Необычайные приключения на волжском пароходе - Толстой Алексей Николаевич - Страница 2

- И Волги не видели?

- Ничего не видали - как дым... Для удобства прямо внизу у буфетчика пили. День и ночь водку с мадерой.

Парфенов раскрыл маленький рот кружком и грохотнул. В контору ввалилось несколько человек с фибровыми чемоданами,- москвичи, выражение лиц нахальное и прожженное до последней грани. Обступили стол, и у агента зазвенело в ушах от поминания, - будто бы между прочим, - знаменитых фамилий, декретных имен... Так, один с мокрой шеей, в расстегнутой белой блузе, трясся отвислыми щеками, потными губами, собачьими веками:

- Послушайте, товарищ, была телеграмма моего дяди Калинина, дяди Миши?.. Не было? Значит - будет.Дайте ключ...

Другой, с носом, как будто вырезанным из толстого картона, и зловеще горящими глазами, ловко просунулся костлявым плечом:

- Для пасынка профессора Самойловича, броня "Известий ВЦИК"...

Чья-то в круглых очках напыщенная физиономия, готовая на скандал:

- Максим Горький... Я спрашиваю, товарищ, была от него телеграмма по поводу меня?.. Нет? Возмутительно!.. Я известный писатель Хиврин... Каюту мне нужно подальше от машины, я должен серьезно работать.

В то же время на пристани, куда ушел капитан, произошло следующее: человечек, которого в конторе приняли за важного американца, в крайнем возбуждении кинулся мимо бочек с сельдью на сходни. На набережной уже гремели подъезжавшие пролетки с пассажирами. Он остановился, всматриваясь в темноту, и- свистящим шепотом:

- Миссис Ребус... Миссис Ребус...

Мимо него, скрипя досками, прошел в контору веселый Парфенов. Наверху ссорилась с извозчиками группа бронированных москвичей. Человечек дрожал от возбуждения:

- Миссис Ребус, миссис Ребус...

Тогда из темноты у самой во ды выдвинулась женская фигура в мохнатом пальто. Он кинулся к ней по мосткам:

- Достал две каюты.

- Очень хорошо, но вы могли сообщить это более спокойно, - несколько трудно произнося слова, с английским акцентом проговорила женщина. - Дайте руку. У меня узкая юбка.

Протянув к нему руку в дорожной перчатке, она вскочила на мостик. Поднятый воротник пальто закрывал низ ее лица, кожаная шапочка надвинута на глаза.

Оправив кушак, она засунула руки в широкие карманы. Ее твердый носик казался кусочком заморского владычества на этом сыром и темном советском берегу.

- Каюты, которые вы получили, надеюсь, не заняты?спросила она.

- Вы же сами знаете, что я не мог заказать кают... Все переполнено... Пришлось взять каюты мистера Скайльса и мистера Смайльса...

- Как же вы думаете поступить с этими джентльменами? Через минуту они будут здесь. Надеюсь - вы не предполагаете, что я буду спать вместе со Скайльсом или Смайльсом?

- Все понимаю... У меня трещит голова, миссис Ребус...

- Агентство Ребус не оплачивает трещание вашей головы, мистер Ливеровский. Дайте ключ. Я устала и хочу лечь.

- Предполагал, что вы могли бы как-нибудь сами переговорить с американцами... Вам-то они, конечно, уступят каюты...

- Я ни о чем не буду просить Скайльса и Смайльса, они не принадлежат к числу наших друзей...

- Тогда что же? Чтобы они совсем не поехали?

- Да. Их не мешало бы проучить - этих друзей советской власти.

- Я должен понять, что вы разрешаете не останавливаться ни перед какими мерами?..

- Да... Ключ! - сказала Ребус.

Опустев ключ в теплый карман, пошла к освещенному пароходу. Обернулась.

- Негр едет? Вы проверили?

- Едет. Каюта ему забронирована. Сам видел. (Схватился за нос в крайнем раздумье и - про себя: "Гм, что-то надо придумать!" Ливеровский скрылся в толпе сезонных рабочих. Миссис Ребус, двигаясь как представительница высшей цивилизации, внезапно споткнулась. Медленно оборачиваясь, отодвинулась в сторону. По мосткам шли - молодая женщина в атласном несвежем пальтеце с заячьим воротником и трое мужчин. Один из них был негр; улыбаясь широким оскалом, он глядел вокруг с доброжелательным любопытством:

- Это - Волга? Я много читал о Волге у ваших прекрасных писателей.

- Все восхищаются: Волга, Волга, но безусловно - ничего особенного, говорила дама с заячьим воротником,- я по ней третий раз езжу. После заграничной вам покажется гадко. Грязь и невежество.

Муж дамы с заячьим воротником, профессор Родионов (средних лет, средней наружности, весь, кроме глаз, усталый), внес шутливый оттенок в женины слова:

- Собака, ты все-таки не думай, что за границей повсюду одни кисельные берега...

- Какие кисельные? Когда я о киселе говорила? При них котируешь меня как-то странно...

- Ах, собака, ну опять...

- Может надоесть в самом деле, - всю дорогу выставляешь какой-то дурой...

- Ну, ладно...

Видимо, царапанье между дамой и профессором было затяжное. Негр сказал, глядя в бархатную темноту на огоньки бакенов, на мирные звезды:

- Я буду счастлив полюбить этот край...

Четвертый спутник лениво: - За карманами присматривайте.

Один глаз у него был закрыт, другой - снулый, худощавое лицо, как на фотографии для трамвайной книжки.

Он пошел за ключами. Негр переспросил:

- Не понял, - о чем товарищ Гусев?

Дама с раздражением:

- Знаете, мистер Хопкинсон, не то что здесь карманы береги, а каждый день - едет, скажем, пассажир, - так его с извозчика даже стаскивают. Весь народ на этой Волге закоренелые бандиты...

Профессор с унылым отчаянием: - Ну, что это, Шурочка...

- И тут готов спорить?

- Никогда не поверю, миссис Шура, вы ужасная шутничка... - Хопкинсон не договорил: глаза его, как притянутые, встретились с пристальным взглядом миссис Ребус. Улыбка сползла с толстых губ.

Шура завертела любопытным носиком:

- На кого уставились? (Увидела, тоненько хихикнула.) Вот и правда, говорят, - на негров особенно действуют наши блондинки...

- Шура, замолчи, ради бога.

- Оставь меня, Валерьян.

- Эта дама - не русская, - с тревогой проговорил негр, поставил к ногам профессора чемодан и, будто преодолевая какой-то постыдный для него страх, пошел к миссис Ребус. Приподнял шляпу.

- Боюсь быть навязчивым... Но мне показалось...

Эсфирь Ребус освободила подбородок из воротника пальто и улыбнулась влажным ртом, пленительно:

- Вы ошиблись, мы не знакомы.

- Простите, простите. - Он пятился, смущенный, низко поклонился ей, вернулся к своим. Лакированное лицо взволнованно: - Я ошибся, эта дама англичанка... Но мы не знакомы... (Снял шляпу, вытер лоб). Я немножко испугался... Это нехорошее чувство - страх... Он передается нам с кровью черных матерей.

- Слушайте, испугались этой гражданки? Чего ради?

- Она мне напомнила... Ее взгляд мне напомнил то, что бы я хотел забыть здесь, именно здесь, в России...

- Расскажите. Что-нибудь эротическое?

- Собака, пойдем на пароход, в самом деле...

- Оставь меня...

- Женщинам не отказывают, миссис Шура... Но слушать на ночь рассказы негра...

- Именно - на ночь...

- Вы будете плохо спать.

- Наплевать, слушайте... Все равно - у меня хроническая бессонница.

- Это у тебя-то? - сказал профессор.

- Мистер Хопкинсон, сознайтесь - у вас какая-то тайна...

Не ответив, негр опять повернул белки глаз в сторону миссис Ребус. Лицо ее до самых бровей ушло в широкий воротник, ножка потопывала. Притягивающие глаза не отрывались от Хопкинсона. Шура прошептала громко:

- Уставилась как щука...

Когда Гусев, вернувшись с ключами, заслонил спиною миссис Ребус, она оторвалась от стены и прошла мимо Хопкинсона так близко, что его ноздри втянули запах духов. Почти коснувшись его локтем и будто обезвреживая странный блеск глаз, она освободила из воротника подбородок, показала нежнейшую в свете улыбку:

- На пароходе будем болтать по-английски, я очень рада. Ожидается прекрасная погода. Покойной ночи.

Она ушла на пароход. Хопкинсон не смог ничего ответить. Родионов сказал раздумчиво: