Гробовщик. Дилогия (СИ) - "Горан" - Страница 24

– А здесь он что делать будет? – спросил я. – Где жить? В гнилье этом? А питаться чем? Лягушками?

– Этот дебаркадер раньше принадлежал Чернобыльской санэпидемстанции. Он, по сути, плавучая лаборатория для анализа подконтрольной акватории. На втором этаже полно всяких спиртовок, реторт и прочих научных штуковин. Я как показал их Кораблёву, так он про всё забыл. Возится теперь, колбы до дыр протирает, да план опытов составляет. А с едой ты ему пока поможешь.

Генка вынул из кармана шорт и протянул мне предмет, похожий на искусственный глаз.

– Это «Проектор», – сказал он. – При активации показывает семнадцать минут произвольно выбранного прошлого точки активации. С привязкой, естественно – нафига вам в пустоту пялиться. Радиус перспективы 240 градусов, глубина, при отсутствии препятствий, полтора километра. Разброс от одной до полуторы тысяч лет от текущего времени.

– А как его активировать? – спросил я. – Я к тому, что если на «Янтаре» спросят…

– А вот не скажу, – ухмыльнулся Генка. – Пусть ваши умники сами репы почешут. Да ты не переживай. Они и так за эту штуку тебе не то, что продукты, душу продадут. А на дальнейшую перспективу, возьмёшь у Кораблёва записку, чтобы выдали тебе в пользование «гроб». Будешь в нём покойников сюда и на «Янтарь» возить. Всё лучше, чем на коротком поводке у Ломтя сидеть.

Я подумал и согласно кивнул.

– И ещё, – сказал Генка снова порылся в кармане шорт, бездонный он у него что ли, и протянул мне булавку с кроваво-красной бусинкой на конце. – Возьми. Если ещё раз нарвёшься на тех, кто захочет тебя расстрелять, воткни её в землю. Да каблуком поглубже. А сам беги оттуда. Минуты две у тебя будет.

– Так мне и дадут убежать, – хмыкнул я.

– Ты не понял. Это у тебя будет две минуты. А у твоих расстрельщиков – секунд пять. Может – семь. А потом им не до тебя станет.

– В смысле? – не понял я.

– А вот воткнёшь – увидишь. Ладно, – Генка резко подсёк удочку, на конце которой был не крючок, а что-то похожее на надраенный медный пятак. – пошли к Кораблёву. А-то он сейчас огонь трением своих пробирок добудет. Дебаркадер спалит.

И мы пошли к Кораблёву.

– И чего мы тут торчим? Утром бы вышли, давно бы в лагере были.

– А с Ленчиком как? Здесь бросим?

– Нет, блин, давай рядом ляжем и сдохнем за компанию.

– Ты, Муха, не жужжи. Киров сказал ждать, значит будем ждать.

– Так ведь время идёт, не дай Бог Выброс грянет.

– Не мельтеши. К обеду двинем. Сдаётся мне – Гробовщик по его душу пожалует.

– Какой Гробовщик? Это же сказочка. Типа, ездит по Зоне эдакий мутант, как по Бродвею. И гроб с собой возит. Железный.

– Ну ты дятел! Никакой он не мутант. Точнее, мутант, конечно. Но не совсем. Это был такой бродяга в Западном лагере по кличке Молчун. Он Зоне душу продал в обмен на три везения.

Первое везение использовал, когда он в поиске на засаду южных нарвался. Семь человек и все с волынами. А у западных на двоих один ржавый «макарыч», который, неизвестно, стрельнет в следующий раз или клина поймает. И что ты думаешь: напарника в решето, а у Молчуна ни царапины. И семеро южных вповалку лежат. До этого оружия отродясь в руках не держал, а семь выстрелов – семь покойников. У кого в сердце, у кого в башке дырка.

– И что, даже следствия не было?

– А зачем, если и так всё ясно. Двое с семерыми разве стали бы бодаться? Киров порычал, да и успокоился. Это ещё при покойном Дятлове, кураторе западных, было. А тот, пока в автомобильную аварию не попал, своих в обиду не давал.

Ну вот, второе везение Молчун спалил, когда в «Склеп» попал. Это такая редкая аномалия. Поганая – слов нет. Вляпаешься в неё и тут же натурально в могиле окажешься. И не в гробу с крышкой, венки, цветы, все дела, а просто забросит тебя метра на три под землю, и поминай, как звали. Вот и прикинь: шла тройка – три живых души, и вдруг, – хлоп! – будто в воду, и только три могильных холмика.

– Жуть какая, дядь Коля! А дальше чего?

– Вот тут у Молчуна второе везение и распечаталось. Выбрался он из-под земли, кинулся своих напарников раскапывать, да куда там – опоздал. Задохнулись. Тогда Молчун мобилу из кармана достал и приятелей своих напоследок сфотографировал. Назло Зоне. Знал: после этого не достанутся ей души умерших.

Ну, Зона, ясное дело не простила. Она за меньшее карает так, что смерть радостью покажется. А тут такое.

И вот, когда Молчун уже в лагерь возвращался, накрыла она его внезапным Выбросом. Причем как загрохотало, был он в чистом поле. Ни тебе домика, ни поганой канавки. Присмотрелся – что за диво! – на пригорке гроб стоит. Да не простой – железный. Он бегом туда. Открыл – пустой. А небо уже фиолетовое, вот-вот начнётся катавасия. Что делать? Пришлось ему в находку свою улечься, хоть какая защита, да последнее везение использовать. Так что выжил, хоть и перекрутило его Выбросом чуть ли не навыворот. Ходить ему нынче трудно, так Зона ему повозку, в которую две псевдоплоти запряжены, выделила. Теперь он ей навроде золотаря служит. Ездит, да аномалии от нашего брата прочищает. Тела на телегу свою накладывает и кого куда отвозит. Кого к учёным на Янтарь, а кого к Слепому доктору на болота. Кстати, гроб тот железный Молчун не бросил. С собой возит. Вдруг снова Выброс. Ну и если кто живой ему попадётся, к примеру не до конца какого бродягу аномалия уделает, Гробовщик его в свой гроб помещает, чтобы, значит, живым довезти до места назначения. Потому, как конструкция у того гроба особая. Помереть не даёт.

– А я вот слыхал, что грешников, тех, кто напарника в беде бросил или молодого в анамалию подтолкнул для забавы, сам знаешь, какие сволочи на свете встречаются… Так вот, таких Гробовщик к самому Саркофагу отвозит. Потому и зовут его ещё Саркофагер…

– Брешешь ты всё, Колян. Все знают, что Саркофагер – это волк из колючей проволоки, да сетки-рабицы сплетённый, стекловатой поганой набитый. Он, это да, мертвых, а когда и живых из тех, кто ослаб, своими колючками цепляет и к Саркофагу оттаскивает. А за это Монолит ему жить позволяет.

– Это ещё кто из нас, Муха, брешет. Твоего волка кто видел? А я Гробовщика, как тебя сейчас. В прошлом поиске у поворота на Романовичи. Едет себе по дорожке, две псевдоплоти у него в упряжке и аномалии не указ. Жека Трепач ещё по его следу идти предложил, мол, мимо всех бед проскочим. Слава Богу, отговорили дурака.

– Дядь Коля, а зачем он бродяг к Саркофагу возит?

– Никто точно не знает, Тоха. Некоторые говорят, Монолит их душами питается. Причём живых он с особым удовольствием употребляет. А как нажрётся, из-под земли вылезет, да крышку Саркофага, как шапку, себе на голову нацепит. И настанет тут для всех час Скорби и Доблести…

Толика Троячку я нашёл в дальнем углу заброшенного цеха на окраине Бураковки. Он лежал, скрючившись, у штабеля почерневших от времени досок. Споры Чёрного бамбука дали побеги, проткнув изнутри его живот, ближе к левому боку, но он всё ещё дышал. Я осмотрел тело бродяги, шип пока был только один. Дикий Митяй, стоявший рядом, виновато выдохнул и сказал:

– Говорили же ему – надень противогаз. А он, дурачёк, маску-то напялил, а фильтр скрутил до половины. Чтобы лучше дышалось.

– Комбикорм, – подтвердил стоявший за спиной Рябой. Он был старшим тройки и, похоже, сильно переживал из-за Толика. – Зелень майская. Сказок начитался, пух жёлтый, цыплячий. Крутым сталкером себя вообразил.

Я достал из рюкзака ветошь, накинул на матово-чёрную колючку и, резким движением сломал шип у самого основания. Толик резко открыл глаза и вскрикнул. Закашлялся. Из его рта по щеке побежала дорожка крови.

Полученный свёрток я спрятал в рюкзак. Костик проводил его алчным взглядом.

– Ты куда его? – заискивающе спросил Рябой. – К учёным или к Слепому доктору на болота?

– К доктору, – коротко ответил я и взвалил неожиданно лёгкое тело бродяги себе на плечо. Троячка то-ли громко выдохнул, то-ли застонал. Новомодный приборчик ПДА на его руке пискнул.