Совет знаменосцев - Яковлев Юрий Яковлевич - Страница 9

Дядя Митя, как большинство москвичей, был человеком чрезвычайно занятым. Каждый раз, затемно возвращаясь с работы, он испытывал перед своим племянником чувство неловкости: вот пригласил к себе в гости человека, а сам бросаешь его на целый день.

— В воскресенье, — говорил он, и глаза его оживлялись, — мы с тобой исходим всю Москву. Везде побываем. Готовь силы!

И вот наступило воскресенье!

Впервые в маленькой комнате дяди Мити не зазвенел будильник, словно он уснул на своем посту.

Спал будильник. Спал дядя Митя. Не спал Володя. Он лежал с открытыми глазами и терпеливо ждал пробуждения дяди.

Наконец дядя Митя открыл глаза. Он потянулся, покосился на часы и сам себе скомандовал привычное: «Подъем!»

Володя только и ждал этой команды, он тут же соскользнул с сундука, на котором дядя Митя соорудил ему постель, и, прыгая то на одной, то на другой ноге, стал натягивать брюки. Несмотря на воскресный день, дядя Митя не стал залеживаться в постели и тоже оделся быстро. Он долгое время был военным и привык к порядку.

Дядя Митя предвкушал, как удивит он племянника достопримечательностями столицы. Но только он привез Володю к зданию университета, как тот воскликнул:

— А я здесь уже два раза был!

Вот так удивил!

Дядя Митя устремился со своим гостем на огромный стадион в Лужники. Но едва они вошли в ворота стадиона, как выяснилось, что приезжий Володя ориентируется здесь лучше, чем москвич дядя Митя.

— Ко Дворцу спорта надо идти правее! — говорил Володя.

Дядя Митя был разочарован. А мальчик лукаво поглядывал на него и улыбался.

После обеда было решено продолжить путешествие.

Теперь, когда дядя Митя понял, что самыми известными местами столицы племянника не удивишь, он призадумался. Ведь получалось, что не он показывает Володе Москву, а Володя водит его по родному городу.

После обеда дядя Митя с некоторой опаской (вдруг он и там уже побывал?!) спросил племянника:

— Хочешь, поедем в музей Советской Армии?

На этот раз дяде Мите повезло: Володя там не был.

В музее было тихо. Все говорили вполголоса, словно боялись потревожить покой старого оружия, которое попало сюда из горнила войны. Казалось, что вороненые автоматы, пистолеты, ножи еще хранили тепло рук воинов. И, хотя оружие не сверкало, как на параде, а напротив, порой было ржавым, с вмятинами, оно приобрело особую цену. Самый простой, поржавевший от времени солдатский штык был здесь дороже штыка, откованного из чистого золота.

В музее дядя Митя очень коротко тихим голосом отвечал на все Володины вопросы, словно спешил скорее вернуться к своим мыслям и воспоминаниям. Старый воин, он понимал безмолвный, но красноречивый язык оружия.

Так, переходя из зала в зал, племянник и дядя подошли к стене, на которой висели знамена войны.

Одно из них сразу приковало к себе внимание Володи. Красное полотнище, как в часы безветрия, свисало с древка. Алый шелк, выгоревший на солнце, весь был изрешечен.

— Это следы от пуль, — коротко сказал дядя.

Володя тихонько приподнял полотнище и прочел: «629 стрелковый Ордена Суворова полк».

Дядя Митя сказал:

— Сосчитай пробоины.

— Зачем? — спросил мальчик.

— А затем, — сказал дядя Митя тихим голосом, — что под огнем знамя все время было в руках знаменосцев. И все пули, пробившие шелк, пролетали над их головами. Некоторые пули попадали не в знамя, а в того, кто нес его под ураганным огнем.

Володя удивленно посмотрел на дядю Митю, потом приподнялся на цыпочки и начал считать. И, пока он считал, дядя Митя внимательно следил за ним, будто боялся, как бы племянник не забыл сосчитать даже самой маленькой дырочки. Пулевых пробоин оказалось 126.

Володя закончил счет и повернулся к дяде.

— А вы откуда знаете про это знамя? — спросил он, догадываясь, что дядя Митя имел какое-то отношение к знамени.