Рождественский подарок - Арсаньев Александр - Страница 27
- Предыдущая
- 27/45
- Следующая
– Яков Андреевич, – деловито поинтересовался он, – вы еще не передумали осматривать тело мисс Браун?
– Разумеется, нет, – ответил я.
Медведев отпер дверь ключом из связки, которую он повсюду носил с собой. Мы с Никитой Дмитриевичем вошли в комнату вслед за ним. От мертвой тишины, царствующей здесь, нам с ним сделалось жутко.
В комнате ничего не изменилось со смертью ее хозяйки. Мебель стояла по-прежнему на своих местах, после того, как в комнате поработала горничная, на ней не осталось ни единой пылинки, рояль был раскрыт, словно мисс Браун вот-вот собиралась сесть за него и вновь заиграть свою Дюссекову сонату…
Однако Мери-Энн лежала неподалеку, на вощеном полу, который сверкал в лучах утреннего солнца. Глаза ее были широко раскрыты, волосы рассыпались по плечам, из-под темного, тяжелого платья выглядывала обнаженная щиколотка. На виске у нее алела маленькая ранка, ставшая для англичанки смертельной.
Я осмотрел комод, возле которого лежало тело мисс Браун.
Угол его, и в самом деле, был перепачкан в крови. Поэтому я рассудил, что предположение Медведева о падении англичанки оказалось весьма справедливым. Оставалось только выяснить, было ли это падение случайным?
Я заключил, что – нет, потому как платье ее было измято и порвано.
– Следы борьбы? – предположил Лаврентий Филиппович. – Не с вами ли сражалась мисс Браун? – осведомился Медведев у управляющего.
– Я же вам говорил, что слышал голос, который…
– Мало ли кто и что говорит? – усмехнулся квартальный. – Мне тут намедни один убийца рассказывал, что ему призрак являлся… А вы говорите голос, – развел руками Лаврентий Филиппович. – Не ваш ли?
– Нет, это превосходит всяческие границы! – Сысоев схватился руками за голову.
– Да ладно вам, не серчайте, – примирительно произнес Медведев, – обязанности у нас такие, – выдохнул он.
Сысоев ничего не ответил, его и так мутило при виде мертвого тела, а тут еще Лаврентий Филиппович со своими инсинуациями…
В этот момент на пороге появился отец Макарий, по-прежнему в длинной рясе, которая делала его похожим на ворона.
– Что творится в этом доме? – запричитал он, схватившись руками за лицо. – Ни соборовать по-человечески нельзя, ни похоронить по православному обряду. Вот и еще одна душа наш бренный мир без исповеди покинула… – продолжал сокрушаться отец Макарий.
– Да не печальтесь вы так, – со вздохом проговорил Никита Дмитриевич. – Она же лютеранка!
– Ну, – протянул священник, – это не особенно меняет дело! Все перед Всевышним едины.
Тем временем я обратил внимание, что из-за корсажа у Мери-Энн выглядывает крохотный уголок какой-то глянцевой бумаги. Я склонился над англичанкой и потянул за этот уголок, который оказался краешком элегантной визитной карточки.
– Что это? – встал в охотничью стойку Лаврентий Филиппович.
– Сейчас посмотрим, – ответил я и поднес находку к глазам.
Каково же было мое удивление, когда я понял, что держу в руках визитку Божены Феликсовны.
– Ну! – Медведев продолжал проявлять нетерпение. Но не мог же я сказать ему, что держу в руках визитную карточку моей любимой кузины, потому как эта информация только усложнила бы все это и без того запутанное дело, поскольку Лаврентий Филиппович счел бы визитную карточку Зизевской за доказательство моей причастности к гибели англичанки.
По моему же мнению, она только доказывала связь Гродецкого, которого индусы встречали в салоне Божены, с покойницей Мери-Энн.
– Визитная карточка, – ответил я и сделал вид, что имя Божены Феликсовны Зизевской мне ни о чем не говорит. Я надеялся, что Лаврентию Филипповичу ничего не известно о нашем близком родстве. Ее мать – Софья Андреевна Кольцова приходилась мне теткой. К счастью для меня, Божена Феликсовна носила фамилию отца.
– Дайте-ка ее сюда, – попросил квартальный.
Мне не оставалось ничего другого, как выполнить просьбу Лаврентия Филипповича Медведева.
Он взял ее в руки, повертел перед глазами, но так ничего и не сказал.
В гостиной нас уже дожидалась сама Ольга Павловна Титова, соизволившая, наконец, покинуть свой будуар. Глаза у нее по-прежнему были заплаканные, красные и припухшие. На них то и дело наворачивались слезы, искусанные губы дрожали, княгиня хлюпала носом и постоянно подносила к лицу батистовый платок.
– Яков Андреевич, – всхлипнула она, как только увидела меня, – вы уж извините старуху… Такое горе! – запричитала княгиня. – Такое горе! Оно мне глаза затмило, – простонала Ольга Павловна и снова заплакала. Княгиня, и в самом деле, выглядела постаревшей на десять лет. Словно и не она бесчинствовала совсем недавно в Мириной комнате. Блеск, питаемый ненавистью, в ее огромных карих глазах померк. В ней словно надломился какой-то внутренний стержень, и я чувствовал, что эта властная некогда женщина никогда уже не станет прежней.
– Ничего, ничего, – успокоил я ее. – Я понимаю, княгиня!
Вам очень тяжело!
– Да, – кивнула Титова. – Кто бы мог подумать, что такое случится?!
Я заметил, что Ольга Павловна вертит в руках бархатную коробочку и словно не решается что-то сказать.
– Не зря говорят, что жемчуг дарить нельзя, – вздохнула она. – Особенно на Рождество!
– Это еще почему? – спросил Лаврентий Филиппович.
– Примета плохая, – растолковала княгиня. – К слезам…
– Вы верите в приметы? – спросил Гродецкий, который только что вошел в гостиную.
– А как тут не верить-то? – снова всхлипнула Ольга Павловна. – Только вот… – княгиня замялась.
– Что «только»? – насторожился Медведев, не отрывая взгляда от коробочки, которая заворожила его. Я заметил, что и Станислав нет-нет да и глянет на нее.
– Не моя это жемчужина! – воскликнула княгиня Титова.
– То есть как это не ваша? – закашлялся Лаврентий Филиппович.
– Так вот, – развела руками княгиня, – не моя!
Коробочка-то, конечно, от нее…
– И как же вы ее отличили? – не удержался от вопроса Гродецкий. Я обратил внимание, что Станиславу изменило его обычное самообладание. Кстати, Лаврентий Филиппович тоже бросил на Гродецкого пристальный взгляд бледно-голубых глаз.
– На моей жемчужине было несколько неровных царапинок, – сказала княгиня. – Да и блеск у нее был другой, – добавила она и задумалась, подбирая нужное слово, – … шелковистый какой-то, что ли, – пожала плечами Ольга Павловна. Она раскрыла коробочку, и все взоры обратились на перламутровую жемчужину редкостной красоты.
– А вам это не кажется? – спросил Медведев.
– Нет, – покачала головой в чепце княгиня Титова, – не кажется. Николай Николаевич говорил, что таких жемчужин всего лишь две…
– Что вы говорите? – пробормотал Лаврентий Филиппович.
– Раз есть вторая, – сказала Ольга Павловна, – то, возможно, это она и есть, – заключила княгиня.
– Но… – Гродецкий изменился в лице.
– Князь даже говорил мне, – продолжала княгиня, – что знает ее владельца. Только имени вот его не называл, – сокрушалась она.
Я готов был поспорить, что Николай Николаевич Титов имел в виду господина Гродецкого.
– А коробочка ваша? – осведомился я.
– Да, – подтвердила Ольга Павловна, – я ее сразу узнала!
Вот, – показала она. – Видите? Это наши инициалы, – на дне бархатного футляра были выгравированы княжеские вензеля.
– Позвольте-ка поближе взглянуть, – попросил Лаврентий Филиппович.
Ольга Павловна покорно передала ему коробочку с жемчужиной.
– Ну и ну, – покачал головой Медведев. – Не знаю уж что и думать! – проговорил он, разглядывая несложный шифр. – И когда же вы, Ольга Павловна, это определили? – осведомился квартальный.
– Как только вы мне вернули футляр с жемчужиной, – сказала княгиня. – Я ее рассматривала, рассматривала; плакала, плакала, ну и…
– Вы абсолютно уверены? – спросил я Титову.
– Да что вы все заладили: уверена – не уверена?! – вдруг взорвалась Ольга Павловна. – Князя-то все равно теперь не вернешь! Я уж и пожалела, что вам об этом сказала! – воскликнула княгиня в сердцах. – Жемчужина-то моя подаренная все равно не отыщется, а тема для сплетен будет!
- Предыдущая
- 27/45
- Следующая
