Гробовщик. Дилогия (СИ) - "Горан" - Страница 61
- Предыдущая
- 61/107
- Следующая
– Извинись!
Бек оторопело глянул на неё, но тут же взял себя в руки и с лёгким поклоном произнёс:
– Приношу свои извинения. Больше этого не повторится.
Пальцы снова замелькали.
– Он хочет, чтобы ты стал на колено и поцеловал ему руку, – перевела Алеся.
Бек покраснел от гнева, но девушка тихо сказала:
– Жить хочешь? Целуй!
И Бек, скрипя зубами от унижения, подчинился. При ближайшем рассмотрении никакими это оказалось не руками. Странные пятипалые отростки, похожие на стебли растений телесного цвета. Они пульсировали, будто дышали, а та «рука», что поднесли к губам Бека, ещё и выделяла какую‑то зловонную слизь.
Поцеловал. Украдкой вытер губы. Посмотрел на Алесю. А та уже еле стояла на ногах. В глазах – красные прожилки, будто несколько ночей не спала, от левого уха по щеке – кровавая дорожка.
– Пойдём, – сказала и пошатнулась.
Бек бросился к ней, поймал за талию, перекинул её руку себе через шею. Повёл, чувствуя, как таращится им в спину злобный глаз.
– Не оборачивайся, – шепнула девушка. – Что бы ни случилось – не оборачивайся.
Но ничего и не случилось. Руки‑отростки втянулись под землю, «Жарку» они обошли с другой стороны. А на окраине деревни у разведённого костра их ждали Баркас и Пыж. Причём у последнего сиял на пол‑лица багрово‑фиолетовый синяк.
– Алеся! – бросился Пыж им навстречу. – Что с тобой?
Он подслеповато щурился подбитым глазом.
– Ей отдохнуть надо, – сказал Бек, аккуратно присаживая девушку на деревянную колоду.
Баркас молча протянул ей кружку со свежезаваренным чаем. Правая ладонь его была обмотана бинтом.
Алеся приняла напиток, глянула в сторону центра деревни, её передёрнуло.
– Что это было? – спросил Пыж у Бека.
Тот пожал плечами:
– Мало ли нечисти в Зоне. Откуда только берётся…
– Я про такую…, такое и не слышал никогда, – пробормотал Пыж. – Это всё Выбросы. Мне Степаныч – охранник с Янтаря, рассказывал, что от Выбросов сильно живность мутирует.
– И от Выбросов, – подтвердил Бек. – И от Монолита. Он тоже, говорят, излучает – будь здоров! Не зря же внутри разрушенного энергоблока обитает.
– А ты и до Монолита доходил? – спросил Пыж.
– Сидел бы я сейчас здесь, – усмехнулся Бек. – Один раз только станцию издалека видел. Мы тогда пятёркой схрон по карте Клопа искали.
– Это у которого из конечностей только одна рука осталась? И как – нашли?
– Нашли, – грустно усмехнулся Бек. – Только до нас там кто‑то успел похозяйничать. А Клоп до сих пор уверен, что мы его «кинули». Как увидит – давай скрипеть своими протезами, да грозиться…
– Ему ребята новое погоняло придумали, – улыбнулся Пыж. – Теперь он – «Шелезяка».
Бек посмотрел на Алесю.
– Ты как?
Девушка кивнула головой, мол, нормально всё, сделала глоток чая и вдруг сказала:
– Это не местная тварь. Это старый гриб. Старый и злой. Он где‑то в восточной Сибири обитал. Ему лет триста, если не больше. Около его грибницы лагерь для глухо‑немых врагов народа построили. Он у зеков знаками общаться и выучился. Наделал ям‑ловушек и стал в них заманивать дурачков, что в его сказки поверили. Нажрался человечины, в силу вошёл, решил, что никто ему не ровня. Когда лагерь ликвидировали, пополз под землёй к человеческому жилью, да наткнулся на лагерь нефтяников. А те, как стали у них люди пропадать, залили местность нефтью, да подожгли. Чуть вся грибница не сгорела. С тех пор этот гриб сидел под землёй, как крот, лишь водой дождевой питался. И только когда Монолит о себе заявил, пополз сюда через всю Сибирь, да через Уральские горы, под городами и реками. И ни человечка по пути не тронул. А когда в Зону прибыл, Монолит ему эту деревню на прокорм и дал. Но с условием: тех, кто ему ответит, типа – разумных, не трогать.
– И много сталкеров ему ответили? – спросил молчавший до этого Баркас.
– Я первая, – ответила Алеся и снова отпила чая.
13. День второй. Пятница‑проказница (продолжение)
Стоянку у Диброва покинули в полдень, и рассчитывали сегодня засветло добраться до Лубянки. Минут через десять слева показалась площадка, огороженная ржавой сеткой‑рабицей, на которой трепыхалась, вот‑вот упадёт, табличка «ПуСО». Внутри было с десяток ангаров под одной, заросшей травой и кустами, крышей и воротами нараспашку, огромный резервуар с хлипкой покосившейся лестницей на боку, осевшая на гнилые покрышки автоцистерна с выбитыми стёклами. Асфальт был весь в трещинах, в серо‑желтых пучках травы. Вывороченная с корнем высокая ива, упавшая и подмявшая под себя одну из секций забора, довершала картину.
– Что это за «ПУСО» за такое? – спросил Пыж, когда они проходили мимо. Ему никто не ответил, но он и сам нашёл ответ на свой вопрос на ещё одной табличке. Теперь это был указатель на металлической трубе, на котором всё ещё можно было разобрать слова.
– Пункт Специальной Обработки, – вслух прочитал Пыж. – Может пошарим? В таких вот ангарах добрый хабар случается.
Он всё ещё не отошёл от лезших из‑под земли «рук». Поэтому был излишне деловит и чрезмерно болтлив.
Остальные члены из группы никак не отреагировали на эти слова, ни один не замедлил шагов. Только шедший следом за Пыжом Баркас похлопал его по лечу и, когда тот обернулся, поравнялся и на ходу протянул ему какую‑то штуку.
– Что это? – не понял Пыж.
– Капа, – коротко ответил Баркас. Увидев в глазах Пыжа непонимание, пояснил. – Обыкновенная капа. Как у боксёров. Засунь её в свою пасть.
– З‑зачем?
– Если не успокоишься, она тебе пригодится, – сказал Баркас и снова отстал.
Пыж хмыкнул, хотел было засунуть капу в нагрудный карман, передумал, поднёс к носу, принюхался. Пахло медпунктом. Поколебался, а потом и в самом деле засунул её себе в рот. Обернулся, раздвинул губы в беззубой улыбке. Баркас улыбнулся в ответ и показал большой палец.
Дорога взобралась на пригорок и потянулась через лес, но через пару километров оборвалась у глубокого провала, вокруг которого валялись как попало упавшие сосны. С первого взгляда было ясно, что нечего и думать было преодолеть этот бурелом. Обломанные ветви торчали, как копья, а некоторые деревья при падении еще и намертво сцепились между собой, создавая непреодолимую преграду. Разве что обходить, глубоко заходя в лес. Но справа было топко и, судя по зарослям камыша и осоки, начиналось болото, а слева, Бек сверился с картой, неподалёку протекала река Илька.
Так что после короткого совещания выбрали вернуться назад и на предыдущей развилке выбрать не правую, а левую дорогу, ведущую к деревне Ольшанка. А там, переправившись через Ильку по мосту, добраться‑таки до Лубянки.
Вернулись к площадке ПУСО. Присели на привал у бетонного постамента с канализационным люком в центре. Костёр разводить не стали. Алеся привалилась спиной к рюкзаку Пыжа и закрыла глаза. Вроде задремала. Трое мужчин, не желая нарушать её покой отошли в сторону. Присели рядом с оградой. Закурили.
Пыж одолжил у Бека потёртый монокуляр, подошёл к самому ограждению и жадно высматривал: не мелькнёт чего в тёмных проёмах ангаров. И высмотрел глазастый. Золотистое свечение внутри самого дальнего проёма под просевшей растрескавшейся крышей ясно дало понять – там что‑то есть. Он и так и эдак менял позицию, силясь заглянуть, что ж это там такое светится. Но не получалось. Мешали просевшие полураспахнутые двери.
Ну и, ясное дело, тут уж Пыж капу свою выплюнул, пальцем в свечение ткнул и давай уговаривать Бека. Мол, пошли – прошвырнёмся. Дело‑то ведь плёвое. Десять минут на туда и обратно. Тем более – и аномалий никаких не наблюдается. А если что не так – назад повернём.
А Беку было не до хабара. Бек морщился и недовольно крутил бритой башкой. Ему бы сейчас водки, да из горла, без закуски. Чтобы забыть, как его тащили, торчащие из‑под земли отростки, старому Грибу на поживу и как он, стоя на колене, «руку» этой погани целовал.
- Предыдущая
- 61/107
- Следующая