здесь у нас, в Ярославле? – ахнул залегший Прохорыч.

– Да нет, там, в Китае.

– А, ну тогда ладно…

Они все говорили и говорили, но я уже не слушал. Обернулся, ища глазами Полину – и тут же увидел ее, лежащую ничком в трех шагах позади. Сперва мне показалось, что напарница просто так укрылась от обстрела, но тут я заметил у нее над виском аккуратную черную дырочку, из которой сбегала по щеке тоненькая алая струйка.

Что?! Нет!

Как ошпаренный сорвавшись с места, я бросился к девушке, неловко схватив, перевернул на спину. Голубые Полинины глаза, застыв, зачарованно воззрились мимо меня, в недоступно-высокое небо.

– Нет… – отчаянно встряхнул я безжизненное тело. – Нет!

– Ваше благородие, уходим, – тронул меня сзади за плечо Прохорыч, невесть как успевший преодолеть разделявшее нас расстояние. Затем, наклонившись, он закрыл Полине глаза, и повторил: – Уходим! Приказ господина штабс-капитана! – выпрямился – и вдруг, покачнувшись, завалился назад, едва не столкнув меня с крыши. На груди его мундира расплылось кровавое пятно – почти незаметное темно-бордовое на черном.

Я вскинул голову – в нашем тылу один за другим выбирались на крышу китайцы – кто из чердачных окон, кто карабкался прямиком с фасада.

В самом деле, как же их много!

Револьвер в моей руке взметнулся сам собой, а вот тугой спусковой крючок поддался будто бы с неохотой – пришлось перехватить оружие обеими руками. Прежде, чем выстрелить, краем глаза я еще успел заметить, как, выронив винтовку, рухнул, путаясь в полах шинели, Васильев, как судорожно схватился за окровавленное плечо Седов… А после – как упал бегущий на меня китаец, как покатился кубарем другой, как подкосились ноги у третьего…

Расстреляв патроны, я отшвырнул отныне бесполезный револьвер и рванул из ножен шашку. Из «наших» на крыше к этому моменту я уже остался один – лихого штабс-капитана враги подняли на штыки и сбросили вниз, на мостовую. Взметнув клинок, я шагнул навстречу китайцам…

Эту пулю я даже увидел. Время вдруг словно остановилось, и она, медленно вращаясь, выскользнула в дымном облаке из винтовочного ствола и поплыла на меня. Неспешно так, будто понимая, что никуда я от нее не денусь, давая прочувствовать и осознать неизбежное…

Нет, страха не было. Ничего не было: ни мыслей, ни чувств, ни ощущений.

Только мы двое – я и эта пуля.

А потом она вошла мне в лоб, словно к себе домой – и, похоже, не стало и самого меня.

[1] Слуховое окно в виде выступа на крыше

г.Санкт-Петербург, август 20** года

Текущий поток времени

Было темно, но не так чтобы очень. Жарко – но не слишком. Что-то шумело, гудело и поскрипывало – но приглушенно, в отдалении. Пахло тиной, плесенью и автомобильными выхлопами – слегка. И даже привкус крови во рту не казался таким уж пугающим – словно губу прикусил, тоже мне беда! Ну, точно прикусил – язык нащупал крохотную ранку.

Ад на минималках? Потому что на рай по-любому не тянет… Если же не то и не другое…

– Крутись Уроборос!

Что? Что?!!

Я обернулся: позади меня стояла Полина.

– Садиста, который придумал корсет, нужно на фиг выпилить из истории! – сердито заявила девушка, стягивая с себя каракулевую пелерину и оставаясь в длинном платье – том самом, по моде 1837 года.

Машинально я опустил взгляд, оценивая собственный наряд: распахнутая шинель, темно-зеленый вицмундир… Покосился по сторонам: опоры моста, река (должно быть, Нева) – наша точка эвакуации…

Ну да, я же только что вернулся из XIX века, после дуэли с Пушкиным. Как и планировалось, дал промах – поэта сразила из укрытия моя напарница. Сперва, кажется, в случившееся никто не поверил: полковник Данзас так вообще решил, что лицейский друг его разыгрывает, даже шутя пнул лежащее на земле тело сапогом в бок… Потом, конечно, начался переполох, все забегали, заголосили, стали наперебой звать врача – и под прикрытием этой суматохи мы с Полиной по-быстрому свалили с Черной Речки на ожидавшем нас на тракте «ваньке»…

Все так, все логично…

Но ведь было же и другое! Бомба для Александра II, разгромленная штаб-квартира Ордена, клад в Кусково, юридическая контора сэра Уильяма, ярославская крыша… Полина, сраженная пулей азиата-красноармейца, моя собственная смерть…

Все это не выдумка, не сон!.. Или…

– Ты что-нибудь понимаешь? – снова поднял я глаза на напарницу. – Нет! – тряхнул головой тут же. – Неправильный вопрос. Что ты помнишь?